Но судьба у каждого своя: кому-то прожить сотни лет, а кому-то - лишь тридцать, и достичь за эти тридцать можно, оказывается, очень и очень многого.
Меланхоличная мысль о поэте сменилась завораживающей мыслью о пельменях, только не разваренных, как получилось в прошлый раз, а хорошо приготовленных, с маслицем, сметанкой и лучком, и Эльконто принялся вспоминать, где он в последний раз видел забегаловку с названием «Теремок». Вроде бы ты там их хорошо готовили.
Когда на экране извлеченного из кармана мобильного высветился «ДубльГис», Дэйн, предвкушая добротный сытный ужин, принялся вбивать название кафе.
*****
Впечатления от следующих двух дней слиплись в названия, которые он не запоминал, бесконечную череду дворцовых залов и парков с шумящими фонтанами и ряд напоминающих друг друга пейзажей из улочек, аллей, мостов и набережных.
Петербург жил своей жизнью.
Грохотали колесами трамваи, зазывали новых туристов пестрые рекламные щиты экскурсионных бюро, куда-то спешили пешеходы, курили, примостившись на горе из пыльных тряпок, наблюдая за текучим проспектом, длиннобородые нечесаные бездомные. Плавали по рекам лодки, поблескивали в лучах солнца купола Исаакиевского собора, монументально возвышались среди суеты изменчивого мира возведенные предками архитектурные сооружения.
Наверное, все. Так он решил.
Пора возвращаться домой.
Спасибо этим улочкам, что приветливо шелестели деревьями, спасибо домам, что добродушно провожали взглядами блестящих на солнце окон, спасибо людям, наблюдая за которыми, Дэйн улыбался. Спасибо обнимающимся парочкам за свежесть чувств, малышам за детский смех, которого он в ближайшее время не услышит, их мамам за ласковые улыбки, старичкам за безмятежное спокойствие в глазах на закате жизни.
Благодаря всему этому стало легче. Быть, дышать, топтать землю. Да, впереди «Война», но туда он вернется с новыми силами, отдохнувший, бодрый и, наверное, в сентиментальном расположении духа, который быстро выветрят звуки взрывов и рикошета.
Осталось чуть-чуть.
Эльконто как раз собирался свернуть в ближайший магазинчик и купить бутылку местного пива, чтобы раскупорив, посидеть напоследок на скрипучей кровати, послушать тишину ставшего немножко родным дворика и, прежде чем давать клич Бернарде, погрустить в одиночестве, когда увидел ее…
- Одна чашка кофе! Это все, о чем я прошу.
Она улыбалась и пыталась его обойти - девушка в коротеньком синем пальто, юбке, темных колготках, на каблучках. С каскадом роскошных золотистых волос и зеленоватыми глазами под вольным разлетом бровей. Нимфа, соблазнительница – мягкая, свежая, прекрасная в своей аккуратности.
- Нет, вы не понимаете, я не могу. Я тороплюсь.
Дэйн не слышал ответов, лишь видел смущенную улыбку полноватых розовых губ и тонул в неброской зелени глаз. Он просто не мог, не имел права позволить ей вот так уйти.
- Леди, одна чашка, весь список десертов из меню, а потом я сам разведу полы собственного плаща, чтобы вы наладили мне пинка!
Растерянно хлопнули длинные ресницы; губы удивленно приоткрылись. Взгляд скользнул по короткой куртке.
- Вы шутник, да? На вас даже нет плаща.
- Нет? Я забыл, он дома… - От отчаяния Эльконто закатил глаза. – Одна чашка кофе, и я исполню любое ваше желание. Даже если вы махнете мне рукой и укажете направление, куда идти. Я пойду.
Наверное, он выглядел… нет, не жалко, но по-кукольному смешно: двухметровый здоровяк с застывшим на лице выражением немой мольбы, потому что незнакомка, спустя несколько длинных секунд молчания, все-таки впустила на лицо робкую улыбку.
- Хорошо. Но только одна чашка кофе.
Ей, наверное, показалось, что он, коротко поклонившись в знак благодарности за ее согласие, пробормотал: «Господи, спасибо!»
Она была первой, кто смеялся над его шутками. Смеялась так заливисто, что Эльконто млел подтаявшим на солнце снеговиком, сидел с глупой улыбкой на лице и никак не мог перестать любоваться веселой искринкой в больших, немного удивленных глазах. Ему нравилось в ней все: чуть дерзкая форма ухоженных бровей, золотая змейка браслета на запястье, покрытые бесцветным лаком короткие ноготки, манера держаться – уверенно, но при этом сдержанно и скромно.
И постоянно преследовало ощущение, что в сидящей напротив женщине скрывается нечто большее, невидимое взгляду: неукротимый дух, озорство и тщательно припрятанная внутри бесшабашность.
- Вы не понимаете. Никаких свиданий, нет-нет! Я уезжаю через полторы недели, переезжаю жить в другую страну и не хочу водить вас за нос. Зачем я буду обманывать?
Эльконто почти не расстроился. Нет, все же расстроился: ведь и самому скоро уходить из приютившего почти на неделю мира, но думать о расставании сразу после встречи? Нет, уж лучше думать о хорошем.
- Далеко переезжаете?
- В Австралию. Все документы уже готовы.
- Это далеко отсюда?
- Другой континент.
- Континент? Я слышал о таких…
Валерия – она представилась именно так - смотрела на него с мягким изумлением.
- Слышали? Давно? – И она рассмеялась. – Вы не местный, да?
- Нет. Я здесь тоже… проездом.
Это ее расслабило. Дэйн мысленно отпраздновал выигрыш первого, пусть маленького, но такого важного раунда; Лера взяла в руки меню.
Они ели красиво оформленный в вазочках Тирамису, пили горячий Латте и разговаривали обо всем подряд, больше, конечно, о ней, нежели о нем. Выяснилось, что Лере почти двадцать восемь, детей нет, разве что в планах, а пока карьера и только она. Предложенная на далеком континенте должность оказалась работой фотографом для журнала «National Geographic»: после прошедшей полгода назад персональной фотовыставке в Петербурге Валерию заметили и оценили по достоинству. Пригласили в Сидней, предложили хорошую зарплату.
Она, родившаяся и выросшая в Санкт-Петербурге, много путешествовала, обладала талантом замечать то, что не замечают другие, и верно ухватывала момент, который стоило перенести на фотобумагу. Любила свой город, животных, родителей и младшего брата, но всегда мечтала о чем-то большем. Раскрыться, самореализоваться, в чем-то преуспеть. А тут такой шанс…
Он понимал. Слушал, кивал и продолжал любоваться.
Лера отличилась от предшественниц еще и тем, что не упрекнула его за нежелание раскрыться: когда Дэйн по поводу профессии уклончиво промямлил: «Не могу многого рассказать», -она рассмеялась и ответила, что так даже романтичней. Пусть остается тайной.
Он представился ей своим именем – не стал его коверкать до «Дениса» - и теперь, когда слышал его из ее уст, тихо млел, изредка опускал взгляд на укрытые кофтой мягкие полушария грудей и думал о том, что какими бы они ни оказались – большими, маленькими, средними, - он обласкает их на пять кругов. А после подобных мыслей стыдился самого себя.
- Видите, Дэйн? У меня всего-то ничего времени здесь осталось… Поэтому я не хотела… идти в кафе. Не в обиду.
- Лера. – Эльконто перекатывал звуки ее имени на языке, словно шарик мороженого. – К черту рамки и условности. Вы мне ничего не должны, но… я хочу попросить об одолжении. У вас осталось здесь полторы недели. Так?
- Да. – Она растерянно захлопала длинными ресницами – коричневыми и пушистыми. Если на них и была тушь, он ее не видел.
- Проведите их со мной.
- Но…
- Я ничего не прошу и обещаю не разбивать вам сердце. Поверьте, мне скоро тоже уезжать. Просто побудьте это время со мной, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы оно осталось в вашем сердце светлыми воспоминаниями. Без обещаний, без обязательств, но с кучей тепла и радостных моментов.
Наверное, он никогда еще не ждал ответа с таким волнением и трепетом, как теперь. Смотрел на ее густые светлые волосы, уже хотел к ним прикоснуться, зарыть в них пальцы, хотел целовать ее припухшие от взволнованного покусывания губы, хотел сказать, что пусть даже на десять дней, но сделает ее счастливой. И больше всего хотел, чтобы его проступившее на лице жадное желание услышать «да», не спугнуло притаившийся на ее языке нужный ответ.