— Я действительно ничего не знаю.

Мое изумление было таким неподдельным, что улыбка сползла с лица королевы Ленор и ее радость сменилась любопытством.

— Дориан ничего тебе не говорил?

Дориан? Это имя прозвучало настолько неожиданно, что окончательно убедило меня в том, что меня перепутали с какой-то другой женщиной. Талант Дориана к верховой езде и охоте позволил ему войти во внутренний круг спутников короля, и он недавно вернулся после двухлетнего отсутствия, во время которого он командовал войсками на севере королевства. Это назначение считалось признаком особого расположения к нему короля. Из того, что я заметила, следовало, что его рыцарская доблесть лишь усилила его притягательность в глазах юных аристократок замка, любая из которых вышла бы за него замуж, не колеблясь ни секунды. То, что он мог попросить моей руки, было полным абсурдом.

— За все время, что я здесь живу, мы не обменялись и парой слов, — покачала я головой. — Это точно какое-то недоразумение.

На лице королевы отразилось недоумение.

— Я пошлю за сэром Уолтуром, — произнесла она. — Это он сообщил мне о намерениях своего сына.

Визит сэра Уолтура в покои Ленор неминуемо вызвал бы шквал сплетен со мной в качестве главного действующего лица.

— Прошу вас, миледи, — возразила я, вскакивая с кровати. — Позвольте мне самой со всем этим разобраться.

Советники короля и их семьи жили в комнатах непосредственно над Залом Совещаний. Сэру Уолтуру как главному советнику короля были отведены самые просторные покои, которые также были и очень светлыми, в отличие от комнат внутренней части замка. Войдя в его гостиную, я увидела, что он сидит за большим письменным столом. Не будучи тучным, он тем не менее производил впечатление массивности, начиная от широких плеч и заканчивая толстыми щеками и крупным носом. Густые седые волосы казались шапкой, надвинутой на лоб и уши, и контрастировали с его любимыми костюмами черного цвета. Если бы не золотая цепь с королевской печатью у него на шее, его можно было бы принять за откормленного монаха. Но в нем не было и следа свойственного церковнослужителям смирения. Сэр Уолтур держался горделиво и всячески поддерживал свою репутацию человека, осмеливающегося говорить правду королю. Его серьезность особенно бросалась в глаза на фоне смешливости его сына. Я не припоминала, чтобы сэр Уолтур когда-нибудь смеялся.

Когда я вошла в комнату, он поднял голову, и в том, как его глаза скользнули по моему лицу, а затем и вниз по телу, я уловила сходство с Дорианом. Это была привычка мужчины оценивать степень привлекательности женщины или ее отсутствие.

— Сэр Уолтур, — произнесла я, приседая в реверансе, — могу ли я с вами поговорить?

Он коротко кивнул, протянув руку в сторону стульев, расположенных перед столом. На мгновение я замерла, не зная, как мне поступить. Обычно слугам не позволялось сидеть в присутствии такого высокопоставленного чиновника. Затем я осторожно присела на краешек стула, глядя на сэра Уолтура и ожидая, что он отчитает меня за подобную дерзость.

— Королева сообщила вам о нашем предложении? — спросил он.

Я чуть было не поинтересовалась, не собираются ли они с сыном вдвоем взять меня в жены.

— Я надеюсь, вы понимаете всю степень оказанной вам чести. — Благодаря рокочущему низкому голосу даже простейшие слова в его исполнении звучали как властное распоряжение. — Я не оскорблю вас, если скажу, что у Дориана были и другие, более многообещающие перспективы. Но с учетом нынешних обстоятельств мы должны довольствоваться и этим. Я надеюсь, вы окажетесь на высоте положения.

— Прошу прощения, — подала голос я.

Судя по тому, как раздраженно нахмурился сэр Уолтур, он не привык к тому, чтобы его монологи прерывали.

— Слушаю вас?

— Я умоляю вас меня простить, — заговорила я самым подобострастным тоном, на который только была способна. — Ваш сын ничего не говорил мне о намерении жениться. Более того, я не припоминаю, чтобы он со мной вообще говорил о чем бы то ни было. Кто делает мне это предложение — вы или он?

Сэр Уолтур бесстрастно смотрел на меня.

— Вам известно что-нибудь о моей семье? — так же хладнокровно поинтересовался он.

Я покачала головой.

— У меня два сына. Дориан младший, Олстон старший. Олстон — человек с крепкими нервами, но недалекий. Он не хватает звезд с неба, но управляет моим загородным поместьем и справляется с этим отлично. Несколько лет назад он женился на приличной девушке из соседней деревни. Они произвели на свет троих детей и с Божьим благословением произведут еще. Продолжению нашего рода ничто не угрожало, и Дориану можно было не спешить с женитьбой. Зачем? В его распоряжении были все девушки замка, а молодые люди с его темпераментом, прежде чем остепениться, должны перебеситься.

Мне хотелось оборвать самоуверенный поток его речи и сообщить ему, что такие богатые юноши, как Дориан, оставляют позади себя след из разбитых женских сердец. Но я держала язык за зубами и слушала его с почтительным выражением на лице.

— Времена нынче смутные, — продолжал сэр Уолтур. — Благодаря усилиям моего сына и его солдат нам пока удавалось сохранять мир. Но де-Роли — коварные черти, и они продолжают сеять раздор. Так что это только вопрос времени, когда нам придется столкнуться с открытым мятежом.

Его сообщение меня шокировало. Моя жизнь проходила исключительно в стенах замка, и я даже не догадывалась, что правление короля имеет под собой такое шаткое основание.

— Дориан достаточно юн, чтобы радоваться перспективе кровопролития. Я доверяю его умению сражаться, но не могу отогнать мысли о том, что он может не вернуться с поля боя. Мне было бы намного легче смириться с такой перспективой, если бы он оставил после себя наследника. Если произойдет самое ужасное и его убьют, он должен что-то оставить после себя. Вы меня понимаете?

Я кивнула, думая о том, что такая реакция будет самой правильной, хотя я до сих пор не поняла, каким образом вся эта история может иметь отношение ко мне.

— Я исполнил свой отцовский долг и нашел Дориану девушку, на которой он мог бы жениться. Это была дальняя родственница моей покойной супруги. Несколько лет назад они обручились, и свадьба должна была состояться этим летом, сразу после того как девушка станет совершеннолетней. Но увы, нам сообщили, что ее унесла лихорадка. Все остальные женщины, которых я рассматривал в качестве возможных невест, уже вышли замуж или обручились. Я собирался расширить поиски, как вдруг Дориан пришел ко мне с предложением. Он назвал вас.

Значит, эта идея исходила от самого Дориана. Я по-прежнему не понимала почему.

— Служанку, тем более вашего возраста, нельзя считать той женщиной, которую я хотел бы видеть женой своего сына, — продолжал сэр Уолтур. — Однако до моего сведения дошло, что ваше происхождение не такое уж низкое, как я полагал.

Сэр Уолтур наблюдал за мной своими большими, немного навыкате глазами, сверля взглядом, вынуждавшим людей уступать его требованиям. Он знал. Он знал, что я отпрыск принца Бауэна, и это было единственной причиной, по которой он дал согласие на этот союз.

— Я никогда не говорила о своем происхождении, и у меня были на то веские основания, — заторопилась я. — Я умоляю вас никому о нем не говорить, даже королю и королеве.

Если бы правда о том, что принц Бауэн приходится мне отцом, выплыла наружу, я рисковала бы потерять все, что имею. Доверие королевы Ленор, мое положение при дворе, дружбу Розы.

— Я согласен с тем, что мы не должны разглашать эту информацию. А что ответите мне вы?

Моим первым побуждением было сказать, что я недостойна такой чести. Что-что, а напускать на себя смирение я умела превосходно.

Но, глядя на высокомерное лицо сэра Уолтура, я ощутила, как мое подобострастие улетучивается, сменяясь гневом. Сэр Уолтур состряпал весь этот план, нисколько не считаясь с моими собственными предпочтениями. Он ожидал от меня безусловного согласия, рассчитывая, что я рассыплюсь в благодарностях и стану целовать ему ноги. Но я не собиралась этого делать. Я почувствовала, что все мое тело охватывает какая-то бесшабашность. Казалось, оно пытается сбросить сдержанность, которую я привычно носила как доспехи. Это было то же самое ощущение, которое я испытывала, покидая ферму, твердо вознамерившись создать для себя новую жизнь. Это же чувство посетило меня, когда я лежала на том лугу в объятиях Маркуса, готовая отбросить осторожность и благонравие. Это чувство с легкостью одолевало здравый смысл, настойчиво требуя воплощения.