Нельзя сказать, что это открытие сильно расстроило его. Проявившиеся миры оказались занимательными, а реальность поблекла и потеряла всяческую привлекательность.

Ахмед прекрасно понимал, что жив, у него даже не возникло вопроса «не тот ли это свет?» Не тот, вовсе не тот! Он не был глубоко религиозным человеком, хотя очень аккуратно совершал намазы, по пятницам ходил в мечеть, а в Рамадан строго держал пост. Правда вся остальная жизнь протекала по канонам, далеким от положений ислама… Но речь, собственно, не об этом, Ахмед имел точное внутреннее убеждение, что именно должно случиться после смерти. Все понятно и очевидно: придут два ангела и устроят нелицеприятный допрос об обстоятельствах грешной жизни. И если этого не происходит, значит, жизнь еще не завершилась.

Зато, какие пейзажи открывались! С зеленых холмов стекали прозрачные ручьи, могучие деревья раскинули ветви, прикрывая бархатную траву от жгучего солнца. По голубому небу медленно плыли снежно-белые облака, а у изломанного горизонта поднимались вверх скалистые пики с заснеженными вершинами. Воздух был наполнен запахами трав и казался таким густым, что, его можно пить. В разбросанных по холмам рощах пели незнакомые птицы, с цветка на цветок перелетали полосатые пчелы, в ручьях плескались серебристые рыбы. Зато — ни малейшего следа не только людей, но и каких-либо крупных животных.

Первые несколько дней Ахмед бродил по холмам, любуясь чудесными картинами нетронутой природы. Он не чувствовал усталости и голода, а временами испытывал странное ощущение того, что стоит посильнее оттолкнуться — и можно взлететь.

Но постепенно однообразие красоты приелось и стало надоедать. Взлететь так и не получилось — после нескольких нелепых прыжков Ахмед отказался от дальнейших экспериментов с воздухоплаванием. Начинали одолевать мысли о собственном положении: если это и правда кома, то, что будет дальше? Неужели каждый лежащий без сознания попадает в такой странный мир? И что случиться, если он так и не придет в себя?

Неприятные мысли все больше захватывали его. Наконец, Ахмед опустился на траву и сел, прислонившись к дереву. Он вообще не был склонен к рефлексии, предпочитая разуму действия. Возможно, иначе не стал бы призером кубка России по рукопашному бою, и не обратил бы на себя внимание султановских ребят. Конечно, они с Султаном родственники, правда, очень далекие, но это ничего не значит, половина Кавказа между собой в родстве, на этом не продвинешься. В охране Султана, между прочим, никого меньше мастера спорта нет.

Впервые он задумался о человеке, по вине которого оказался в такой ситуации. Ахмед не знал его имени, не знал, кто он такой и не представлял, какие дела у него с Султаном. Задача была простая: подойти и объяснить по серьезному, что нельзя обижать хороших людей. Парень оказался хлюпиком, но это на самом деле и неважно, втыкать его не собирались, да и разве можно выстоять против трех подготовленных бойцов? Будь ты Брюс Ли или Ван Дамм — свое получишь по полной программе. И тут в который раз Ахмед получил урок: не стоит недооценивать противника! Расслабился спортсмен, вот и отхватил по кумполу. Парнишка молодец. Сколько было других — и здоровых, и сильных, и дерзких, а как до дела доходило — рыдали как бабы, в ногах ползали. А тут реакция настоящего воина: увидел опасность — нападай! Но как угадать прирожденного бойца в такой интеллигентской личности?

Оставалось разве что злиться и досадовать на себя: как можно так ошибаться?!

Ахмед увлекся процессом самокопания, и престал что-либо замечать вокруг себя.

— И долго ты собираешься так сидеть?

Голос прозвучал совсем рядом, Ахмед моментально подскочил, словно подброшенный пружиной, и принял боевую стойку. Страха не было — только возбуждение перед предстоящей схваткой.

Но с кем сражаться? Вокруг — никого, только ветер шевелит ветви деревьев, и жужжат глазастые стрекозы.

— Что озираешься?

Говорила сидящая на ветке соседнего дерева птица. Большая, черная, с прямым клювом и блестящими бусинками глаз. Ахмед сразу понял, что это ворон, хотя раньше видеть воронов ему не доводилось, в родном селе он не появлялся лет десять, да и не было там, кажется, ничего похожего, а в зоопарк, сами понимаете, не заходил вообще — не мужское дело.

Ахмед опустил руки и расслабился. Рукопашной схватки с птицей, пожалуй, не предвидится.

— Ты кто? — резко спросил он.

Ворон рассмеялся:

— Ты что, слепой?

— Я все вижу, — сказал Ахмед, — хорошо вижу. Отвечай, кто ты?!

Ворон наклонил голову, словно старался повнимательней рассмотреть собеседника.

— Значит, просто непонятливый. Я — птица.

Столь информативный ответ обескуражил Ахмеда, и он замолчал. А ворон расправил крылья и сердито проворчал:

— Время уходит! Думаешь, тебя будут ждать? Тут все просто, не успел, опоздал — значит, сам виноват.

— Куда опоздал?!

— Ну, ты даешь! А что ты тут вообще делаешь?

— Я?! — Тут Ахмед по-настоящему удивился. — Я вообще случайно… по голове ударили.

Ворон снова засмеялся отрывисто и хрипло.

— Забавно. Все, кто сюда приходит, говорят, что их ударили по голове. У вас там что, клуб мазохистов?

Обвинение было странным и нелогичным, и Ахмед не нашелся, что ответить.

Ворон повернулся боком к солнцу, наклонил голову и самодовольно заявил:

— Я заметил, что птицы оставляют самые красивые тени? Полюбуйся!

Ахмед пожал плечами — тень как тень, не лучше и не хуже других. Такое отношение явно обидело ворона:

— А ты часом не птицефоб?

— Кто?!

Ворон догадался, что пользуется терминологией, непонятной собеседнику, вздохнул и разъяснил:

— Человек, который очень не любит птиц.

Ахмед заверил его, что на самом деле он — лучший друг пернатых, очень любит их с цыплячьего и даже с яичного возраста. Это успокоило ворона, и он заговорил куда дружелюбнее:

— Тебя давно ждут. Это шанс, так сказать, тренировочный экзамен. Всегда ведь лучше подготовиться, правда?

— Где ждут?

Ворон показал крылом на запад. Во всяком случае, Ахмед для определенности решил, что запад находится именно в том направлении.

— Там.

— Да? — Ахмед почесал голову. — А что за экзамен?

— Ну, ты даешь! — Ворон очень удивился. — Я начинаю верить, что тебя ударили по голове… Собственно, мне пора.

По всей видимости, он потерял интерес к разговору, потоптался немного на месте, взмахнул крыльями и улетел.

Ахмед остался в полном недоумении. Что, собственно говоря, происходит? Если пытаться порассуждать — не хочется этого делать, но придется — так вот, если порассуждать, то, считая окружающий мир коматозным сном, откуда, скажите, внутри него образовалась такая странная птица, да еще с такими непонятными словами? «Птицефоб», кажется. Разве можно увидеть во сне то, чего не знаешь? Или все-таки можно? И как относится к ее рекомендации куда-то идти?

С другой стороны — птица сама говорила, что сюда попадают только те, кого ударили по голове. Это как — целый мир по башке стукнутых? Да по нашим временам тут должно быть не протолкнуться! И потом, а стоит ли вообще доверять какому-то пернатому умнику? Тем более, он может быть плодом собственного воображения.

«Стоп! Так это получается, я сам себе говорю, куда идти!»

Тут Ахмед совсем запутался, помотал головой и все-таки двинулся на запад, рассудив, что заняться все равно нечем.

Так и шел он в приятном тенечке, пока не наткнулся на стекавшую с холма небольшую речушку, неширокую и быструю. Ахмед прикинул, можно ли перепрыгнуть неожиданную преграду, но берег оказался глинистым и вязким, и не давал возможности как следует оттолкнуться.

Пока он раздумывал, что делать дальше, на ветку опустился старый знакомый ворон. Минуту помолчав, ворон спросил:

— Перебраться не можешь?

Ахмед не удостоил его ответа — еще не хватало отчитываться перед каждой птицей.

А ворон сказал с самым глубокомысленным видом:

— Это не простой ручей. Так просто не перейти.