— И тебя решили выгнать, но не объявляли о моём побеге целый месяц? Дай-ка подумать, решили дать мне фору? — сказала я.
Такер презрительно усмехнулся:
— Думаешь, им хотелось, чтобы весь регион узнал, что кто-то — простая девчонка — сбежал из камеры заключения? Как бы они при этом выглядели? По крайней мере сейчас тебя можно представить как соучастницу серийного убийцы.
Я не нашлась с ответом. На самом деле все могло быть так, как сказал Такер. И теперь становилось понятно, почему меня внесли в список вместе с остальными подозреваемыми. В МН желали моей смерти, а моя связь со снайпером делала меня опасной, отчаянной. Способной на побег. Представив меня закоренелой преступницей, было проще признать, что я сумела их перехитрить.
— Но... он же убийца, — пробормотала я.
— Думаешь, он здесь первый, кого так называют? — Уоллис был уже на пределе, его трясло. — Думаешь, я другой?
Все разговоры прекратились. Все взгляды устремились на Уоллиса. Даже мой, оторвавшись от так раздражавшего меня Такера.
Уоллис убивал людей. Возможно, нарушителей Статей. Людей таких же, как моя мама. И остальные: Риггинс, Хьюстон, Линкольн — они тоже могли. Шон не убивал, так сказала Ребекка, но в школе реформации он забирал девочек в барак. Девочек вроде Розы Монтойи, которая ехала рядом со мной в автобусе. Которая превратилась в пустую оболочку после мучений, которым ее подвергли Шон и другие охранники.
Я прожила здесь несколько недель, чувствуя себя в большей безопасности, чем где-либо с момента маминого ареста, и закрывая глаза на очевидный факт: о своем прошлом не рассказывала не только я, но и они тоже.
"Все не так уж плохо", — говорила я себе, несмотря на то что это новое осознание заставляло меня дрожать. Они поступали плохо, но не были плохими людьми. Разве не был и Чейз в дюйме от этой пропасти? Но он вернулся ко мне, он искупил свои поступки. Так же, как и Уоллис, и все остальные тоже.
Но не Такер. Такеру Моррису никогда не стать хорошим.
Сейчас он хмурился, но все это было лишь притворством. Он старался вызвать мое сочувствие своей оборванной уличной одеждой и испачканным лицом. Своим липовым увольнением, которое Билли якобы видел в системе ФБР, и своим гневом, как будто я разрушила его драгоценную карьеру. Я на это не клюну.
— Или он, или мы. Мы оба, Уоллис. Выбирайте, — твердо произнесла я, хотя мысленно умоляла его быть благоразумным, поверить нашим словам о Такере и начать полную эвакуацию.
— Я лучше пойду, — сказал Такер. — Пойду... Не знаю. Куда-нибудь.
— Ты остаешься, — ответил ему Уоллис.
В первый раз я почувствовала, как мои колени задрожали.
Уоллис сделал выбор. "Ради сопротивления, — уговаривала я себя, — ничего личного". Но воспринималось это как личное. Тот разговор про семью, он меня зацепил, и я, как дурочка, купилась. Как будто он мог заполнить эту пустоту внутри. Мне пришлось три раза приказать себе идти, прежде чем я наконец сдвинулась с места.
— Могу я забрать наши вещи?
Уоллис скривился:
— Кто-нибудь, принесите их сумку. Только то, с чем они пришли.
Он отвернулся и скрылся в кладовой.
Через минуту пришел Билли с нашим рюкзаком в руке. Он не смотрел мне в глаза. Так было лучше. Ненавижу терять друзей.
Шон не переставал ругаться, но он не мог уйти, пока на кону была информация о Ребекке. Риггинс попытался переубедить Уоллиса. В конце концов Линкольн и Хьюстон проводили нас вниз по лестнице и через заполненное дымом фойе. Мимо Джона, который, не имея понятия о случившемся наверху, напомнил нам принести блок сигарет. А потом мы оказались на улице, в неприветливом утреннем свете, на виду у любого, кто пожелает бросить нам вызов, лишенные единственного места, которое впервые за долгое время было домом.
Глава 8
Незадолго до полудня мы с Чейзом добрались до лагеря Красного Креста. У нас не было выбора. Находиться в толпе безопаснее всего. Самая большая толпа собралась на Площади, но мы не были готовы рискнуть и пойти туда еще раз.
Мы пересекли Камберленд-авеню и вышли к высоким кованым воротам парка Всемирной выставки, в котором и располагался лагерь. Над круглым белым шатром с заплатами из синего брезента возвышался огромный медный шар — Солнечная сфера, которая, по рассказам Билли, была построена в начале 1980-х для Всемирной выставки. Теперь половина пластин отсутствовала, и сооружение служило знаком, что под ним вас ожидало кратковременное утешение — Сестры спасения, потому что настоящий Красный Крест исчез во время Войны.
Чейз вел меня сквозь длинную очередь, и я послушно шла за ним, все еще потрясенная и взвинченная недавним столкновением с убийцей моей мамы. И тем, что снова позволила ему уйти.
Какую ложь он скормил Шону? Такер рассказал только то, что Ребекка недолго пробыла в изоляторе, прежде чем ее перевели в Чикаго. Но что, если он ее видел? Что бы он сделал с ней?
И как Уоллис мог быть настолько глупым? Он всегда первым делом заботился о своем доме, о своей семье... и вот позволил самому опасному человеку, которого я знаю, проникнуть внутрь.
Я велела себе не думать об этом. Он вышвырнул нас, вот и все. Привыкай. Двигайся дальше. Забудь. Мы в любом случае не собирались оставаться здесь навсегда. Нам надо найти способ встретиться с Шоном и выяснить, что за коварный план задумал Такер.
Неожиданно Чейз остановился. Он схватил меня за локоть и толкнул в толпу людей, ожидавших открытия медицинского пункта.
— Что такое? — спросила я.
— Солдаты.
Мои мысли тут же метнулись к Такеру, но нет, Такера здесь не было. Такер был в сопротивлении.
Чейз двигался прочь, не слишком грубо, чтобы не спровоцировать драку, но достаточно целеустремленно. Я не отрывала глаз от его пяток и шла наполовину вприпрыжку, чтобы не наступить на них. Когда я рискнула оглянуться через плечо, то увидела, что толпу прочесывали солдаты.
На другой стороне улицы, где мы стояли пять минут назад, еще одна патрульная команда рассредоточилась среди сбившихся в группки бродяг. Один офицер с планшеткой показывал хилому старику, прислонившемуся к полуразрушенной автобусной остановке, фотографии. Сверху на каждой крыше прохаживался солдат с автоматом.
В каком-нибудь темном переулке мы были бы в большей безопасности.
— Не стой, — сказал Чейз. — Нам нужно двигаться. Зайдем внутрь — здесь людей становится меньше.
Лагерь Красного Креста представлял собой сотню с небольшим коек, расставленных ровными рядами под протекающими брезентовыми навесами. Никаких стен, никакого личного пространства, обогрева зимой или вентиляторов летом. Лагерь был обнесен переносным сетчатым ограждением, в котором зияли дыры, достаточные для того, чтобы любой вор мог проникнуть внутрь. За регистрационным столом на входе сидела Сестра спасения, а за ней к металлическому штырю был прикреплен знак: "Не более четырех часов".
Под табличкой на большом куске фанеры были размещены пять фотографий. Портреты пятерых подозреваемых, разыскиваемых в связи с преступлениями снайпера.
— Чейз, — прошептала я. Он прищурился, глядя вперед.
Несмотря на увиденное, он продолжил движение ко входу, где около двадцати человек ожидали своей очереди на четырехчасовый отдых. Тревожный голос внутри меня кричал, что все это неправильно. Нам нельзя заходить туда и загонять себя в ловушку. Меня узнают.
— Постой в очереди, — сказал Чейз и прошел к самому пункту регистрации. Я увидела, как он бегло глянул на фанерную дощечку. Его спина выпрямилась, и этого было достаточно, чтобы я поняла: он увидел мою фотографию. Чейз наклонился и заговорил с Сестрой, сидевшей за столом. На ее лице была бумажная хирургическая маска белого цвета.
Очередь продвинулась вперед. Мой взгляд привлекла женщина, остановившаяся перед доской. Из-за зеленой рубашки с высоким воротником ее кожа казалась мертвенно-бледной, а длинная джинсовая юбка была черной в тех местах, где швы извозились в грязи. Хоть женщине было ненамного больше тридцати, ее волосы уже почти полностью поседели. По бокам от нее стояли двое молодых солдат.