Позиции нашего полка состояли из главной оборонительной линии, расположенной на склонах высот, обращенных в сторону противника, и двух тыловых линий на расстоянии 2-5 км одна от другой. Эти оборонительные линии представляли окопы полного стрелкового профиля, но с весьма малым количеством блиндированных сооружений. Прочных бетонированных построек не было вовсе. Проволокой была оплетена сплошь только первая линия. Перед тыловыми линиями проволочные заграждения были узки и находились только на некоторых участках. Позиция страдала вообще недостатком глубины, — это были линии окопов, слабо между собой связанные закрытыми ходами сообщений и не имевшие солидных опорных пунктов. Главным же недостатком укреплений было отсутствие самостоятельных тыловых позиций.

Третий день рота находилась на передовых рубежах обороны. На положении нашего участка фронта все перипетии стремительного галицинского прорыва и столь же быстрого отступления сказались не столь драматично. Мы воевали на периферии юго-западного фронта и наши наступления и отступления носили локальный характер, являясь лишь отголосками стратегических поступков командования. Все что нам удавалось это захватить пару деревень, а потом их оставить. Австрийцы не проявляли инициативу, и рота вела позиционные бои. Потерь с нашей стороны практически не было, если не считать двух раненных новобранцев, получивших свои пули по неосторожности.

В одном из совсем малого количества блиндажей расположился командный пункт моей роты. Здесь же офицеры роты отдыхали. Минский где-то нашел плоскую дверь и с помощью солдат своего взвода переоборудовал ее под стол, на котором мы и обедали, и раскладывали преферанс, и расстилали простынь топографической карты с позициями подразделений полка. По бокам бревенчатых стен ими же были установлены нары, на которых мы спали.

Вечером мы, как обычно, зажгли керосиновую лампу и уселись вокруг стола. Минский сдал карты, и началась повседневная уже порядком опостылевшая мне забава. В игре участвовали Хитров, Минский, и я. Виноградов редко играл с нами. У него не ладилось с картами. Он мог пасануть при железных шести взятках. И сыграть в минус при чистом мизере. По этой причине он не искушал ни судьбу, ни партнеров по преферансу. Сенцов же дежурил и производил обход позиций роты.

- Что, господа, по чем вист? – спросил Хитров, развернув веером свои карты.

- Как всегда, по полкопеечки, - в задумчивости произнес Минский, видимо карты его не радовали.

- Подпоручик! Вы все продолжаете играть по-детски. Пора взрослеть. Может, хотя бы по копеечке? – сказал, Хитров, раскладывая свои карты по мастям.

- Э, нет! Мне везет в любви, а не в карты! А для любви необходимы деньги. Где же я их возьму, если вы второй вечер подряд хотите меня раздеть?! – улыбнулся молодой офицер.

- Да Вы, батенька, трусоват! – продолжал шутливый разговор поручик. – А что скажет командир?

- Ладно Вам, Дмитрий Николаевич. Смотрите, подпоручик совсем зарделся. Не будем обижать молодость. Играем по полкопеечки. Сдавал Михаил Сергеевич? Да? Тогда шесть первых. – Начал игру я, согласившись по ставке с Минским.

- Шесть вторых…, дети мои… - медленно проговорил Хитров, трогая правой рукой свои карты и поглядывая на прикуп.

- Шесть третьих, - продолжил торг Минский.

- А вы говорите, Станислав Максимович! Смотрите, он уже даже торгуется!

- Да…Семь первых, - продолжил я торг не обращая внимания на булавки Хитрова в адрес Минского.

- Хм… Пас! – пасанул Хитров.

- Пас, - поддержал его Минский.

Я взял прикуп, мне пришли одна мелкая карта пики и бубновый туз, с ними я свободно играл восемь пик. О чем и сообщил игрокам.

- Вист! – объявил Хитров.

- Пас, - упал Минский.

- Ляжем?

- Ложимся, - Минский разложил свои карты. Хитров тоже положил свои. Они оба стали их рассматривать.

- Господа! Рад сообщить вам, что вы без одной, - облегченно выдохнул я, поняв, что с моего хода я беру девять взяток.

- Увы! Вынужден с Вами согласиться, - разочарованно произнес Хитров, раскладывая карты и так и сяк. – Без одной. Пишите Минский! Хитрец! Как бы вы играли шесть третьих?! На чем с такими картами! Хотели нас поднять?

Я собрал карты и стал их тасовать. Минский карандашом пометил результаты игры. Хитров сдвинул верхнюю часть колоды, и я стал сдавать. В это время в блиндаж вошел Сенцов. Я обернулся в его сторону и заметил, что тот пришел с какими-то новостями.

- Господин штабс-капитан, во втором взводе происходит «новгородское вече». Нижние чины подвергаются агитации.

- Вы прекратили это безобразие?

- Нет, меня оттеснили. Туда стекаются солдаты и из других взводов…

- Черт побери, Сенцов! Вы же офицер! – я оставил карты, одел портупею, расстегнул кобуру, проверив свой револьвер. – Идемте!

Через несколько секунд нас догнали Минский и Хитров. Виноградова я не увидел с ними. Уже приближаясь к окопам второго взвода нам стали слышны слова оратора.

- …се мы измучены ужасной войной, которая унесла МИЛЛИОНЫ жизней, сделала миллионы людей калеками, принесла с собой неслыханные бедствия, разорение и голод…

Солдаты при виде меня и следовавших за мной офицеров в нерешительности расступались, пропуская нас ближе к агитатору.

- И все больше становится число людей, задающих себе вопрос: из-за чего началась, из-за чего ведется эта война? – продолжал говорить человек твердым, хорошо поставленным, громким голосом. - С каждым днем яснее становится нам, рабочим и крестьянам, несущим на себе наибольшие тяжести войны, что она началась и ведется капиталистами всех стран из-за интересов капиталистов, из-за господства над миром, из-за рынков для фабрикантов, заводчиков, банкиров, из-за грабежа слабых народностей. Делят колонии, захватывают земли на Балканах и в Турции — и за это должны разоряться европейские народы, за это должны мы гибнуть и видеть разорение, голод, гибель наших семей. Класс капиталистов наживает во всех странах на подрядах и на военных поставках, на концессиях в аннексированных странах, на вздорожании продуктов гигантские, неслыханные, скандально-высокие прибыли. Класс капиталистов обложил все народы на долгие десятилетия данью в виде высоких процентов по миллиардным займам на войну. А мы, рабочие и крестьяне, должны гибнуть, разоряться, голодать, терпеливо снося все это, укрепляя наших угнетателей капиталистов тем, что рабочие разных стран истребляют друг друга, проникаются ненавистью друг к другу.

Наконец я пробрался вплотную к выступающему смутьяну. Им оказался мужчина средних лет, невысокий, но коренастый. На нем была солдатская форма без знаков различия. В руке он сжимал фуражку и усиленно ею махал, усиливая смысл сказанного.

Я остановился, сзади меня встали мои офицеры, готовые броситься на мою защиту. При нашем появлении оратор не смутился, а смело продолжил свою речь.

- Неужели мы будем еще сносить покорно наше иго, сносить войну между классами капиталистов? Неужели мы будем затягивать эту войну, становясь на сторону своих национальных правительств, своей национальной буржуазии, своих национальных капиталистов и тем, разрушая международное единство рабочих всех стран, всего мира?! Нет, братья-солдаты, пора нам открыть глаза, пора взять самим в руки свою судьбу. Во всех странах растет, ширится и крепнет народное возмущение против класса капиталистов, втянувшего народ в эту войну. Не только в Германии, но и в Англии, которая слыла до войны особенно свободной страной, сотни и сотни истинных друзей и представителей рабочего класса томятся в тюрьмах за честное и правдивое слово против войны и против капиталистов. Революция в России есть только первый шаг первой революции, за ней должны последовать и последуют другие. Правительство в России, Николай II, такие же разбойники, как и Вильгельм II,— есть правительство капиталистов. Оно ведет такую же разбойническую, империалистическую войну, как и капиталисты Германии, Англии и других стран. Оно подтвердило разбойничьи, тайные договоры, заключенные Николаем II с капиталистами Англии, Франции и прочие, оно не публикует эти договоры во всеобщее сведение, как не публикует и германское правительство своих тайных, столь же разбойничьих, договоров с Австрией, Болгарией и так далее. До сих пор еще большинство солдат и часть рабочих относится в России — как и очень многие рабочие и солдаты в Германии — с бессознательной доверчивостью к правительству капиталистов, к их пустым и лживым речам. Только в том случае, если государственная власть в обоих враждебных ныне государствах, например и в России, и в Германии, перейдет всецело и исключительно в руки революционных рабочих и солдат, способных не на словах, а на деле порвать всю сеть отношений и интересов капитала,— только в этом случае рабочие обеих воюющих стран проникнутся доверием друг к другу и смогут быстро положить конец войне на основах действительно демократического, действительно освобождающего все народы и народности мир!