Так гласит Писание: «Превзошёл мыслью шесть архангелов, гидр и гадов сотворил, оживил неживое и служить себе заставил службой рабской. Низвергал горы и строил крепости крепкие, обширные, над коими денно и нощно сияло солнце смерти, дабы рабы его трудились неустанно, и гордился, предрекая — буду царём Мира».

«Может, об этом надо кричать посреди площади, — мерцала мысль. — Все сюда, смотрите, какая судьба нам грозит! Вот дары царя тьмы, вот плоды чёрного знания — стать придатками нежити, отдавать ей свою кровь. Впустить в тело змей и жить под солнцем смерти, забыв, кто ты, зачем ты… Нет, нет — я скажу это кому следует и когда следует, не раньше…»

Остро пахнущей губкой узколицый стёр с тела штабс-капитана помазание. Хождение в бездны нечистого царства закончилось. Ему дали в руки Мису, которая тотчас принялась тереться о китель, прижиматься и мурлыкать, нежно выпуская коготки. Признала…

— Иди и помни.

Он проснулся с головной болью, в липком поту, с пересохшим ртом. Казалось, на лбу и кистях таяли светящиеся следы адского елея. Душа рвалась, томилась и стремилась — ехать, прочь, скорее. Куда?

За завтраком мысль об отъезде оформилась, стала конкретной и чёткой. Путь известен. Осталось сдать письменный рапорт и карту сектора, ввести в курс дела сменного комвзвода, подать прошение об отпуске, побывать в офицерском собрании — и отправиться. На всё про всё — пара дней.

— Ну-с, гере штабс-капитан, — полковник дружески пожал руку Вельтеру, — вы свой отпуск давно заслужили, посему не смею вас задерживать. Извольте получить у казначея денежное содержание и — в добрую дорогу! Проездной документ вам оформят в любой конец империи — от Святой Земли до Ганьских гор. Возьмите денщиком кого хотите из взвода — любой Рыжий Кот достоин прокатиться с командиром за казённый счёт. Благодарю за службу!

— Рад стараться, гере полковник! — откозырял штабс-капитан.

— К супруге? — Угостив храброго офицера сигарой, спросил полковник уже неофициально, братским тоном.

— Сначала в столицу. Обет дал — если останусь жив, пойду в руэнский храм Эгимара-мечника.

— Обеты должно исполнять. Однако ж о супруге забывать не следует — заждалась голубка голубя! — подмигнул полковник с пониманием.

— Кошку ей предъявлю, — улыбнулся Вельтер. — Пусть увидит нашу рыжую…

На тыловой базе всё по-другому, чем на передовой. Опрятные дома, широкие улицы. Солдаты маршируют в баню — сытые, крепкие, бравые. Снуют писари и ординарцы — эти прямо лоснятся, как откормленные хомяки. Немало штатских — инженеров, рабочих, торговых агентов, — а также прекрасного пола. Милосердные сёстры из госпиталя неодобрительно посматривают на весёлых девиц, флиртующих с солдатиками.

В церкви звонят к обедне, торгуют галантерейные лавочки, из обжорок пахнет горячей снедью — есть даже ресторанчик для господ! Прямо мирная идиллия. Не подумаешь, что в пятнадцати милях отсюда начинается выжженная, отравленная пустошь, где растут из земли глаза на стеблях, а под землёй…

Воспоминание накатило как озноб, в животе что-то сжалось. Вельтер решительно направился к ресторанчику — надо срочно перекусить, отогнать страх едой.

За столом его сотрапезником оказался невысокий круглолицый молодчик с прилизанной причёской, в модном бежевом сюртучке. Масляные губы, глазки вишенками, быстрый говорок — явно из «людей воды». Эта Золотая Лоза тут как тут, едва запахнет выгодой — пошла распиловка пенистой брони, распродажа артефактов, вот они и слетелись. Когда «тёмная звезда» упала, их не было — слишком опасно, в бой пусть громовники идут…

— На переднем крае служили? Великий почёт, гере штабс-капитан. Позвольте… Человек! — Молодчик подозвал официанта. — Бутылку лучшего делинского! для господина офицера!

«Однако угощать умеет», — признал Вельтер с усмешкой.

— А кротов ловить не доводилось? — спросил лозовик негромко после третьего бокала.

— Бывало.

— Даже самок?

— Этих редко.

— И куда их определяете?

— Сдаём интендантам. Куда дальше — не моя забота.

— Можно договориться, — заговорил круглолицый ещё тише. — Вы же не сразу их сдаёте, верно?.. Если придержите, дадите мне знать… вот визитка… За молодую самку — двести унций золотом. Подумайте. По червонцу на солдата, три унтеру — все будут молчать, была кротиха или её не было…

Вмиг пропал аппетит. Отчего-то Вельтер машинально поискал рукоять револьвера. Рука вспомнила карман, где — во сне? наяву? — был кошкин корм. Потом эти губы, язык на ладони…

— Вы обратились не по адресу. Я людьми не торгую. Я их убиваю.

Видимо, в этот момент его взгляд и голос изменились — молодчик пугливо побледнел. Когда Вельтер резко встал, утираясь салфеткой, круглолицый отшатнулся, словно хотел закрыться от пощёчины.

— Спасибо за угощение. Официант, счёт!

Выходя из ресторана, штабс-капитан внезапно понял, что впервые назвал кротов — людьми.

Потом — визиты, разговоры, сборы. Провести вечер в собрании — так же свято, как в храм сходить. Те, кто ещё не бывал в зоне, слушают, не отрываясь: «О, вы здесь со дня высадки?.. Респект, друг штабс-капитан».

Багаж у отпускного офицера невелик: чемодан с личными вещами, еда и вино в дорогу на первое время; дальше в вокзальных буфетах прокормимся. От провинциального центра Татары до Руэна — две тысячи миль. Трое суток езды с пересадками, это время мимолётное! Велел вычистить короб-переноску для Мисы, а также запасти и ей чего покушать. Кого взять денщиком?

Думали об этом и Коты — нет-нет да заглянут в офицерские комнаты. Кто просто козырнуть: «Не угодно ли чего-с?», кто принесёт гостинец Мисе. Угождают с намёком.

Заходил и Нож-медиум, с фельдфебелем. Он с Рыжими держался, чтобы не быть в одиночестве. Жандармские эскадроны давно зону покинули, а пехота с артиллерией тёмно-синих не жалуют — мол, не воин, а каратель.

Во второй раз Нож пришёл один — сжатый, подобранный, как перед рейдом.

— Ваше благородие, имею к вам тонкий откровенный разговор. Соблаговолите выслушать…

— Говори, сержант. — Вельтер был в хорошем настроении. Завтра на поезд, паровоз запоёт: «Прощай, мёртвая зона!» Что там сержант придумал — никак, в денщики напроситься?..

— Осмелюсь предложить, — Нож выдохнул, будто набрался храбрости, — себя вам в попутчики. Очень прошу…

— Видишь ли… — Жалея сержанта, штабс-капитан чуть замялся перед тем, как отказать. — Сожалею, братец, но денщика я уже выбрал. Не сочти за обиду — жандарм пехотному не пара. Вот, возьми, выпьешь… — Он было протянул Ножу полтину и подумал, не дать ли ещё пачку душистых папирос. Сержант жестом отказался:

— Нет, ваше благородие, вы без меня не уедете.

— Эт-то ещё почему? — опустив руку, Вельтер нахмурился.

— Я вас одного не смею отпустить.

— Сержант, не забывайся! — гневно осадил офицер. — Смир-но! кру-гом! Шагом марш отсюда, пока я тебя под арест не засадил.

— Не засадите, — вдруг злобно и дерзко заговорил Нож, отступая на шаг. — Иначе сами попадёте, да не под арест — в научную тюрьму, где мозги из людей вынимают. Вы — околдованы! Ваше благородие, на вас печать наложена!

— Да… как ты смеешь?! — разъярившись, Вельтер прянул на него, наотмашь отвесил сержанту хлёсткую пощёчину. Едва сдержался, чтобы не дать в зубы кулаком. От удара Нож чуть шатнулся, но сохранил выправку и продолжал опасно звонким голосом:

— Ваше благородие, не доводите до греха!.. Выслушайте, Грома ради!

— Что… что ты городишь?.. ума лишился?!

— Я на вас с последнего рейда гляжу, как «ходок» захватили, — торопливо заговорил сержант. — Не цельный вы, а расколотый; внутри вас — темнота. Где на вас шип навели? кто печать наложил?.. Вы за Мисой в ночь ходили — и вернулись не такой, как прежде. Кто это над вами сотворил? человек? или не человек?..

Холодный пот прошиб Вельтера, ярость сменилась бессилием. Чтобы не упасть, штабс-капитан шатко подошёл к столу, опёрся на него.