Рядом с кроватью стоял стул, на который я вчера аккуратно бросил галифе и китель. Я протянул руку и достал из кармана часы. Без четверти семь. А где же Маша? Куда делась моя ненаглядная? Закрыв вновь глаза, я сладко зевнул и потянулся. Настроение с утра сложилось. Прекрасное утро, прекрасное настроение. Жизнь прекрасна! Минут через пять скрипнула дверь, а за ней и половицы. В комнату вошла она. Я повернулся к окну и посмотрел на нее сквозь полузакрытые веки. До чего же она хороша. Стройное девичье тело, длинные распущенные волосы, слегка вьющиеся. Правильные черты лица. И глаза. Огромные бездонные глаза.

- Душенька, ты почему так рано встала? – полушепотом спросил я Машу.

- Мне в лазарет надо. Правда, я уже опоздала. Но пока не на очень много. Надеюсь, Катя что-нибудь придумает и объяснит мое отсутствие.

- Я тоже на это надеюсь…Она очень находчивая…

- Ты не вставай, поспи еще, я все приготовила.

- Да мне тоже скоро вставать. Сегодня полковая проверка. Необходимо присутствие всех офицеров. Завтра на передовую, - довольно тяжело вздохнул я, но отметил про себя, что этот факт не очень расстроил меня. – Когда ты вернешься? Или хочешь сегодня остаться у себя?

- А ты как хочешь? – мягко улыбнулась Маша. Она повернулась ко мне и смотрела, как я, закинув руки за голову, валяюсь на хозяйской перине.

- Разумеется, я хотел бы быть с тобой и сегодня. Ведь завтра нас отправят в окопы и только Богу известно, когда мы вернемся обратно.

- Я приду… - Маша, быстро подойдя ко мне, наклонилась и поцеловала меня в щеку, - Жди, я обязательно приду!

Она стремительно выбежала из комнаты, да так, что половицы не успели пропеть под небольшим весом ее тела.

Вставать пока не хотелось, и время позволяло мне еще немного полежать. Неделя выдалась воистину сказочной. Мы все это время оставались в тылу, что позволяло нам праздновать Пасху по-настоящему, с разносолами, выпивкой, праздничными богослужениями, общением с женским полом, ночным сном на человеческих кроватях и другими атрибутами мирной жизни. Судьба свела меня с Машей. Чудесным, милым, нежным и уже любимым человеком.

Я вспомнил, как мы впятером возвращались на бронеавтомобиле в Годыновку. День уже был в полном разгаре. Солнечный теплый весенний день. А еще вчера небо хмурилось дождем. Все-таки ранняя пасха рождает надежды на долгое лето, долгое тепло. Настроение было под стать тому дню. Пасха! Светлая. Добрая. Веселая пасха! Вспомнил как Иван Синицын, подпоручик-автомобилист, поставил автомобиль в расположение своей части и оттуда мы все шли пешком. Как смеялись наши барышни, как мы часто переглядывались с тогда еще совсем незнакомой Машей. Как Иван что-то рассказывал об автомобилях, но его никто не слушал. И даже Светлана закрывала ему рот пальчиком, хохоча от безудержного веселья. Вспомнил, как уже на мосту Катя предложила всем искупаться в речке.

- В начале светлой седмицы нужно купаться! – заявила хмельная Катя чуть заплетающимся языком.

На ее предложение откликнулся только Иван. Он стал стягивать с себя кожаные одежды и только неоднократные уверения Светланы, что Катя шутит, смогли удержать того от красивого прыжка с моста.

- Ваня! Ваня! – приговаривала девушка, натягивая кожаные галифе обратно на место. – Катя пошутила! Купаться будем только завтра! Сегодня еще рано!

Эти доводы уразумели горячего автомобилиста, и он послушно пошел со Светланой, которая крепко схватила его за рукав куртки.

Потом мы дружно выпивали в корчме. Мы ели запечённого поросенка, били яйца, пробовали разнообразную пасху, пили горилку, а барышни какое-то местное вино красного, почти бурого цвета. Веселье было кругом, даже хозяйка корчмы, прижимистая малороссийская бабенка в тот день стала щедрой и обаятельной. Во хмелю мы первый раз по-настоящему не в щеку, а в губы поцеловались с Машей. Провожая ее до госпиталя, которому помогало местное отделение красного креста, при котором она состояла сестрой милосердия, я обнял Машу. Смотря друг другу в глаза, мы поцеловались, сначала робко, а потом долго и страстно. Но в тот день Маша ничего большего не позволила ни себе, ни мне.

- У меня вчера чесалась губа, - улыбнулась Маша.

- И верно к поцелую! – рассмеялся я.

Мы расстались до следующего дня. Потом были и другие дни Светлой седмицы. Все они пролетели как один. И вот вчера мы впервые не расстались. Маша не пошла к себе, а осталась у меня на ночь.

Наконец, я потянулся в последний раз и, собравшись силами, встал. Облачившись в полевую форму, я позавтракал, выпил теплого молока и доел остатки кулича. Минут через пять в комнату постучались. Это был мой ординарец, рядовой Акопов.

- Ваше благородие, подпоручик Минцкий прислал меня, чтоб сказать, что он немного задержится.

- Этого еще не хватало, - пробурчал я тихонько себе под нос. Не стоило это слышать нижнему чину. Но такое заявление подпоручика своему ротному меня озадачило. Если бы не хорошее настроение, то, скорее всего, я вспылил бы. Но, стараясь скрыть раздражение, я довольно мягко обратился к своему нижнему чину: - Ступай, голубчик. Я скоро буду в роте, передай дежурному офицеру, чтобы начинал построение.

- Есть! – сказал ординарец, и за ним закрылась дверь.

Застегнув портупею и повесив на левый бок шашку, я, взяв в руки фуражку, вышел из дома.

- Смиирррна! – прокричал поручик Хитров, командир взвода, дежуривший в расположении роты. Чеканя шаг, приложив правую руку к козырьку, а левой рукой придерживая болтающуюся шашку, он подошел ко мне для рапорта.

- Вольно! – скомандовал я, выслушав дежурного офицера.

- Вольно! – продублировал мою команду Хитров.

- Где Минский? – тихонько спросил я Хитрова.

- Станислав Максимович, у него неприятности…

- Какие? – насторожился я.

- …Ммм.. – стал мяться в нерешительности поручик.

- Ну, что там? Выкладывайте! – потребовал я.

- Они вчера повздорили с интендантом. Я не знаю, что конкретно произошло, но патруль их обоих задержал. Он в сей момент на гарнизонной гауптвахте. Вернее они оба там. Я не стал Вам сообщать, поскольку поздно уже было.

- Здорово! – вздохнул я. – Откуда знаете?

- Звонил комендант.

- Подробности какие-нибудь говорил?

- Нет. Просто сказал, что задержали обоих, после рукоприкладства со стороны Минского.

- Значит, наш орел виноват…

Хитров пожал плечами. До проверки оставалось пару часов. Взглянув на взволнованное лицо поручика, я решил рискнуть.

- Слушайте, Дмитрий Николаевич, у нас осталось немного времени. Гауптвахта недалеко. Я попробую уладить конфликт. Если, вдруг, проверка прибудет до нашего возвращения, начните без меня. Скажите, что я срочно убыл в штаб дивизии, армии, в общем куда угодно, но срочно.

- Вы уверены, Станислав Максимович?

- Конечно! А, что остается нам?! У меня неплохие отношения с комендантом… попробую спустить пары… Ладно! – решительно сказал я, - оставайтесь и держитесь. Никому ни слова!

- Есть! – козырнул поручик, а я быстро зашагал в комендатуру.

Через час мы с Минским были в расположении роты. Он даже успел переодеть китель, так как тот, в котором я его забрал с гауптвахты, был изрядно порван. На лице молодого офицера краснели царапины, а на правой скуле вздулась красная шишка. Проверка еще не прибыла и мое отсутствие, а также проступок моего офицера, полковым командованием установлены не были.

- Извините, господин штабс-капитан… - виновато произнес Минский, когда мы вышли на улицу из здания гауптвахты.

- Чего уж там…Дрались то хоть за дело? – примирительным тоном спросил я.

- Из-за дамы…

- Спрашивать, кому досталось больше, не имеет смысла, - улыбнулся я, - видел я рожу этого поручика. Молодец Минский! Так держать не только со своими! Бейте и врага также решительно, но жестче!

- Есть, - облегченно выдохнул мой подчиненный.

- Быстро забегаем к Вам, Вы меняете разорванный китель, и мчимся в роту! Вы не забыли? Завтра у нас отправление на передовую!