-Вы знаете? - Переспросил он. Он окинул взглядом поочередно каждого из нас. - Я предполагал такую возможность. Вам сказал Гилфорд, полагаю?

-Неохотно, милорд, но да, - ответил я.

Мале посмотрел на меня исподлобья.

-Я не могу говорить об этом здесь, в окружении стольких людей. Пойдемте обратно в замок.

Мы проехали через двор крепости мимо палаток и костров. У ворот стояла охрана, но если им показалось странным, что их лорд возвращается так скоро, они оставили свое мнение при себе.

Мале привел нас в башню в ту же комнату, где он впервые говорил со мной о своем странном поручении. Там все осталось, как я помнил: тот же большой стол, тот же занавес поперек комнаты, ковер на полу.

-Я пригласил бы вас сесть, но у меня всего один стул, - сказал Мале усаживаясь. - Уверен, вы меня извините.

Мы молчали, ожидая от него знака, когда можно будет заговорить, но он, казалось, не торопился. Рядом с очагом висела большая кочерга, он взял ее, перемешивая в камине сгоревшие угли. Среди пепла сохранилось немного жара, и слабые струйки дыма потянулись вверх, но в комнате было холодно и сыро.

Наконец он повернулся к нам.

-Итак, - сказал он. - Вы прочли мое письмо к Эдгите.

Я не отвечал. Он уже знал, что мы это сделали. Больше добавить было нечего.

-Вы не можете никому об этом рассказывать, - сказал он со страхом. - Если король узнает, что я ей сообщил...

Он не закончил, но склонил голову и стиснул руки. Его губы беззвучно шевелились, и я подумал, что он шепчет молитву. В окно светило утреннее солнце, и я заметил, что его лоб блестит от пота.

-Вы должны понять, почему я это сделал, - сказал он. - Когда я писал это письмо - когда ты поклялся выполнить мое поручение - я не думал, что Эофервик выстоит. А если противнику удастся взять замок, я не думал, что останусь в живых.

Он сказал нечто подобное тем вечером, когда я принес ему свою клятву. Действительно, я вспомнил, как поразила меня его честность, его смиренное понимание, что его жизнь связана с судьбой города: если Эофервик падет под ударами англичан, то и он тоже. Но я не понимал, как это связано с нашим делом.

Похоже, я был не одинок.

-О чем вы говорите, милорд? - Спросил Уэйс.

-Я единственный знал правду, - сказал Мале. - Если бы меня убили, никто больше не знал бы о месте упокоения Гарольда. - Он глубоко вздохнул, в его голосе слышалась грусть. - Я служил тому, что считал правым делом. Эдгита всегда видела во мне врага, предавшего ее мужа и нашу дружбу. Я подумал, что своим письмом смогу хоть частично искупить боль, которую причинил ей.

-И все же я не понимаю, - сказал я.

Не в первый раз, кстати. Надо же было так все запутать.

-Она всего лишь хотела должным образом оплакать мужа, - продолжал он. - Я потерял счет письмам, в которых она требовала сообщить ей место его захоронения, и столько же раз я отвечал ей, что не знаю. Но когда я услышал, что английская армия выступила к Эофервику, я понял, что другой возможности у меня уже не будет. Бремя на моей совести было слишком велико, чтобы нести его в могилу. - Он перевел взгляд с деревянных половиц на нас. - Именно поэтому я должен был сказать ей.

-Сказать ей что? - Спросил я.

Его объяснение не имело смысла.

Мале уставился на меня, как на помешанного.

-Где лежит тело Гарольда, конечно.

Я взглянул на Эдо и Уэйса, а они на меня, и я увидел, что они думают то же самое. Где я ошибся? Я вспомнил письмо Мале к Эдгите: два простых слова. "Tutusest" гласил пергамент в моих руках, когда я провел пальцем по короткой строчке. Там не было никаких указаний на место упокоения Гарольда, если, конечно, эти слова не имели другого, скрытого от меня смысла.

-Но вы написали, что оно в безопасности, не более того, - сказал Эдо.

Глаза Мале сузились.

-О чем ты говоришь?

-Я видел письмо, милорд, - сказал я. - Tutusest. Ничего больше в свитке не было.

-Но я этого не писал.

Виконт теперь стоял лицом к нам, его щеки порозовели, он переводил растерянный взгляд с меня на Эдо и Уэйса.

-Я видел это письмо. - Моя кровь еще не остыла после сражения, но я старался не показывать раздражения. - На нем была ваша печать, милорд.

-Я ни писал этих слов, - настаивал Мале. - Их не было в моем послании.

-Но если их написали не вы, то кто же? - Спросил Уэйс.

Похоже, кроме меня и Эдгиты, был только один человек, который мог прочитать тот свиток. Действительно, я вспомнил его гнев, когда я проговорился, что прочитал его. Он не взбесился бы так, если сам не сунул в него нос. Если бы он не был тем человеком, который написал эти слова. Меня пронзила дрожь.

-Это был Гилфорд, - сказал я.

-Священник? - Зачем-то уточнил Эдо.

-Должно быть, это он изменил письмо.

Это было не трудно: нужно было всего лишь соскрести ножом засохшие чернила, и если сделать это аккуратно, то пергамент можно было использовать заново. В детстве я видел, как брат Реймонд чистил пергаменты в скрипториуме. Сложнее было подделать почерк Мале, чтобы обмануть Эдгиту, и все же я не сомневался, что капеллан может проделать и это, ибо никто не мог знать почерк виконта так же хорошо, как он.

-Нет, - сказал Мале, качая головой. - Это невозможно. Я знаю Гилфорда. Он много лет служил мне и моей семье верой и правдой. Он никогда бы не поступил так со мной.

-Больше некому, милорд, - сказал я.

Я чувствовал себя почти виноватым перед ним, указав, что тот, кому он доверял так долго, возможно, обманул его. Но я знал, что на этот раз я не ошибаюсь.

Мале отвернулся от нас к очагу, сжав кулаки так крепко, что костяшки пальцев побелели. Я не видел, чтобы он выходил из себя раньше, но сейчас он выругался, потом снова и снова и снова, и наконец закрыл лицо ладонями.

-Вы понимаете, что это значит? - Сказал он. - Это значит, что он знает. Гилфорд знает, где лежит тело Гарольда.

-Но что он может сделать с ним? - Спросил Уэйс.

-Это зависит от того, что он собирается делать вообще, - ответил Мале. - Я уверен, он действует с какой-то определенной целью.

Тишина заполнила комнату. Я вспомнил ту ночь, когда мы ворвались к Гилфорду, и теперь лихорадочно выкапывал из памяти, что он тогда говорил нам. У него могла быть только одна причина.

-Он хочет использовать Гарольда, как реликвию, - сказал он. - Чтобы спрятать его в другом месте и сделать его святым, английским мучеником.

-И чтобы начать новое восстание, - голос Мале был чуть громче шепота.

Он смотрел на меня, словно не веря, что это может оказаться правдой. Но я не находил другого объяснения.

-Как давно вы покинули Лондон? - Спросил Мале.

Я подсчитал в уме. За четыре дня мы догнали королевскую армию, еще шесть дней шли маршем до Эофервика.

-Десять дней, - ответил я.

-За эти десять дней он уже мог осуществить свой план. - Мале говорил тихо, его лицо пылало, глаза блестели. - Если вы правы, и Гилфорд преуспеет, семья Мале рухнет. Его надо остановить.

Рухнет не только семья Мале, подумал я, но и все, за что мы боролись, ради чего отплыли из Нормандии больше двух лет назад. Вокруг нас было множество англичан, не питавших большой любви к Эдгару Этлингу, но готовых следовать даже за одним именем Гарольда: мужчин, которые, не колеблясь, встали бы под его знамя. Если мы упустим Гилфорда, пройдет совсем немного времени, чтобы поднять весь Уэссекс и Нортумбрию. В каждой деревне крестьяне бросят мотыги, покинут плуги и волов и выйдут против нас. Дворцы, замки, города будут преданы огню, подобно Дунхольму; по всей стране будут убиты сотни норманнов.

-Как мы можем остановить его? - Спросил я виконта.

За десять дней священник может уехать далеко. С замиранием сердца я понял, что мы вообще можем не найти его.

Виконт начал ходить из угла в угол.

-Вы слышали о месте под названием Уолтем?

-Уолтем? - Повторил я. Название не было знакомым. - Нет, милорд.

-Он расположен на полдня пути севернее от Лондона, недалеко от римской дороги, - сказал Мале. - Там есть кафедральный собор, заложенный Гарольдом. Там я его похоронил, и туда должен был поехать Гилфорд. Я хочу, чтобы вы трое ехали туда, как можно скорее. Если гроб еще там, вы должны забрать его и привезти ко мне. Я дам вам самых быстрых лошадей из моих конюшен. Загоните их до смерти, если понадобится, обменяйте на свежих коней, если можете, или купите новых. Стоимость не важна. У тебя еще осталось серебро из того, что я дал?