— Монет больше нет, Монах. Все отдал сторожу на Широкой речке.

— Сторожу городского кладбища? Но зачем? — Я ушам не верил.

Вадим осушил свой стакан и каким-то чужим глухим голосом продолжал:

— Набрел я тут как-то на чудную поляну. Вся в фиалках и лютиках, а по краям березки молоденькие… Не устоял… Перезахоронил Наташку, жену, с Широкой речки сюда. Пусть со мной будет. Ты не думай: сделано чисто, на городском все так и осталось — и памятник, и плита. Никто не врубится, что гроба нет. Завтра покажу место. Там меня и похороните рядом, если что.

— Ты хоть гроб-то не вскрывал? — почему-то вдруг осевшим голосом спросил я.

— Грешен… Не сдержался. Все-таки девять лет не видались. Наташка почти такая же осталась. Усохла децал и почернела вся, ну прямо негритянка. Но все одно красавица…

Я залпом, как воду, выпил полный стакан «смирновской» и кивнул Цыпе.

— Выйдем, покурим на воздухе. Душно что-то.

Во дворе мы плюхнулись на какую-то собачью надгробную плиту. Цыпа протянул мне кисин серебряный портсигар и щелкнул зажигалкой. Стянул, пока волок, понял я.

— Нет, Евген. Портсигар прихватил на случай, если ты пыхнуть захочешь, — словно прочитал мои мысли Цыпа и тоже закурил. — А духоту, кстати, можно ликвидировать. У Фунта есть запасной кондиционер. Могу привезти и здесь присобачить. Он автономный, в паре с мини-генератором. Я же электриком в зоне был.

— Дебил, — без эмоций констатировал я. — К чему кондиционер, если дом сквозняками проветривается?

— Вкурил… Так ты из-за перезахоронения? Ерунда. Все дело его знаю. У Вадима в зоне другая кликуха была — Отелло. Задушил он жену Наташку по пьяни из ревности. Любил уж слишком. За что и сгреб восьмеру по сто третьей. Отсидел от звонка до звонка. Если помнишь, когда он с нами работал, по субботам почти всегда отсутствовал. Ты, должно, думал, он по борделям мотается? Я его выпас — Вадим на могилку жены цветы охапками таскал. В натуре, прикидаешь?..

— Могу. Но гроб сюда приволочь — отпад, дальше некуда. У Могильщика явно крыша дымится. Надо крепко пораскинуть, как с ним быть. Нам еще двинувшихся по фазе не хватает для полноты счастья.

— Когда приступать? — по-деловому взял быка за рога Цыпа. — Сварганю один, без Кисы, вот увидишь. Работать под несчастный случай? Закрытая заслонка печи — задохся пьяный от угара?

— Нет. Рано. К этому, по ходу, мы еще вернемся. Во-первых, «Приют для друга» записан за ним, во-вторых, надо глянуть на его фиалковую поляну. Желание обреченного — закон. Если не слишком накладно.

Спать рядом с некрофилом было не в кайф, но усталость взяла свое. Мы с Цыпой устроились за печкой, а Могильщик лег на лавку под окнами. Ночь прошла тихо, если не считать немного жутковатого — в свете открывшихся фактов — уханья филина где-то в черной глубине леса.

Следующий день не принес никаких неожиданных сюрпризов. Киса, опохмелившись, ожил, а когда я вернул ему портсигар, и вовсе повеселел. Даже извинился перед Вадимом. Как чингачгуки, они выкурили на пару косяк и сошлись на том, что оба накануне погорячились зазря. Кису ка весь день я посадил на радио и телевещание следить за новостями из Екатеринбурга.

Сам с Цыпой и Могильщиком наведались на поляну, где покоилась жена последнего. В натуре, все было аккуратно. Единственное, что выдавало место захоронения, — трава еще не выросла. Но природа дело быстро поправит, скроет и этот последний след.

Вечером станция «Радио-СИ» сообщила, что решением областного управления внутренних дел в связи с ухудшением криминогенной обстановки в Екатеринбурге и пригороде введены в действие профилактические операции «Сигнал» и «Кольцо».

Еще через сутки «Тик-Так» показал квартиру метрдотеля «Большого Урала», застреленного неизвестными, во время сна с официанткой того же ресторана. Завидная смерть — те даже не успели проснуться, хотя входная металлическая дверь была взломана очередью из Калашникова. Даже если он и снабжен глушителем, представляю, какой грохот стоял. Это все равно, что бить молотком по пустой железной бочке.

Еще через пару дней в офисе ТОО «Каратисты Урала» грохнуло взрывное устройство неустановленного образца, унеся души троих «спортсменов» и отправив пятерых в травматологическую клинику с ранениями различной тяжести.

Хромоножки явно сработали по наводке — уж слишком им пофартило — в ТОО как раз проходил совет директоров, то есть собрались «бригадиры» боевиков. Наверно, решали, кто займет место Бати.

Следующие трое суток в новостях не промелькнуло ничего достойного внимания, из чего я заключил, что прошла волна арестов и спровоцированная нами разборка благополучно выдохлась из-за крупных потерь в живой силе с той и другой стороны. Короче — и «центровики», и «уралмашевцы» уже перестали существовать как реальные боевые группы. С чем и поздравил ребят, предварительно сгоняв Цыпу в Верхнюю Пышму за ящиком полусухого шампанского.

Медведь

За девять дней, что мы отсутствовали, прохлаждаясь на природе по соседству с любовно ухоженными могилками лучших друзей человека, город сильно изменился. Бросались в глаза многочисленные патрули омоновцев и спецназовцев в защитно-пятнистых и черных формах, вооруженных не смехотворными пукалками Макарова, а солидными модернизированными Калашниковыми десантного варианта пять сорок пять.

Пока доехали до «Вспомни былое», трижды наш «Жигуленок» тормозили, заставляя выходить из машины, и шмонали, поднимая даже сиденья.

— Сюда бы мой Стечкин, — шепнул, не выдержав, при третьем обыске Цыпа, — от этих козлов одни рога остались бы.

— Не возбухай. Все нормально. — Я подмигнул Цыпе и доброжелательно улыбнулся старлею в черной униформе со спецназовской эмблемой на рукаве, словно это не он, падло, секунду назад больно ткнул мне меж лопаток стволом автомата, приказывая вскинуть руки на капот.

Фунт, вооружившись очками, восседал за столом в своем кабинетике и сосредоточенно штудировал «Российскую газету».

— Евген! — радостно вскинулся он и тут же как-то потух, поскучнев сморщенным старческим личиком. — Ты уже читал?

— А в чем суть дела? — Я открыл холодильник и выудил себе и Кисе по банке чешского пива. — Налоги опять повышают?

— Хуже. — Петрович протянул газету. — На первой полосе секи. Указ президента о борьбе с бандитизмом и другими проявлениями организованной преступности.

— Любопытно, — отхлебывая ледяное пиво прямо из банки, углубился в чтение. Через несколько минут небрежно скомкал газетку и закинул в урну под столом. — Лажа! Опять совдеповская показуха. Нас эти понты не заденут. Ты ведь не обыватель, а битый волчара: должен был мигом вкурить, что последние параграфы сводят на нет предыдущие. Прокуроры в матушке-России поголовно все перестраховщики и карьерой своей рисковать просто побоятся.

— А задержание до тридцати суток?

— Это коснется только засвеченных групп, а попросту — хулиганья, возомнившего себя рэкетирами и гангстерами. Мы же в тени. Нормальные бизнесмены. Уверен, что такой ориентировки, как «группа Монаха», в ментовских ЭВМ нет. А раз у оперов не числимся, то нас не существует. Сечешь поляну?

— Секу. — Петрович несколько успокоился и обмяк. — Ты, как всегда, прав. Зря я захипишевал. Возраст дает знать — масло в чайнике уже не то.

— Давай, Фунт, рассказывай лучше, как в заведении дела?

Лицо старика снова поскучнело.

— Неважнецки, Михалыч. Местная шпана, зелень бритоголовая, а прет буром, чтоб поил их кодлу на халяву. За охрану, якобы. Пока луну кручу, но скоро терпение их лопнет — будут витрины бить. С десяток наберется, оглоедов. Старшим у бритоголовых Андрюха по прозвищу Медведь. Комплекция подходящая. Недавно демобилизовался, нигде не работает. Шляется по пивнушкам, свору собрал таких же, оторви да брось.

— Глянь, Петрович, он сейчас не в зале?

— А где ж ему быть? Медведь на нашу Ксюшу глаз положил. Но не думай — она на Андрюху фунт презрения.

— Подтяни его сюда, — я отставил пустую банку на столик и откинулся в кресле. — Скажи, с ним хрюкнуть хотят.