Она жалела, что не может, закрыв глаза, уснуть навсегда. Жалела она и о днях, когда она писала с утра до сумерек, то гасила свечу, чтобы хватало дольше, а сама погружалась в воспоминания, искала слова, то вновь зажигала свет, и быстрые строчки летели одна за другой... Однажды она подошла к столу. Там лежала уже довольно высокая, пыльная горка свеч - поскольку не давали распоряжения их не носить, стражник каждый день клал на стол еще две свечи, несколько листов бумаги и доливал чернила в чернильницу.
Мария взяла одну свечу, ощутила ее запах - грустный, летний, медовый... Задумчиво взяла бумагу, перо. Зажгла свечу. Камера озарилась теплым желтоватым светом. Теперь свечи можно было не жалеть... Мария медленно подвинула к себе лист бумаги и начала писать. "Я не думаю, что когда-нибудь ты прочтешь это письмо, но жизнь полна таких странных совпадений, таких случайностей, что не каждый писатель осмелится описать в своем романе. Я не знаю, что там наверху, зима, весна или уже лето, вижу только тусклый далекий свет, вспоминаю цвета, запахи, голоса. Я давно не знаю ничего о тебе, но думаю, ты не рассердишься и не будешь недоволен, если я снова, после многих лет молчания, напишу тебе..." Это было первое письмо из многих десятков "Писем к другу". Мария сама не была точно уверена, говорит ли она с Крем или это только лишь литературный прием... но она писала ему, рассказывала сны, делилась мыслями о прошлом, сомнениями и сожалениями... Долгий разговор, тяжелые раздумья, раскаяние, тихая мольба о сочувствии и простом человеческом тепле... Иногда Марии казалось, что он читает эти письма и переживает вместе с ней, сомневается, тоскует, осуждает ее и прощает...
Шли дни и недели, складываясь в месяцы и годы... Однажды утром вместо стражника в камеру вошли несколько человек, одетых в военную форму. Один из них, выйдя на полшага вперед, зачитал Марии приказ - ее освобождали от тюремного заключения, заменив его ссылкой в одно из ее далеких поместий. При ней могли находиться две служанки, горничная и садовник. Ей запрещалось покидать поместье, вести переписку, принимать кого бы то ни было у себя.
Мария провела в ссылке еще три года, ни с кем не переписываясь, никого не принимая. Это поместье, очень небольшое, было выбрано, видимо, потому что все оно (дом и парк с аллеями и опушками между высоких деревьев) было обнесено высокой оградой. Мария гуляла по парку, читала книги, которых было немало в домашней библиотеке, и понимала, что она если не счастлива, то спокойна...
Затем снова последовало смягчение условий, и переписка была разрешена - но письма должны были проходить цензуру, также было разрешено принимать гостей, которые должны были получать заранее специальное разрешение. Мария не прельстилась подобными послаблениями и жила по-прежнему, без переписки, без гостей...
В один из тусклых осенних дней Мария гуляла по парковым дорожкам. Парк - лучше сказать, маленький лесок, с одной главной аллеей и узкими тропинками, в нем росли не садовые, а лесные деревья и кустарник - лиственницы, ели, орешник... Ночью шел дождь, и сейчас с деревьев падали холодные капли, мокрая листва мягко оседала под ногами. Небо было серым, высоким, пустым, воздух - свежим, влажным и горьким. Пахло как в лесу - мокрыми листьями, даже как будто грибами...
Мария отчего-то вспомнила давний день, охоту на мелькавшую среди деревьев лисицу, дальние перекрикивания охотников, Крея, первым догнавшего добычу... Она остановилась перед небольшим прудом, в котором плавало несколько темно-серых, каких-то взъерошенных уток. Некоторое время она постояла, глядя на птиц, потом повернулась, чтобы уйти... Откуда-то сбоку, из небольшой, уходящей за деревья аллейки послышались неторопливые, немного тяжеловатые шаги. Мария повернулась, вглядываясь. Кто это может быть? По звуку шагов она поняла - это кто-то чужой, не из тех, кто постоянно живет в усадьбе. И все же, ей казалось, она узнает эти шаги. Раньше этот человек ходил чуть быстрее, ступал не так тяжело, и все же... все же...
Мария сделала несколько шагов навстречу. Она столько лет почти ни с кем не говорила, почти никого не видела. А его она не видела восемнадцать лет... Утром, ненадолго остановившись перед зеркалом, она бездумно посмотрела на грустное лицо с морщинками около глаз, седину в рыжих волосах - но сейчас она печально подумала, что хотя звук этих шагов и запах леса возвращает ее на много лет назад, но прошлого не вернешь, ни очарования молодости, ни жажды жизни... Крей вышел к ней из-за деревьев.
Он постарел, голова его была почти седой, ступал он почти грузно. Но посмотрев на него, Мария подумала, что в одном он совершенно не изменился. Прежний уверенный взгляд, то же выражение лица... Какое это удивительное чудо, подумалось ей, когда душа остается неизменной, чистой, сильной и цельной в этом меняющем и меняющем нас мире, в котором опору можно найти только в самом себе...
Крей подошел к ней, поклонился, сняв шляпу, и молча посмотрел ей в лицо. "О чем же мы будем говорить," - внезапно подумала Мария, и ей стало страшно, потому что сейчас должен был последовать разговор о том, как он приехал сюда, как и у кого получил разрешение...далее о ее здоровье... а дальше оставалось поговорить о погоде и о том, что после дождя можно промочить ноги и пора возвращаться домой... Лучше никогда его не видеть, чем говорить с ним ни о чем, это хуже, чем если бы он умер сейчас на ее глазах...что может быть ужаснее, чем вести светскую беседу с тем, без кого ты не можешь жить... Нет, она так не сможет, у нее просто разорвется сердце. Они продолжали стоять молча, не говоря друг другу ни слова. Надо разорвать это душащее их кольцо молчания... Мария посмотрела на Крея:
-Почему ты ушел тогда, восемнадцать лет назад?
Крей помедлил, потом произнес:
-Гордость, долг, сомнения. Я не мог быть фаворитом королевы, когда в родовом поместье меня ждала жена и дети. Было унизительно принимать милости, возвышения, награды. Я всегда шел наверх, но не за счет женщин. Я не хотел быть зависим и не хотел, чтобы ты указала когда -нибудь мне на дверь ради другого .Ты была молода, в тебе кипела жизнь, любовь, сила...я был старше, я прожил и пережил все это . Теперь...я уже стар. Я овдовел полгода назад.
Мария молча смотрела на него. Она всегда была разумной с ним, не требовала чересчур много. Но сейчас... простить ему все? Она была одна много-много лет. Ее медленно убивали пустота и одиночество. Все забыть...промолчать... Невозможно... Но нельзя не думать, что и Крей по-своему прав - гордость, долг, сомнения...в его словах была правда... Мария понимала его. Что же ей теперь делать... Она все так же молча смотрела на него. Нет, она не сможет простить, даже если понимает его. Почти двадцать лет - с бедами, страхами, трудностями - одна... в тюрьме, в унижении, в изгнании - одна...его не было, когда он смертельно был ей нужен, когда она умирала каждый день, когда заставляла себя жить...
Мария покачала головой, повернулась и пошла к дому. Когда-то она, спасая Камень, хотела спрятать его или отдать Первородным эльфам, боясь, что его найдут и уничтожат - она знала, что может совершиться переворот... она отказалась от борьбы за власть, понимая, что иначе неминуема гражданская война в королевстве.. . сейчас она отказывается от человека, которого любила всю жизнь и сейчас любит... Мир вокруг терял краски и звуки, становился блеклым, пустым, безжизненным...умирал... Маленький огонек свечи, трепещущий в ее сердце - и вокруг безнадежная мокрая осень, пустота, холодная, как смерть - ибо в ее жизни ничего уже не будет, даже надежды... Марии показалось, что она поднимает руку над этим теплым, испуганно качнувшимся огоньком, и сейчас накроет его, чтобы он погас... Но внезапно она ощутила - кто-то берет ее руку и отводит от горящей свечи, кто-то подносит свою ладонь к этому огню и словно гладит его, и свеча начинает гореть ярче и ярче... И раздается тихая, нежная мелодия... Душа не флейта, и никому не нравится, если кто-то попробует играть на ней, используя ее слабости и тайны... Но если умело коснуться невидимых струн души, то заиграет дивная, странная музыка...