Что за бред?! А как же тогда история брата Себастьяна? Чтоб мне треснуть, если я хоть что-нибудь понимаю! Либо кто-то бессовестно врет… либо мы не тот замок захватили?

— Слышь, фогт! А это точно Розиттен?

Задумавшись, я неуклюже задел колено Конрада, от чего державшийся из последних сил храмовник, даже не вскрикнув, закатил глаза под лоб и потерял сознание.

— Эй-эй, ты чего удумал? Ты мне брось это дело…

Я вскочил на ноги и рявкнул на весь замок:

— Чего рты разинули?! Не видите, комтур умирает?! Живо лекаря сюда! А не то я вам!..

На какое-то время мне показалось, что удар по голове не прошел бесследно и я как минимум оглох — такая в замке стояла тишина. Но уже в следующее мгновение двор ожил и зардел, словно потревоженный улей. Прямо как в анекдоте о «лопнувших» глазах и свете, выключенном в туалете.

Будто уже давно стояли в дверях и только ждали моего разрешения, во двор выскочило несколько человек, одетых, как слуги, и, с опаской косясь в мою сторону, захлопотали над фон Ритцем. Похоже, фогта здесь сильно уважали. Или побаивались…

Ко мне тоже подбежала пара наемников Лиса. Морды довольные, глаза веселые. Будто хмельного дернули. Принюхался. Нет, не пахнет. Значит, от радости. Что и замок наш, и сами уцелели.

— Ваша милость, вы не ранены? А то, как храмовник вам по голове булавой врезал, мы думали, все, поминальную надо заказывать…

— Нет. Фогт только медведя еще раз убил, — я тоже изобразил на лице веселье. Зачем людей излишней серьезностью тревожить. — Капитан где?

— У бранденбургских рыцарей, ваша милость. Как вошел в башню, так и не выходил больше.

— А что в казарме?

— Сперва ломились, теперь притихли.

— Понятно… — услышав ответ, я сделал себе зарубку на память: если осяду где-нибудь надолго, сделать в помещении для солдат второй выход. Типа аварийный. Но это потом. Сейчас успех закрепить надо.

Я поманил ближе того, что выглядел старше. Солиднее.

— Объяви кнехтам, что их фогт сдался в плен и замок переходит к маркграфу фон Айзенштайну. Если кто захочет присягнуть новому господину — препятствий не будет. Как и тем, кто пожелает уйти. Да, не забудь прибавить, что жалованье маркграф кладет вдвое против прежнего, после первого месяца службы. А ты, — я ткнул пальцем во второго, помоложе, — метнись к западной башне. Лиса позови. Если выйдет, скажите что жду его. А если нет, двери не ломайте, меня зовите.

— Как прикажете, ваша милость!

Отдав распоряжения, я вернулся к Конраду. Пользуясь тем, что рыцарь без сознания, то есть боли все равно не чувствует, с него первым делом сняли доспехи.

Лекарь, а их всегда просто отличить от остальных по характерным движениям, когда они осматривают пациента, супил брови, что-то бормотал, но особой озабоченности не выказывал.

— Что с ним?

— Повезло господину коммодору… — ответил тот, не отрываясь от дела и даже не посмотрев, кто спрашивает. — Если можно перелом назвать везением. Но это как посмотреть. Немного ниже, и остался бы фогт без ноги. Вернее, пришлось бы отрезать конечности по колено. Чуть выше — дубина раздробила бы бедро. А кость срастется… Через месяца два-три хоть в седло. Только на дождь ныть станет…

Угу. Что ж, может, оно и к лучшему. Враг он и в Африке враг, особенно немец, но если не повинен фон Ритц в том, что я ему предъявить хотел, то и наказание можно смягчить.

— Очнется скоро?

— Когда прикажете, ваша милость…

Лекарь явно слышал, как ко мне обращались наемники, и сделал вывод. Умен, шельма. Решил сразу бонусные очки заработать. А что, Le Roi est mort, vive le Roi![44] Англичане, кажется, как раз во время крестовых походов этот тезис и придумали. Или это на него мой портрет подействовал? Я заметил, как врач дернулся, соизволив обратить внимание на того, с кем говорит. Он даже украдкой смастерил левой рукой «козу», которой мусульмане ифритов изгоняют. Без разницы.

— Только, если позволите, я бы сперва хотел закончить с перевязкой.

— Хорошо. Мы же христиане, а не варвары. Зачем причинять рыцарю лишние страдания… — но так как милосердие плохо вязалось с моей внешностью многозначительно прибавил: — Намучается еще.

Не знаю, что лекарь и слуги вообразили себе, но побледнели все. Пускай. Авторитет и уважение еще приобретать надо, а страх действует сразу. И дисциплинирует. Чтоб без сюрпризов. Вроде яда в стакан или ножа в спину.

— Долго ждать, пока ты закончишь?

Лекарь внимательно поглядел на меня, поскреб затылок. Зачем-то прокашлялся, словно внезапно вдохнул едкого дыма, и только после всех этих проволочек ответил:

— Нет, ваша милость. Я, конечно же, если прикажете, могу поторопиться. Но если господин рыцарь вам нужен не только для пыток, а еще и в будущем, то спешить не стоит. Чем лучше я все сделаю, тем быстрее он встанет на ноги. Не сразу, конечно, месяца через два… если будет на то воля Создателя.

— Я тебя понял, э-э-э… — Выразительная пауза, вопросительный взгляд и характерное шевеление пальцами подсказали эскулапу, какая подсказка мне от него требуется.

— Абу Али ибн Абдуллах, ваша милость. Чтоб не утруждать ваш слух и память.

То-то я гляжу, он слишком смуглый для германца. Спасибо крестовым походам — гроб Господен, кажется, так и не нашли, зато медицину в Европе подняли на должный уровень.

— Угу… Я буду звать тебя Али… — подыграл я эскулапу, как и все азиаты в душе убежденному, что европейцы тупые и ленивые хамы. Еще и морду кирпичом сделал. А чего, я сиятельство, мне можно. — Лечи рыцаря хорошо. Он мне нужен здоровый. Иначе, как ты верно заметил, я ударил бы выше или ниже…

Потом наморщил лоб, изображая мыслительный процесс, и спросил:

— Скажи, Али… Слышал ли ты что-нибудь о той беде, что приключилась с лекарем из Янополя?

— Господин интересуется достопочтимым Аароном или аптекарем Левинсоном? А может быть, доктором Крауткопфом? Так о последнем не стоит. Кажется, его не зря так прозвали… — сын Востока не подал виду, что удивлен моим вопросом.

А вот я на минуточку остолбенел. Не от изобилия еврейских имен и фамилий, это как раз в порядке вещей — не зря у острого на язычок народа до сих пор живет поговорка: «Вася, Петя — арбайтен. Гога — шрайбен», и среди светил медицины Зильберштейнов на порядок больше, чем Ивановых, Чепуренко или Гарбузюкив, вместе взятых. А потому, что ни один из перечисленных не мог стать братом Себастьяном. Иудей-выкрест явление не самое фантастическое, особенно когда гешефту на пользу, но дело не в вере и даже не в деньгах. Я же видел «немого» лекаря, и он точно не был жидом.

— А других лекарей в Янополе ты не знаешь?

Абу Али ибн Абдуллах мотнул головой.

— Нет, ваша милость. Это маленький город. И не очень богатый… Там и троим медикам делать нечего. Так что других врачевателей в Янополе нет. По меньшей мере с тех пор, как я поселился в замке Розиттен. То бишь уже скоро лет шесть будет.

— Ваша милость! — к нам подбежал запыхавшийся ландскнехт. — Прошу прощения, вас капитан зовет. Сказал: «Важно и срочно!»

Вот как? Не идет, а к себе зовет? Видимо, что-то не так пошло с бранденбургскими рыцарями.

— Веди, — кивнул наемнику и бросил через плечо лекарю: — Али, надеюсь, что до моего возвращения фон Ритц придет в сознание?..

Вообще-то провожатого я взял скорее для статуса. Не надо иметь университетское образование, чтобы понять, какая из башен замка западная. Тем более в предрассветный час, когда начинают блекнуть и прятаться звезды на восточной части неба. Но все те, кто продолжал наблюдать за происходящим из укромных мест, ни на секунду не должен усомниться в моем высоком положении. Сдаться благородному и высокородному противнику не так обидно, как сложить оружие перед подлым разбойником.

У двери, ведущей в башню, стояло еще несколько наших воинов, укрывающихся за невысокой баррикадой, сооруженной наспех из каких-то бочек и досок, и нацелив на бойницы башни взведенные арбалеты.