Саймон еще выбирался из руин, отряхивая себя от снежного крошева, а Гриша уже мчался в атаку. Никогда в жизни он не дрался, не умел да и не хотел, наверное, уметь. Но за башню, за память о Степе, да еще перед Алкой, которая все это видела, вести себя как-то иначе казалось невозможно.

Жаль, не было под рукой тяжелого портфеля, — Гришка просто налетел на Саймона, вслепую меся руками. То есть сначала он глаза зажмурил, а после и не раскрыл бы, даже если захотел. Потому что кулачищи Саймона ответно загуляли по его лицу и телу. Вспышки последовали одна за другой, голову замотало из стороны в сторону. Чмокнули и не удержали посолоневшей слюны разбитые губы, вырвался из сплюснутой груди стон. Гриша еще продолжал отмахиваться, даже попадал по чему-то, но это была, конечно, не драка — избиение. Раз за разом Саймон сбивал его с ног, позволял подняться и снова бил. Кажется, продолжала кричать что-то Алка и уже не она одна. Боли Гриша не боялся, все было привычно, — удивляло только то, что Саймон так долго с ним возится.

В очередной раз шмякнувшись в снег, Гриша расслышал, как хрустнуло дерево. Один глаз его чуть приоткрылся. Должно быть, от удивления. А удивляться было чему. Потому что вокруг Саймона сновал завхоз Савельич с лопатой. Именно она и треснула, угодив в очередной раз по спине злодея. Но самое удивительное, что Савельич был не один. Утирая текущую из носа кровь, из башенных руин выбирался Макарыч, и тут же юркой птахой скакал и финтил Димон. Кулаки Саймона свистели над его головой, но мелкорослый боксер успевал уйти от удара, в свою очередь наказывал соперника злыми тычками. Саймон его ударов словно не замечал. Видно было, что он завелся по-настоящему. А худенький Димон был в своей стихии. Конечно, свалить такого быка, как Саймон, он не мог, однако и уступать не собирался.

— Дон! — заорал неожиданно Макарыч и рывком поднялся из снега. — Дон с Лешим бегут!

Гриша оглянулся. От школьных ворот к ним и впрямь бежала целая толпа. Впереди в одном свитере и без шапки Дон, за ним Леший с Тихманом, а дальше Корыч, Москит и Алка. Верно, она всех и позвала. Живут-то все рядышком…

— А-а! — Макарыч с криком метнулся в ноги Саймона, пытаясь ухватить за колени, но, получив валенком в лицо, отлетел в сторону. В ту же секунду вырванная из рук Савельича лопата ударила завхоза по голове. Не повезло и юркому Димону. Поднырнув под широкий мах, он попытался провести серию, но сам нарвался на хороший крюк. Изломившись, парнишка присел на снегу. А Саймон еще и черенок переломил о его спину.

— Давай, овцы! — в упоении ревел он. — Вали сюда, всех порву!..

Гриша поднял над головой твердый ком — обломок от башни, что было сил, кинул в Саймона, но не попал. Под руки подвернулась плита побольше, и Саймон как раз поворотил к нему разъяренную физиономию — удачнее не придумать! Гриша метнул снежный монолит двумя руками, и посланный снаряд разлетелся в крошево, разбившись о голову недруга.

— Ах ты жаба! Придушу!.. — Саймон по-собачьи мотнул головой, стряхивая снег, и прыгнул к Грише. Но «придушить» паренька не успел. С уханьем и воплями налетела толпа во главе с Доном — точь-в-точь казачья сотня. Разве что не на конях и без шашек. Но важен был порыв, а уж ребятки вскипели будь здоров. Бились за башню, бились за одноклассников. А еще вышибали из самих себя страх, что долгие годы таили перед Саймоновской шпаной.

Общим натиском короля доброго десятка кварталов опрокинули в снег, обрушив на спину и голову град ударов.

— Мочи гада! — Москит первым запрыгнул на поверженного Саймона, и сразу образовалась куча мала, в центре которой пыхтел и ругался отбивающийся враг. Туда же сиганули Макар с Димоном. Уж эти-то жалеть и миловать не собирались. Правил никто не соблюдал: били не кого-нибудь — Саймона! Наверное, если б могли, пустили в ход и зубы.

Пошатываясь, Гриша приблизился к общей свалке, но места для себя не нашел. В глазах без того рябило, а груда тел слилась в одно пестрящее пятно.

— Давай, ребятки, держи его крепче! Сейчас подмогну… — от подсобки с веревкой в руках бежал Савельич. Но к этой минуте все было кончено. Коллектив — это все-таки коллектив, а Саймон не был ни Добрыней Никитичем, ни даже бешеным Степой. Пока был шанс разметать противника, трепыхался, а стоило сразу троим-четверым взгромоздиться ему на спину, тут же притих, покорно позволив стянуть за спиной руки.

— Вот так… А я милицию вызвал. Сейчас пристроим голубка, куда следует… — Савельич циркнул в сугроб красным. — Вот, паршивец, зуб сломил.

— Не радуйся, — просипел поднимающийся Саймон. — Выпустят, я тебе челюсть выкрошу…

Дон, тоже украшенный разбитой губой, с силой ударил Саймона под ребра — да так, что грозного ухаря согнуло пополам. И Леший подскочил — лицо перекошенное, зубы ощерены, — Саймон в испуге отшатнулся, плюхнувшись задом на землю. Леший сгреб его за ворот, бешено тряхнул.

— Запомни, чмо! Тронешь кого из нашей капеллы — в землю зароем. Без милиции и протоколов.

— Так, может, прямо сейчас? Пока не видит никто? — возмутился Макарыч. — Воткнем мордой в сугроб и водичкой зальем.

— Да вон едут уже… — Тихман угрюмо кивнул в сторону ворот, в которые и впрямь въезжала машина с мигалкой.

— Ничё… Вернется, устроим ему сорок пятый…

— Да мы его и так, в натуре, чморанули! — заблажил Москит. — Завтра полгорода узнает, что ему школяры наваляли…

Гриша осторожно присел на корточки. Голову кружило, в глазах плавало искристое марево. Он всерьез испугался, что его начнет тошнить прямо при одноклассниках. Нестерпимо захотелось прилечь — прямо на обломки порушенной башни.

— Как ты, Гринь? — в лицо ему глянул Костяй.

— Нормально…

— Да видно, что хреново. Вон как этот баран его отделал. И бровь рассечена.

— Давай, хоть снег приложим…

Гриша почувствовал, что ему помогают встать, левым заплывшим, но все-таки видящим глазом, рассмотрел, как Алла прикладывает к его лицу снег. Тут же суетилась пара милиционеров. Ребят попросили не расходиться, дать показания, но Костяй с Доном и Лешим все-таки повели Гришу в подсобку.

— Там лавка, тепло, пусть хоть оклемается чуток.

— А аптечка? Аптечка там есть? — озаботилась догнавшая их Алла. — Надо хотя бы тампон приложить. Вон какая рана.

— Нормально все, — просипел Леший, — заживет, как на собаке…

Гриша слушал и улыбался. Мог ли он представить себе — всего пару месяцев назад, что о нем так будут печься. И кто? Алла, Леший, Дон!

— Только вот что, Леший, — Костяй ногой распахнул дверь подсобки. — Ты это… Хорошо все сказал, только капелла — немного другое.

— Чего другое-то? Команда. Типа, коллектив…

— Это хор певчих в церкви!

— Ишь ты, мудрила! — Леший подмигнул Грише, помог усесться на лавку. — А мы что, по-твоему, и спеть ничего вместе не можем?

— Да вы уже спелись, по лицам разукрашенным видно. — Алла вовсю шарила в настенной аптечке.

— А еще звезда такая есть — Капелла, — с трудом разлепил разбитые губы Гриша. — В северном полушарии — самая яркая.

На него посмотрели с уважением.

— Слышали? — Леший самодовольно улыбнулся. — Самая яркая! Значит, все пучком. Правильно я сказал. Пусть знает, что мы не черти какие-нибудь, не невидимки. Сунется еще раз, объясним кто тут звезда, а кто не очень.

— Вон она наша сегодняшняя звезда, — Алла подошла, сжимая в пальцах вату и пузырек с йодом. — Один на один с этим носорогом схлестнулся. Не он бы, Саймон бы меня убил.

— Гриня молоток, чего там! — Дон хмыкнул. — Башню только жалко.

— А может, снова построить? Прямо сейчас? — воодушевился Костяй. — Навалимся толпой и сделаем.

— Не-е, такая же не получится. Все в пыль рассыпалось. Где плит наберем?

— А может, просто горку? — подал голос Гриша. — Для мелкоты. Снега как раз хватит.

— Во! — Дон оглядел присутствующих. — Парню крышу попортили, а он только соображать стал лучше.