И им, следует все же признать, истреблять население России, в ту пору еще пыточно-палаческих дел некоторой от наших дней «производственной отсталости», было куда как тяжелей:

«Условия были те же, что и потом — и народ разбегался. Охранять его в то время было значительно трудней и хлопотнее — тогда еще не было налажено массовое производство колючей проволоки, да и мушкетные ружья явно проигрывали автоматам» [73, с. 151].

В том-то и состоит вся пресловутая «гениальность» этого самого «Петра творенья», что его «преобразования» живых людей в покойников достигались даже при отсутствии автоматов и требуемых для его «потех» миллионов тонн колючей проволоки. Как он умудрялся еще тогда, в век явного отставания от нынешних современных средств для убийства людей, достигать таких умопомрачительных результатов?

Тут уж, несомненно, многое узурпировавшими власть в России большевиками было позаимствовано у Петра: он был очень большим специалистом как по изобретению предлогов для этих массовых убийств, так и не менее того поднаторевшим в самом их исполнении. При очередном запланированном им позорном бегстве, например, с территории нынешней Украины, Петр придумал новую стратегию ведения войны: устроить выжженную пустыню уже теперь не в захваченных им землях, но в своих собственных. Для претворения в жизнь этого своего очередного людоедского замысла он повелевает:

«…жечь запасы провианта, лишать противника возможности питаться за счет населения… того для ежели неприятель похочет обошед войска впасть внутрь, тогда сам не рад будет…» [16, с. 18].

Как Петр понимал это самое неприятелем свои многочисленные войска «обошед» — нами уже разобрано. Это будет так называемое «здоровое отступление». А чтобы устроить врагу поход по выжженной земле, Петр придумал на это дело свое как всегда «гениальное» новшество: свою землю, оставляемую врагу, на всякий случай, выжечь дотла самому!

И выжег: «…свыше 70 000 солдат разделились на множество групп, уничтожавших все…» [53, с. 52].

Но если кто-то думает, что он уничтожал только то русское население, которое в то время входило в состав все же не его государства, то в том сильно заблуждается. Там где он устраивал Карлу выжженную землю:

«Совсем рядом находился Смоленск, от которого до Москвы оставалось всего 400 километров» [53, с. 53].

Теперь полицейско-палаческому войску царя-антихриста: «… предстояло опустошать не территорию союзника, а свою землю» [53, с. 53].

Птенчики, судя по всему, проявили некоторое колебание — у кого-то могли жить здесь и родственники… Но «дивный гений» оставался непреклонен:

«Петр, вернувшийся к армии 20 июля, не колеблясь подтвердил приказ: жечь без всякой жалости…» [53, с. 53–54].

Уж такого точно — в аналогах нет. Даже граф Дракула и то, прежде чем пустить кровь очередной своей жертве, для порядку все же сначала задавал вопросики всякие мудреные. И уж ежели не ответит — значит не судьба…

Но если быть до конца точным, то некоторое подобие заимствования можно встретить и в указах Ленина. Но он, жалко пытаясь только приблизиться к копированию политики Петра, приказал у оставляемого врагу населения (русского, естественно) отбирать коней, тем обрекая его в будущем на голодную смерть.

А здесь даже не отбирать все под ноль, но жечь! Причем, теперь уже не чужую, но свою собственную территорию! Выполнения подобной карательной меры даже его драконовских мер наследник как-то не осмелился, показав полную несостоятельность в копировании звериных повадок своего «славных дел» великого предшественника. Но следует все ж признать, что он изобрел и еще более изощренную методу уничтожения мирного населения — палаческая наука тоже на месте не стоит — прогресс несомненен. А назвал он свое детище по-марксистски заковыристо: классовой борьбой. И тут уж счет пошел на миллионы…

Но и голоду с холодом он такого тогда напустил, что вымереть народу должно было куда как много более погибшего в те страшные годы лихолетья:

«Вообще, тяжелые лишения тогда переносились все же легче, чем можно было ожидать. Помню, как профессор Шилов, с которым я разговаривал на эту тему, кажется, в 1919 году, говорил мне, что, «согласно научным данным», почти все население Советской России должно было уже вымереть» [137, с. 201].

Так что обвинять «доброго» дедушку Ленина в ненаучности подхода к этому столь злободневному вопросу совершенно излишне. Действовал он как раз-то полностью по науке. Но не все, к счастью, в теории его людоедской «науки» до конца совпадало с практикой исполнения. А потому переморить всех ему тогда к нашему превеликому счастьицу, а к его удручительнейшему преогромнейшему на то сожалению так-таки и не удалось. А все почему?

«Русский человек добёр!», «русский человек рохля, тютя…» — вот что единственное этого самого человека тогда и спасло (Тютя — это палач Кондрашка Тютюн, презираемый Лениным за непростительное для ката милосердие).

А вот как выглядели результаты той гражданской войны, которую вел Петр против русского населения России:

«В июле 1718 года фельдмаршал Шереметев писал из Москвы Макарову: «…все пусто, только воров множится, и безпрестанно казнят»»[77] [124, с. 495].

Как удивительно схожи эти сведения об июле 1718-го с подобным же результатом от реформ большевиков все в том же злосчастном июле, но уже 1918-го!

Но и в петровские времена, как затем и во времена мятежа кронштадтских матросов, все та же человечность не позволила сатрапам «преобразователя»-супостата добить ограбленных непосильными поборами людей выгнанных им из своих жилищ на улицы. В ноябре 1717 года:

«…выставлены были указы по всем воротам кремлевским, китайским и белогородским и во всех рядах, чтоб нищие не бродили по улицам… Для поимки и приводу таких нищих посланы были патриаршего дома дворяне и богаделенные солдаты по всем улицам, и ежедневно приводили нищих, которых наказывали и подвергали «жестоким истязаниям», чтоб по миру отнюдь не ходили… Но дворяне и солдаты, приводившие нищих, записывали изветы, что у них нищих по всем улицам отбивают и их самих бьют…»[78] [124, с. 495].

Такова была форма борьбы против петровского полицейского воинства, опутавшего к ноябрю 17-го цепкими путами всю страну.

Так что предшественников большевиков, как теперь выясняется, по всем улицам Москвы, что тогда выглядело совершенно естественным (русский человек это делал, сильно притом рискуя, исключительно из сострадания к ближнему), в кровь лупили дубинами! И лупили, судя по всему, достаточно серьезно. А потому данная форма протеста и спасла тогда русского человека от окончательного уничтожения петровскими комиссарами, наблюдающими за этим самым пресловутым «добрым порядком». И понятно почему наша нация не была выкошена под ноль, что, судя по всему, и планировалось Петром еще в его «славных дел» самом зачатии: лишь русский является на этой земле единственным образцом из многих здесь проживающих гомо сапиенс, к которому единственному следует относить термин — человек. И если б, на свою беду, что затем (отдадим ей все-таки должное) пробовала исправить Екатерина, высадив в Поволжье первый такой десант (поволжские немцы), этот человек превратился бы в почтенного бюргера, то на месте России давно располагалась бы уже не многолюдная и богатая страна, а выжженная чрезвычайками и комбедами обезлюженная и обезкровленная пустыня. Но это наше врожденное «рохля» и «тютя» такому произойти так и не позволили, указав на то, какой человек среди всего человечества наиболее человечен.

Такова причина неудачности оказанной нам неслыханной «доброты» от исполняемого комиссарами «доброго порядка», который был внедрен прославленными в веках «великими»: Лениным, Петром и Екатериной.

А вот теперь мы узнаем, как с сиротами и жертвами стихии поступали монархи, которых революционеры-ленинцы одного, позволяющего своим крепостным зарабатывать за летнюю навигацию сумму денег, эквивалентную стоимости иномарки, звали «Палкиным», а другого, за свое царствование не подписавшего ни одного смертного приговора, нарекли «Кровавым».