- Настолько свой, что никто не может даже подумать.

Портьера за спиной старика колыхнулась. Гоцман напряженно всмотрелся туда. Нет, никого. Показалось. Или?…

- Кто эти люди, шо привели меня сюда?

- Мои сыновья, - медленно ответил старик. - У меня, как в сказке, было три сына… Это моя охрана.

И он снова склонился к Гоцману, буравя его слепыми глазами.

- О чем вы думаете? - горячечно зашептал хозяин странной квартиры. - Я не могу прочесть ваши мысли… О чем вы думаете? О чем?

Гоцман осторожно отстранился, отклонившись в сторону. Взгляд старика по-прежнему был направлен туда, где находилось его лицо.

Давид коснулся лежащих на столе вязальных спиц.

- Не трогайте спицы!… - прозвучал испуганный, резко-скрипучий старческий вскрик. - Я сейчас… сейчас вернусь…

Он боком, косо поднялся из кресла и, придерживая полы халата, засеменил к двери. Из-за портьеры показался тот самый плотный парень, встретивший Гоцмана в коридоре. В его руке блеснул пистолет.

- Уходите! - зло прошипел парень. - Быстро!…

Глава седьмая

По темному Приморскому бульвару, от здания бывшей городской думы, медленно, прогулочным шагом, наслаждаясь летней ночью, шла вполне себе симпатичная парочка. Правда, одета она была странновато для конца июня - мужчина, с открытого, располагающего лица которого не сходила легкая улыбка, парился в длинном кожаном плаще, а женщина - в просторном шерстяном костюме с широкими рукавами и модной шляпке с фазаньим пером. На аллее бульвара они были одни, если, конечно, не считать бронзового Пушкина, перед которым гуляющие почтительно постояли с минуту.

Внезапно из темноты перед парочкой возник крепенький морячок в тельняшке и клешах. На влюбленных без всякой симпатии уставился черный зрачок «вальтера».

- Только тихо, - сразу предупредил морячок почти доброжелательным тоном. - Без шуму!

Сзади пары зашевелились кусты. Еще трое вооруженных парней вышли на аллею, целясь в задержанных.

Реакция парочки оказалась на диво спокойной - люди не стали ни сопротивляться, ни звать на помощь. Мужчина, не сгоняя с лица улыбку, послушно воздел руки кверху, а барышня, передернув плечами, спрятала ладони в широкие рукава своего костюма.

- Прошу прощения за беспокойство, мадам, - галантно произнес морячок, слегка кланяясь даме, и кивнул ее кавалеру: - Кожан сымай…

Под плащом на мужчине оказался просторный светлый костюм. Подчиняясь движению ствола пистолета в руке бандита, мужчина аккуратно положил плащ на землю и с вопросительной улыбкой взглянул на морячка.

- Шо смотришь?… - нахмурился тот. - Все остальное тоже.

Спокойно поглядывая на гоп-стопников, мужчина расстегнул ремешок дорогих наручных часов. Извлек из внутреннего кармана объемистый бумажник, набитый деньгами. Снял с руки своей спутницы сумку и высыпал ее содержимое поверх кожана. Протянул руки, чтобы снять с нее костюм…

- Тпру, савраска, задний ход, - презрительно махнул стволом морячок. - Дамское ни к чему.

Один из бандитов начал, кряхтя, сгребать добычу в мешок, остальные расслабились, опустили оружие.

- Ты хоть воевал-то? - осведомился морячок, презрительно сплевывая под ноги улыбчивому.

- Конечно, - пожал плечами мужчина.

- Небось в тылах? Хлеборезкой или крупорушкой командовал?…

- Нет, на передовой.

- Трепать не надо только! - брезгливо фыркнул морячок. - «На передовой»! Если ты на передовой был, то я тогда - матрос с крейсера «Каганович»!…

- А шо ж ты такой послушный тогда, воин с передовой? - тихо осведомился с корточек бандит, собиравший вещи в мешок. - Хоть бы слово какое нам сказал, шо ли…

Он ссыпал вещи женщины обратно в сумочку и протянул ей. Женщина, слегка усмехнувшись, повесила сумочку на руку, которую продолжала держать в рукаве. У женщины было красивое холодное лицо и темные, аккуратно уложенные в замысловатую прическу волосы.

Морячок, уже не скрывая презрения, сунул пистолет за пояс и ухватил улыбчивого мужчину за лацканы модного пиджака:

- Тебе кричать в сортире «занято», а не воевать… С кем тебе воевать-то, глистогон?

Улыбка мужчины из доброжелательной стала просто наглой. Он в упор взглянул в глаза своего противника, словно хотел запомнить его получше.

- С кем?… Да со всякой сволочью вроде тебя.

Как в руке мужчины появился «парабеллум», морячок не успел заметить. Женщина же, резко крутанувшись на месте, молниеносно выхватила из рукавов два «браунинга». Четыре выстрела грянули почти одновременно. Один за другим на землю тяжело упали четыре тела. Ни одна пуля не пропала даром. И никто из убитых не успел понять, что произошло.

Мужчина склонился к каждому по очереди, убеждаясь в том, что нападавшие мертвы. Подобрал с земли кожаный плащ, бережно отряхнул его, положил в карман бумажник, надел на запястье часы. Что-то негромкое и веселое сказал своей даме. Она рассмеялась, подхватила спутника под руку.

И парочка снова двинулась по бульвару по направлению к Дюку, наслаждаясь упоительным воздухом воскресной июньской ночи, Пушкин на пьедестале вдохновенно смотрел им вслед…

Довжик и Гоцман торопливо шагали по ночной Одессе. В стороне Приморского бульвара пронзительно заверещал свисток постового. Шаги гулко отдавались от стен спящих темных домов и руин.

- Давид Маркович, я дал слово, что кроме вас и меня никто о нем не узнает, - озабоченно говорил майор. - Он безобидный старик… Просто умеет видеть будущее.

Вместо ответа Давид зло сплюнул и процедил неразборчивое ругательство.

- Так что он вам сказал?

- Сказал, шо у меня как раз нет того будущего, - буркнул Гоцман. - Может, помру?

Он внезапно приостановился, устало потер грудь. Довжик с испугом поглядел на него.

- Слушай, Михал Михалыч, - Давид наморщил лоб, вспоминая, - а шо такое эзо… эзо…

- Эзотерика? - договорил Довжик. - Как раз умение предвидеть. Ну, читать мысли там… Я сам неточно знаю, - виновато вздохнул он. - У немцев это очень ценилось почему-то…

- Читать мысли, значит? - отозвался Гоцман. - Ну-ну… Шо-то все у нас поголовно мысли читают… Просто цирк какой-то…

Когда они наконец подошли к управлению, у подъезда увидели устало фырчащий ХБВ. Патрульный милиционер конвоировал в здание странную парочку -мужчину в кожаном плаще и женщину с красивым холодным лицом, в просторном шерстяном костюме и шляпке с фазаньим пером. Оба держались на удивление спокойно - не пререкались с милиционером, не кричали, что будут жаловаться прокурору или писать в Верховный Совет СССР. Да и задержавший их милиционер выглядел растерянным. В кабинете Гоцмана шел допрос задержанного за убийство рослого плечистого парня, стриженного ежиком. Якименко, раздраженно дергая себя за ус, всматривался в равнодушное лицо убийцы, прямо, по-военному сидевшего на стуле.

- За шо подстрелил парня? Где взял пистолет?… - Капитан в который раз повторил эти вопросы и тяжело вздохнул: - Говорить-то будем, Лапонин? Запираться не в твоих интересах…

- Шо с ним такое? - спросил Гоцман, нашаривая на полке сейфа стакан и наполовину пустой бидон с молоком.

- Огнестрел, - мотнул головой Леха. - Сопротивления не оказывал, по документам - армейский лейтенант, причем из Киевского округа… Картина маслом лично для меня вообще непонятна. Значит, патруль увидел, как он гнался за человеком, пустились вдогон, так этот поц шмальнул в парня на виду у патруля!… Это ж какую наглость надо иметь…

Примостившись на подоконнике, Гоцман с отвращением потянул из стакана успевшее согреться в сейфе молоко. И, слушая и не слыша рассказ Якименко, все еще видел перед собой лицо загадочного старика из 22-й квартиры. «Этот человек выходил из здания вашего уголовного розыска… Он может быть любой. Если надо…» Значит, свой. Если верить во всю эту чертовщину, то есть эзо… эзотерику, то - свой. Настолько свой, что на него и не подумаешь никогда… Но кто?…

- Чертовщина какая-то!… - Давид помотал головой, отгоняя тяжкие мысли, со стуком поставил стакан на подоконник.