Наш новый знакомый, вместо ответа, лишь улыбнулся жёлтыми зубами, нагнув голову. Затем, положив руки на бока, с той же беззаботной гримасой, посмотрел на Гошу и, сделав притворно-задумчивое лицо, притом направив мечтательный взгляд ввысь, всего-то пожал плечами. Затем просто отвернулся, ожидая пока мы налюбуемся местностью.

  Думаю, судя по его “словам”, нам, где он обитает, знать не следует.

  Я посмотрел за спину, туда, куда уходил метропоезд: все остальные вагоны тоже были заколочены, а из самих дверей только редко выходили. Поэтому у меня и возник вопрос:

  – А это всё тогда для чего? – дотронувшись до плеча немого, указал тому я на чуть покрытый коррозией, синий электросостав.

  Не стирая ни слова, Феодосий лишь быстро добавил: “Тоже”.

  Мы ещё недолго постояли, поглядели на всё это, в то время как Карло гордился триумфом своей станции… Или же это и вовсе государство теперь?

  Платформа освящалась слабо, но неплохо. Света было как раз достаточно для людей тёмного мира. Правда, он был отнюдь неровным: падал он от свеч, расположенных в корзинках, закреплённых на верёвках, привязанных к кошкам, вдетым между прорезей в покрытии верхнего жилого сектора, по которому, когда люди проснуться, явно застучит множество ног… Тогда тут, скорее всего, начнётся такой непередаваемый каскад звуковых волн – очень не привычно для навсегда замолкшего бытия.

  – А воск из них на головы не капает?– задал я дурацкий вопрос, когда мы уже пошли к переходу посреди платформы.

  Идущий впереди Феодосий чуть передёрнул плечами: моя любознательность его позабавила. Он стёр свою прошлую запись, быстро настрочил новую и, не поворачиваясь сам, показал её мне.

  “Там на дне стекло и верёвка”, – гласила дощечка маленькими буквами. И что это значит?

  – Ого, неплохо придумано. И они никогда не заканчиваются? – это уже был Антон.

  Он, положив руки на свой автомат (которые у нас, почему-то не забрали), спокойно шёл рядом, без особого энтузиазма разглядывая окружение.

  “Ещё не было такого”, – ответил ему немой.

  – Я-ясно.

  Я, толком, так и не понял о чём они.

  Ещё раз взглянув на все десять – уже и сосчитать успел, – “люстр”, и подойдя поближе к молодому напарнику, я вполголоса спросил:

  – То есть, никогда не кончаются?

  Тот посмотрел на меня, как на идиота. Затем отвернулся обратно, усмехнулся и сказал:

  – Вроде старше меня, а такого не знает…

  – Так ты объяснишь?

  – Эх, ну, стекло плавиться при очень больших температурах, – “ну это понятно”, – вставил я. – И таким лёгким нагреванием их не достичь. Так что получается, что весь жидкий воск остаётся там, на донце. Затем затвердевает и вновь используется, а верёвка – фитиль. Вот и вся система. Недурно да?

  Я чуть улыбнулся.

  Действительно хорошо задумано. Однако увидеть это очередное чудо мне больше не довелось: мы спустились в переход ко второй станции.

  Коридор был длинный. Единственным освещением в нём были приколотые к стенам факелы, своим огнём медленно, но верно, коптящие побелённый бетон. Конечно же в помещение подобных размеров (около одной пятой километра) их требовалось немало, вот их и было на каждые пять метров по две штуки. Хотя светла это почти не прибавляло, а только разбавляло контраст между тьмой и светом, думая его более заметным, тем самым тяготя душу. Ну знаете, такое чувство создавалось, будто в самом воздухе мрак находиться – не очень приятно.

  В прямой кишке потихоньку собирались усталые, грязные, полуживые (по душевному состоянию, хотя и в физическом плане до этого недолго осталось) люди. Они ставили свои нехитрые прилавки, кладя на смастеренный самостоятельно табурет большие листы фанеры. Рядом со многими стояли полупустые сумки всякой дребедени: тряпьё, какие-то побрякушки и прочая никому не нужная хрень, обладатели которой надеялись, что смог от её избавиться, причём не за просто так.

  “А ведь они явно будут улыбаться, – подумал я. – Когда будут пытаться впарить свой товар какому-нибудь случайному прохожему”. И ведь так и есть. Они точно будут улыбаться, через силу, со слезами на глазах, будут улыбаться.. и плакать. Плакать за покинутую, потерянную жизнь, где каждый из них был кем-то, где у каждого из них была мечта, и даже не одна. Где половина следующим летом хотела отправится на море, или завести семью, купить квартиру, машину, что-нибудь, что, как казалось, изменит их жизнь.. к лучшему. Но изменило совершенно другое, и отнюдь не к…

  “Поэтому ты и должен им помочь”, – прервал мои мысли уже знакомый голос у меня в голове, заставив таким образом встрепенуться от неожиданности. И как раз вовремя я поднял взгляд: перед нами, в метрах семи, стояла пара ребят в  форме той же расцветки (чёрно-зелёная), что и парни с КПП – охрана.

  Только эти были без маски, что явно уменьшало статус защищаемого объекта.

  Феодосий приветливо махнул им рукой.

  – Даров Карло, – выдвинулся один из охранников вперёд.

  Парень был молод, морщин на лице не наблюдалось, нос с небольшой горбинкой, тонкие брови и настолько же тонкие губы. Причёску мне его увидеть не довелось – чёрная армейская кепка с небольшим козырьком хорошо скрывала данную часть тела. Он приветливо пожал руку нашему проводнику, который сразу после заглянул за его плечо и кивнул второму сторожу. Тот ответил таким же сдержанным кивком: тот парень был чуть серьёзней первого, уже хотя бы по виду. Чуть смугловатый, глаза небольшие, будто прищурены, губы средние, небольшая растительность на щеках и бороде, нос ровный, такой же молодой, на голове бандана – она и создавала, наверное, мнимую суровость, на пару с щетиной конечно.

  – Куда направляешься, по делам аль просто проведать? – спросил первый и с довольной ухмылкой повернулся ко второму, тот, опёршись об стену, в свою очередь лишь краешком рта усмехнулся.

  Феодосий что-то быстро написал на дощечке и показал собеседнику. Тот пробежался глазами и, не снимая взгляда с доски, сказал:

  – О, а я уж надеялся. Ну, – он посмотрел на пожилого водителя, – тогда вам не сюда. Рынок ещё закрыт, ты и сам это прекрасно знаешь…

  Немой вновь что-то быстро черканул и показал незнакомому мне парню.

  – Ну вот. Так зачем тогда своих новых подопечных сюда ведёшь.. они ведь с тобой, да? – взглянув наконец на нас, спросил более разговорчивый охранник.

  Карло, устало выдохнув, кивнул и, стерев прежние записи, что-то недолго выводил на своём фанерном листе, а затем привычным движением развернул его к парню.

  – А.. хо-хо, ну так это всё меняет, – как-то задумчиво сказал молодой боец, прочитав написанное. – Ну, думаю, можно это устроить, – тут он обернулся к своему напарнику: – Эй, Лёха, провести до Выхода сможешь?

  – А сам что? Кишка тонка? – с немного злорадной ухмылкой в ответ спросил до этого молчавший парень.

  – Ха-ха, как смешно, я тут ему шанс пройтись даю, а он вот как мне отвечает… Ну, как пожелаешь. Не можешь, так и говори, – двинувшись обратно к своему пункту, сказал собеседник Феодосия.

  – Я ещё не дал ответа, – коротко проговорил второй охранник и, посмотрев на нас, махнул нам рукой, после чего, повернувшись к широким самодельным дверям, стоявшим с двух сторон от делящей коридор колонны, отпёр одни и пошёл дальше.

  Думаю, он сказал следовать за ним, что все и сделали.

  Там, за входом, царил полный мрак. Ну да, всё верно, ведь рынок, которым теперь, наверное, была Октябрьская, ещё не работал, вот поэтому так и получалось, что ни зги не видно.

  Первый же парень, оставшийся стоять на посту, проводил нас троих подозрительным взглядом. В его глазах я нашёл то же самое, что нашёл и везде – отчаяние. Это не скрыть не за фальшивой улыбкой гнилых зубов, не за громкими, радостными речами приветствия, являющимися такими же лживыми, как и большинство людей вокруг.

  При входе на Октябрьскую у нас было всего два источника света: у Гоши – фонарь, и у охранника, по имени Лёша,  – факел, снятый с держателя у его поста.