Особенно охотно приходят ко мне духи, когда я поем веселящего гриба — мухомора. Тогда я вижу их так же ясно, как вас. Духи похожи на человечков, только они маленькие и черные, а вместо голов у них веселящие грибы. Они танцуют и поют мою песню. Голоса наши сплетаются и становятся громкими. Люди говорят, что они тогда тоже слышат песню духов. Так я стал Заклинателем.
— У тебя есть дух-покровитель? — спросил Мизинец.
— Нет, — старик покачал головой. — Мне помогают все. Все духи дружны со мной.
Так проговорили они всю ночь. Утром, когда солнце вновь начало взбираться на синюю гору неба и тени от камней и деревьев сделались короткими, Укушенный Морозом сказал молодым охотникам:
— Идите в стойбище. Пусть вместо вас придут другие.
— Я останусь, — возразил Мизинец.
— Хорошо. Тогда пойди в долину и убей двух гусей. Юноша схватил лук со стрелами и проворно побежал вниз по склону.
Стаи серых гусей паслись у крошечных озер, выщипывая молодые побеги черноголовой травы. Мизинцу не надо было даже подкрадываться. Непуганые птицы подпускали на расстояние полета стрелы. Опустившись на колено, юноша натянул лук. Костяная стрела попала большому гусаку в голову. Он забил по земле распластанными крыльями. Остальные птицы тревожно загоготали, не понимая, что случилось. Мизинец неторопливо положил на тетиву другую стрелу — и вторая птица ткнулась головой в траву.
Стая с шумом поднялась. Гусей было так много, и кричали они так громко, что юноша зажмурился и присел. Большой ветер поднялся от крыльев птиц.
Следя за стаей глазами, Мизинец невольно подумал, что птицы совсем как люди. Они могут легко заклевать его: так их было много, и он никогда больше не убил бы ни одной птицы, но гуси только кричали и растерянно кружили над долиной.
Мизинец подобрал добычу, прикрикнул на облезлого песца, что кружился рядом, ожидая, что и ему достанется доля, и зашагал в сторону, где сидел Укушенный Морозом.
— Хорошо стреляешь, — сказал старик. — Я видел — ты попал птицам в головы и выбрал самых жирных.
— Они глупые. Совсем как люди. Они не помогают друг другу. Их можно убить всех.
— Нет, — возразил Укушенный Морозом. — Ты говоришь, не зная жизни. Люди умные. Разве их можно сравнить с гусями?
— Можно. И те и другие думают только о том, чтобы быть сытыми. Так случилось с моим родом. Но пришли Плосколицые и всех убили.
— Это совсем другое. — Старик задумался. — Когда я был таким, как ты, я ходил в Долгий поход. Мы были в пути три зимы и три лета и доходили до Тихой воды, которую стерегут высокие скалы, и она удивительно прозрачна: на самом глубоком месте видны на дне даже мелкие камешки. В той стране бывает так жарко, что наша меховая одежда за одно лето сгнила от пота. Мы видели животных, шкура которых была цветом, как грязный снег. Длинные жесткие волосы росли у них на шеях. Животные бродили по равнине стадами. Бег их был быстр, как полет птицы.
Мы прошли через земли разных племен. Плосколицые живут в трех днях пути от Тихой воды. Это свирепый народ. Их дети вырастают в тяжелых походах и потому не знают пощады. Плосколицые враждуют со всеми и не понимают Языка Мира.
Много зим назад они приходили к нам. Но тогда мы соединились с племенем людей Закатной реки, что течет в Холодное море, и заставили их уйти из нашей земли. Те, кого нам удалось поймать живыми, сказали, что племя их многочисленно и что им тесно в своих лесах, поэтому они часто дерутся друг с другом, а походы их делаются все более далекими.
— Я хочу сходить в землю Плосколицых.
— Не спеши. Ты еще молод и не знаешь, как опасны долгие походы. Если захотят духи, ты побываешь и у Тихой воды, и в стороне, куда уходит спать солнце…
Старик достал из рукава кухлянки нож и вспорол гусю брюхо. Вытащив двумя пальцами сердце и печень, он с наслаждением съел их. Мизинец сделал так же.
Закончив еду, они по очереди сходили в долину и напились студеной воды из луж между кочками.
— Ты знаешь, когда придут олени? — спросил юноша.
— Знаю.
— Тогда зачем мы ждем их появления здесь? Старик лукаво улыбнулся.
— Разве плохо лежать, греться на солнышке и слушать, как просыпается лес, и растет трава, и кричат птицы? Я не только Заклинатель, я еще и охотник. Мне хочется, чтобы сердце радовалось, когда мои глаза увидят первого оленя, а нос почует запах стада, идущего к реке.
— Так когда же придут олени? — нетерпеливо спросил Мизинец.
— Ты хочешь проверить, действительно ли я вижу дальше обычных людей и могу сказать, что делается за горами? Я скажу тебе. Стадо стельных важенок уже идет через перевал, и раньше, чем солнце успеет пробежать свой путь по небу, олени спустятся в долину.
— Не знаю… — с сомнением сказал Мизинец.
— И еще скажу. Когда придут олени, придет непогода.
— Небо чистое, сурки греются на солнце, кричат евражки…
— Я вижу тучи за краем земли. Я вижу, что слишком много птиц опустилось на озера и они не спешат продолжать свой путь к Холодному морю. Я слышу голос гаги. Он сделался простуженным и хриплым, словно птица надышалась морозного ветра.
За спиной, в лесу, послышался шорох, и скоро Мизинец увидел: на опушку вышли двое мужчин. Это были охотники, пришедшие из стойбища на смену ушедшим.
Как только они легли рядом, юноша и старик тотчас же уснули.
В точно предсказанный Укушенным Морозом срок с гор мелкими камешками скатились в долину первые олени. Скатились, остановились у подножия хребта и разбрелись по тундре. Это действительно были стельные важенки, а за ними, чуть поодаль, держались молодые телки.
— Гхы-гхы! — довольно повторял старик, но вестника в стойбище не послал, не стал звать загонщиков, а продолжал наблюдать за долиной.
Мизинец ерзал от нетерпения, брал в руки то копье, то лук со стрелами. Небо затянула серая прозрачная пелена. Солнце еще грело, но лучи его сделались слабыми, словно проходили через большой дым.
— Ты оказался прав, старик, олени пришли. Скоро придет непогода. Пора начинать охоту.
Укушенный Морозом осуждающе посмотрел на Мизинца.
— Кто станет убивать важенку, если не умирает от голода и знает, что совсем скоро вместо одного оленя станет два? Если бы мы поступали так, как предлагаешь ты, откуда бы взялись олени, которые приходят к нам осенью? Видишь, стадо не пойдет сегодня к реке. Будет большая непогода, и олени знают об этом. Беда пришла к ним. Важенки должны скоро разродиться: их бока круты, как бока валунов в реке, и дышат они тяжело, словно большая жара пришла на землю. В другие годы они успевали переплыть Великую реку и там, в тундре, родить телят. Очень большая беда будет: по долине забегали песцы и лисицы, а на том вот бугре, видишь, сидит росомаха.
Из-за Великой реки выплыли низкие черные тучи и стремительно побежали над горами и долинами. Погасло солнце. Налетел большой ветер. Первые капли дождя разбились о камни, и зашептали от их прикосновения деревья.
— Пора возвращаться в стойбище, — сказал Укушенный Морозом. Все, не сговариваясь, торопливо стали спускаться к лесу.
В стойбище чадили едким дымом залитые дождем костры. Люди забились под перевернутые байдары. Тем, кому не хватило там места, таскали из леса ветки, пучки прошлогодней травы и поправляли старые шалаши. Одежда из шкур намокла, и люди дрожали от холода и сырости.
Мизинец отыскал свою байдару, но под ней уже лежало несколько человек, и он побрел прочь. Пронзительный ветер гонял юношу по стойбищу, и, где бы он не присаживался, холод снова поднимал его на ноги. В шалашах тоже было не лучше. Сквозь наваленные грудами ветви сочилась вода, и укрывшиеся там люди посинели от стужи.
И, не столько думая о них, сколько о себе, Мизинец воткнул вокруг костра три сухие тонкие лиственницы, ремешками привязал к ним перекладины и набросал наверх сначала веток, потом мягкого, пухлого от влаги мха. Дождь больше не попадал на костер, и он начал оживать. Юноша принес из леса охапку мокрого сушняка и разложил его под навесом, возле самого огня. Легкий белый пар начал подниматься над ним — ветки просыхали.