— Дай-ка номер, — насторожившись, Лара сунула мальцу монетку и схватила свежую газету.

— Лари, пресса — для мужчин. Не засоряй себе мозги, — искренне советовала Безуминка. — Не читай на ходу, споткнёшься.

«Вопреки воле Отца Веры парламент одобрил продолжение проекта… Старт астраля „Авангард-4“ с космодрома в Эрендине назначен на 6 зоревика… должен вывести первую часть будущей станции… Бог не допустит, чтобы смертные поселились в чистой обители громов!»

В газету заглянула и Эрита:

— Отец в Кивите зря мечет молнии. До Эрендины его проклятие не долетит, кричи он хоть в фабричную трубу. Астрали будут стартовать; этот не первый и не последний. Всё-таки наука — сила… хоть она мне не нравится.

— Достал дедушка профессор? — сочувственно спросила Лара, складывая газетные листы вчетверо.

Вместо ответа Эри красноречиво повела ребром ладони себе по горлу, как резанула. Лари сдержала улыбку: «Мой жест! Она тоже учится…»

— Они, астрали, часто взрываются. Такие парни гибнут! жалко… Ан Эрита… Эри, а из лунатичек никто не пытался взлететь? — туда. — Лара подняла взгляд в небо.

— Я бы рискнула. — Эрита тоже посмотрела ввысь. — Только на высоте нет воздуха, там страшный холод. Нужен скафандр и кислородный прибор.

— А сколько они весят?

Глаза девчонок встретились.

— Ну, не думаю, — Лара продолжила мысль, — что профессор испытывал вас для того, чтобы таскать по воздуху солдат с коробками патронов.

— Ты считаешь…

— Мне так показалось.

На одной из улочек нашли скромный, тихий храм. Осенившись знамением Ока, вошли втроём — а Безуминка и Хайта, верившие в свои звёзды, остались ждать снаружи.

G. Мечты о свободе

Внутри храма было так мирно, так покойно, словно он посвящён не всесильному Грому, а баханским бутам, парящим на грани сна и яви. В Гагене есть такое капище для вейских моряков — из озорства Лара перескакивала его порог, словно заглядывала в иной мир. Тотчас же с визгом выбегала, ухватив мгновенное впечатление: полутьма, смуглые бритоголовые жрецы в рясах цвета шафрана, одуряющие запахи, спящий лик идола с жемчужным глазом во лбу…

Здесь иначе. Изредка звенит колокольчик — динь-дилинь — к началу часовой молитвы. При входе осениться, на пороге поклониться, потом походя плюнуть на изображение поверженного царя тьмы — и вот ты в храме.

Сверху, из окон барабана, струится мягкий, добрый свет. Каменные статуи архангелов будто реют в вышине, простирая благословляющие руки…

Стоит поднять глаза к купольному своду, где в нарисованных тучах парит великая Триада — и тебя начинает притягивать к ним, словно ведьму к луне.

«Как бы Эри не воспарила… Она слишком хочет туда, в высоту».

Обошлось — Эрита смиренно держала очи долу, покусывала кончик пера и вписывала в листок, кого помянуть во здравие. Скребла пером и Лара, стараясь не насажать клякс.

Обе поспешили к конторке причётника. Каждая надеялась подать записку первой. Почти столкнувшись, они спрятали написанное друг от друга. Нахмурились: «Что это ты таишь?»

Пожилой псаломщик в очках, перевязанных суровой ниткой, копался, вычитывал, шевеля губами. Переспросил Эриту:

— Ан, простите, тут у вас неразборчиво — воина Рин… как имя полностью?

— Ринтона Хавера, — ядовито подсказала Лара.

— Спасибо, ан, фамилии не нужно, только имя. Бог знает, о ком речь.

«Значит, помнишь? не забыла?» — враждебно смотрела одна.

«Разве я не смею заказать молитву? Он мой спаситель», — гордо выпрямилась вторая.

«Ах, нежности как в театре! Разок прижалась — и уже твой? Ещё поглядим, чей будет. Дура я, что от тебя привет передавала. Больше никогда!»

— …и братиков за упокой, — подошла Лисси со своим листком.

— Да! — Принцесса с дочкой кровельщика разом потянулись за пером, торчавшим из чернильницы. Схватили его вместе и стали вежливо, сквозь зубы, препираться:

— Извините, ан, я первая.

— Нет уж, позвольте мне.

— Бог смотрит. — Причётник назидательно поднял жёлтый от табака палец, мудро и печально глядя поверх очков на сердитых барышень. — Обе отпустили, на счёт «три». Во имя Отца Небесного, Грома и Молота… так. Теперь считаемся. Три поварёнка мешали рагу, двое упали, а я не могу. Мне водить! Ну-с, что вы желали вписать?..

Снаружи, на вольном воздухе, Безуминка шутила над Хайтой:

— Ты с ошейником всех перещеголяешь. Это — мода высших дам, которых возят в позолоченных мотокаретах. Для служаночки — слишком шикарно.

— Как на Мире странно, всё наоборот, — удивлялась Хайта. — У нас так ходят рабыни, а здесь — господарки… А бубенчик они подвешивают?

— Обойдёшься без звона, не то все парни следом увяжутся. И вообще — уважай юницу Лис, поменьше виляй копчиком. Доведётся с ней одной гулять — на шаг не отходи. Тут есть задиры, могут запросто обидеть, даже без повода. И ухватят, и ударят, не посмотрят на девичество. Приглядывайся — они гривастые, как моряки или семинаристы, носят широкополые шляпы, усы и тяжёлые трости…

В городах Бези бывала редко, здешнюю публику знала мало, но такие типчики встречались ей на ипподроме, в парках и ресторанах.

«Какие развязные парни, мой принц!»

«Уличные драчуны, кротёнок. Любители острых ощущений. Иногда их находят в сточных канавах, проткнутых стилетом, но чаще они протыкают других».

— Я громко закричу.

— Они будут смеяться.

— Недолго, — с холодком в голосе пообещала Хайта, лёгким движением подняв руку, как бы поправляя локон. По гибкой силе её жеста, похожего на замах ножом, и по выражению глаз Бези поняла — девчонка намекает на какое-то скрытое умение. Это слово и жест заставили Безуминку задуматься:

— Какой ты породы, детка? чем занималась на Ураге?.. просто кормила пат?

— Служила у господарки в покоях. — Улыбнувшись, Хайта наивно захлопала глазищами. Симпатяшка!.. — Хочу набраться от тебя привычек, научиться поведению, — откровенно сказала она, ласково взяв Бези за руку. — Ты опытная…

— Да, только в капкан угодила.

— Но ты отлично устроилась, жила с великим господарем. Хороший гриб знает, где прорасти из земли…

— Перестань, — усмехнулась польщённая Бези. — Ты вёрткая; не пропадёшь.

— Я многое делаю неправильно, и потом… — Хайта потупилась. — Я люблю юницу…

— Тише; они возвращаются.

Трое мирянок вышли из храма — Лисси вся светлая, а Лара с Эритой слегка нахмуренные.

— Теперь — в балаган! — объявила графинька.

На пути к паровой дороге возникла заминка. У поребрика, преградив девчонкам путь, остановились три экипажа, полные молодых щёголей, штатских и военных, даже гвардейцев. Выскочив, они, будто лакеи, помогли сойти смеющейся модной девице. Юбки палевым облаком, кружева серебристо колышутся, перчатки — снежный шёлк. Лицо и грудь напудрены, щёчки изящно тронуты румянами, сафьяновые башмачки — каблучки рюмками…

Сначала Лару охватил завистливый восторг, а потом она захотела спрятаться за спиной Бези. Потому что девушка из лаковой коляски была та самая дочь нотариуса, беглянка из отчего дома.

Джани Трисильян!

При виде её Ларе стало стыдно до слёз — за своё простое платье пансионерки, за неуклюжие ботинки, за дешёвую шляпку, за куцые манжеты, за блёклое лицо без следа косметики.

Но мучительная неловкость длилась только миг. Ларита распрямилась с вызывающим видом: «Певица? Поздравляю! а я — вещунья. Мы — гляди! — такие гордые, что козыряем, в лице не меняясь. Тебя слушают молодчики? а меня — генералы. Пускай не видят, я — голос неба».

Отделившись от своих — Тёмные Звёзды слегка обомлели, — она решительно подошла к Джани и её поклонникам, звонко выкрикнув клич союза:

— Певчие кошки — мяу!

— Ларинка? — растерянно, в смятении вгляделась звезда варьете. — Ты… откуда?

— Мяу, — с нажимом повторила Лара, напоминая о клятве.

— Какое милое создание, — причмокнул щёголь в кофейном с искоркой сюртуке. — Ан Джани, вы с ней знакомы?.. Она приютская?