Али на мгновение задумался.

— Я был во многих городах. Этот не самый грязный. Там много зелени и гор, а я люблю горы. Я в них вырос.

— Вот и приехал бы как турист…, смотрел, любовался… Кстати, почему ты пошёл работать именно в фирму «Аузер»?

— Там много «наших» работает… Хорошо зарабатывают, машины новые.

— Что значит — наших? — Али смутился и опустил голову. — Ты имеешь ввиду приезжих или ещё кого?… Молчишь!.. Понятно… Как вы поменялись с Ахмедом Муссави и где?

— Я не знаю никакого Ахмеда, — сказал он, не поднимая головы.

— Так зовут человека, который вместо тебя ушёл на судно «Тиберия»… Как видишь, мы многое знаем о тебе…

— Я не знал, как его зовут, — еле слышно ответил Али. — Когда мы были в Судане, один человек сказал мне, что я должен остаться в Германии, а вместо меня на судно придёт другой человек.

— Как звать этого человека?

— Я не знаю… Он почти ни с кем не разговаривал…, только с капитаном.

— Я так понял, что ты был и в Судане? Что ты там делал? — Али молчал. — Молчание не лучший способ защиты… Скажу тебе больше — «Тиберия» снова идёт в Германию. — Вальтер решил играть на опережение. — Тогда мы всё сможем узнать и без тебя.

— Мы были в лагере… Там подошёл ко мне этот человек и показал фотографию. На ней был парень очень похожий на меня… Мы поменялись прямо в порту, когда разгружали хлопок. Его привёз хозяин фирмы, а меня забрал.

— А как же прошли пограничников?

— Мы ведь поменялись в городе.

— Понятно… Тебе не сказали, почему надо остаться в Германии?

— Нет… Я только знаю, что этого парня ждали в Бейруте.

— Откуда?

— Я слышал, как этот человек говорил ему, что в Бейруте его ждёт учитель.

— Как зовут учителя, ты конечно не слышал?

— Правда, не знаю…

— Ну, хорошо…, а откуда ты знаешь Абдель-Керима?

— Когда я был в Ливане, он часто бывал там… Он добрый человек. Помогает детям и бедным.

— Да, помогать бедным и детям, конечно, не порок, если при этом других не делаешь бедными и сиротами. Твой Абдель-Керим виновен в смерти десятков людей и столько же сделал сиротами.

— Неправда… — почти выкрикнул Али. — Он подобрал меня, когда я был ещё совсем маленьким… Он учил меня…

— Убивать!? — резко перебил его Вальтер. — Эти его школы раскиданы по всему миру и учат в них не наукам, а как отнимать жизнь! Этому тебя учили? — Али замолчал. В его глазах сначала появился страх, затем непонимание, которое затем перешло в ненависть сжатых губ и челюстей. Вальтер понял, что этот парень не так много знает, но через него можно выйти и на других, разговорив его. Сейчас важно не перегнуть палку. Он решает прервать допрос, тем более, что он шёл уже два часа. — Ладно! Об этом мы поговорим завтра. Иди, отдыхай… и подумай, как следует.

Он вызвал конвой.

На следующий день Вальтер вёл допрос уже в камере. Ему хотелось увидеть реакцию Али на перемену обстановки. Но никакой реакции не последовало. Они обменялись приветствиями и сели за стол друг против друга. Али первым начал разговор.

— Скажите, пусть дадут другое одеяло. Здесь ночью очень холодно.

— Хорошо. Я передам твою просьбу…, а теперь давай о наших делах.

— Наших дел пока не было. Вот когда будут…, узнает весь мир.

Вальтер в упор посмотрел на допрашиваемого. Тот выдержал взгляд, и лишь дрожь в пальцах выдавала внутреннее напряжение. «Кажется, перемена обстановки повлияла на него в обратном… Ну, что же, тем лучше. Быстрее договоримся до конечной их цели».

— Давай договоримся так….- начал Вальтер, — ты пока обвиняешься за незаконное пересечение границы, но если ты будешь и дальше разглагольствовать о своих прошлых и будущих делах, то мы постараемся раскопать их и тогда уже разговор будет иной… Поэтому, советую тебе ещё раз — давай обойдёмся малой кровью.

— Крови я видел много… И тогда, когда американцы расстреливали Бейрут со своих линкоров и где погибли мой брат и сестра, а я чудом остался жив, и когда русские пришли в наш кишлак в Афганистане и сравняли его с землёй, только за то, что мы не дали им проехать танками по нашим полям… Мы берём большую цену за нашу кровь… Спрашивай!.. Что знаю — скажу, но не более.

— Нам не надо больше, нам надо точнее… Я так понял, что ты воспитывался в одном из лагерей Абдель-Керима?

— Да, в Бекаа… Он подобрал меня в Бейруте, где я жил у сестры с братом. Когда они погибли, я остался один. Абдель-Керим подобрал меня и послал учиться в Пакистан.

— Про Пакистан, потом… Давай о лагере в Ливане. Что это за лагерь? Сколько курсантов? Кого готовят и куда?… Мы можем показать тебе плёнку об этих лагерях, чтобы ты не думал, что мы ничего не знаем о них.

— Мне не нужна ваша плёнка… Из лагеря я уехал ещё пять лет назад. Наверное, за это время там многое изменилось. Поэтому, я не думаю, что, то, что я вам расскажу, будет полезно для вас.

— А где же ты был всё это время?

— В Афганистане… Воевал с американцами, потом охранял пещеры.

— Не понял?… Пещеры?… Вы прятались там? Зачем их охранять?

— Когда наш учитель, Абдель-Керим был там, он говорил, что здесь мы будем делать оружие против неверных. Тот большой человек, о котором я говорил вам, будет самым главным… Ещё в Судане я слышал, что этот парень, которого я заменил, должен ехать туда. Это всё, что я знаю.

— Абдель-Керим не говорил, что это будет за оружие?

— Нет… Он только говорил, что к осени всё должно быть готово… А, что готово — я не знаю.

— А где находятся эти пещеры? Ты знаешь?

— Знаю. Мы ехали туда из Пакистана. Там одна дорога…, но туда никто не проедет.

— Почему?

— Такой приказ. Убивать всех кто едет по этой дороге… Назад, без разрешения, никого не выпускают.

— Однако, хороши у вас порядки!.. Ты говоришь, что вы воюете против неверных? Но ведь там живут одни мусульмане! Как это понимать?

— Не знаю. Мы не задаём себе таких вопросов.

— А надо бы!.. А как же ты выехал оттуда? И кто отдаёт приказ на въезд и выезд?

— Там есть такой человек. Он подчиняется только Абдель-Кериму… Учитель доверяет мне…, поэтому я выехал.

Вальтеру стало ясно, что Али пользуется каким-то покровительством Абдель-Керима. Значит он знает намного больше того, о чём успел рассказать. Сейчас он пожалел о том, что не составил хоть приблизительный план допроса. «Жаль, что я не следователь, — подумал он. — Хорошо хоть запись идёт. Потом можно будет прослушать». Он решил не распыляться в вопросах, а добить один.

— А почему именно к тебе такое доверие?… Есть какая-то причина?

— Он мне второй отец… Он спас меня в Бейруте, а я отблагодарил его тем же.

— Как это?

— Я не хочу об этом говорить… Разве может быть какая-то цена за спасённую жизнь?… Но он всё равно отблагодарил меня. Я стал одним из его охранников. Но мне не нравилось это. Только спят и едят, а толку никакого. Пуля всегда быстрее охранника.

— Здесь ты пожалуй прав… И всё-таки, где ты спас его?… Я не настаиваю…, можешь не говорить. Это так… для беседы.

— Когда мы взорвали американцев в Бейруте, его арестовали по подозрению в этом. Я и ещё трое его учеников расстреляли тогда конвой и освободили его.

— Так организатором взрыва всё-таки был он?

— Он дал своих людей… Они отдали свои жизни Аллаху.

— Ты хочешь сказать, что и ты способен на это?

— Человек не должен бояться смерти. Это всего миг в его жизни, а вся жизнь в руках Аллаха.

— Я не священнослужитель и не психолог и мне трудно спорить с тобой, но я знаю точно — жизнь прекрасна и здесь, на земле… Поэтому давай отложим наш разговор до завтра.

Но пришлось все дела отложить на несколько дней. На следующий день, утром, прослушивая запись допроса, он одновременно листал протоколы совещаний по данному делу. Хотелось выстроить хоть какую-то логическую цепочку в своих вопросах к Али. Просматривая очередной протокол, он вдруг вспомнил, что на одном из последних совещаний присутствовал англичанин. «Кажется, его звали Джей. Он говорил тогда, что сейчас они следят за каким-то грузом, который Хамади сопровождает в Пакистан… Но Али говорит об Афганистане!.. Возможно, они и сами не знают конечного пункта. Надо переговорить с шефом и связаться с Лондоном».