- Андрей, мне надо, шобы ты подробно рассказал - шо ты делал днем двадцать шестого июня, когда убили Родю…
- Так я же рассказывал, - пожал плечами врач.
- А надо еще разок. И все подробно…
Арсенин понимающе усмехнулся - ну что же, надо так надо. И тут же, заметив, что Гоцман непроизвольно потер грудь, озабоченно произнес:
- Да вы походите…
Давид нахмурился, но все же встал, начал расхаживать по кабинету.
- С какого момента рассказывать?
- С предыдущего вечера… С одиннадцати часов, минута к минуте.
Настенные часы показывали три. Якименко, сидевший перед Гоцманом, крепко поморгал воспаленными глазами и даже пару раз дернул себя за усы, отгоняя сон.
- …Ну вот, а потом я прибежал сюда, и мы поехали на Арнаутскую, - договорил он.
- Когда узнал за убийство Роди?
- Ну вот тогда же.
- От кого?
- Так вы же сами сказали, - обескураженно проговорил капитан. - Когда спускались до машины.
- До этого не знал?
- Так от кого?… Давид Маркович, ну шо вы в третий раз-то?…
- Устал, - качнул головой Гоцман. - Устал, соображаю туго.
Он склонился над протоколом. «Отдохнуть бы ему, - подумал Якименко, глядя, как скрипит по плохой серой бумаге перо. - Куда-нибудь на недельку хотя бы… Сесть на пароход и до Крыма… Хотя, говорят, там жрать нечего, отлов дельфинов разрешили… - Мысли окончательно спутались, и Якименко позатряс головой. - Да нет, куда ему отдыхать. Все же встанет без Давы».
- Распишись. - Гоцман придвинул к Лехе протокол и добавил неожиданно: - Слушай, ты в подброшенный пятак попадешь?
- Из пистолета? - оживился Якименко, расписываясь и возвращая бумагу. - Со скольки шагов?
- Вопрос второй… - Голос Гоцмана стал жестче. - Какая система оружия любимая и какая знакома лучше всего?…
- Э-э… так известно ж, любимая всегда та, которая есть… - Недоумение Лехи, казалось, росло на глазах. - ТТ… хоть его и заклинило, когда я в Чекана стрелял. А любимая - ну, «парабеллум», если речь о пистолетах идет… Автомат - ППС…
- Где научился так стрелять?
- Так я ж в разведроте служил, - захлопал глазами Леха.
- А я ей командовал, - кивнул Давид. - А в пятак не попаду.
Леха растерянно развел руками, снова подергал ус.
- Ну как… Я ж еще до войны нормы сдавал… А потом… Стреляли много. У нас патронов-то без счета было. Любая система - пожалуйста.
- И все так хорошо стреляли?
- Да нет… Тут же талант нужен. Я и не целю вовсе… Просто смотрю, кудой попасть. Ну вот как пальцем тыкаю и попадаю… А шо?
- М-да, - задумчиво хмыкнул Давид. - Как в Чекана стрелял во дворе, так не попал. Вроде как заклинило даже. А так говоришь, шо и не целишь вовсе…
Якименко уже открыл рот, чтобы возмутиться, но скрипнула дверь. Офицеры обернулись. На пороге стоял, слегка покачиваясь, бледный майор Кречетов. В первую секунду Гоцману и Якименко показалось, что он ранен, но они тут же уловили явственный запах алкоголя.
- Так я не понял, Давид Маркович, - наконец растерянно поинтересовался Леха, - за шо вы спросили?
- Так просто спросил… Иди, - махнул рукой Гоцман и, когда за капитаном закрылась дверь, зверем уставился на Кречетова: - Где тебя носило?
- Ты чего, Давид? - с пьяным дружелюбием улыбнулся Виталий. - В театре…
- Я же просил тебя зайти…
- Так я и зашел.
- Сколько часов назад!… - вспылил Гоцман, вскакивая из-за стола и отшвыривая стул. - Сколько часов назад я просил тебя зайти?!
Майор успокаивающим жестом поднял обе руки:
- Дава, я пошел с Тоней в театр… Не дошел… Выпили шампанского в «Бристоле»…
- Я - тебя - просил - зайти!!! - яростно отчеканил Гоцман, хлопая ладонью по столу. -А ты - исчез! И теперь заявляешься пьяный!!!
- Я не пьяный! - протестующе взмахнул руками Кречетов и, пошатнувшись, плюхнулся на табуретку.
Гоцман отвел глаза. И тоже тяжело уселся на свое место. Не глядя, пошарил в ящике, извлек чистый лист бумаги, сунул ручку в чернильницу, яростно поскреб по дну.
- Извини, - наконец тихо произнес Кречетов. - Что случилось?
- Вспоминай вчерашний… вернее, уже позавчерашний день, когда убили Родю,- жестко, не глядя на собеседника, проговорил Гоцман. - Все, минуту за минутой. Если, конечно, на это способен…
- Так я же ни на шаг от тебя не отходил, - пропустив колкость мимо ушей, недоуменно развел руками Кречетов. - Ты можешь объяснить, к чему именно ты клонишь? Только спокойно и без нервов…
- А то, шо Лужов не мог быть один, - снова зло оскалился Гоцман. - Ясно, шо действовал он с ходу… И веревки не заготовил. И со шкафом крупно рисковал. Мы могли его там заметить, могли отправить Родю в камеру. Но с чего он знал, шо на квартире главный - именно Довжик? И шо там нет телефона?
В кабинете повисла пауза.
- Ну, во-первых, - медленно заговорил Кречетов, - я тебе уже успел соврать… На минуту я от тебя все-таки отходил. Помнишь, я вышел за водой для Роди?… Лужов стоял тогда у двери и, в принципе, мог слышать о Довжике… О том, что в квартире нет телефона, догадаться нетрудно, их вообще в городе мало… А версия с напарником - любопытная. Давай разложим…
Он потянулся за графином, жадно выпил стакан воды. Гоцман, неодобрительно наблюдая за ним, пробурчал:
- И сколько ж ты того шампанского выдул?
- Та-ак!… - Не отвечая, Кречетов извлек из кармана кителя платок, вытер губы. - Какие у нас есть версии?… Первое: кто-то следил за Родей. Увидел, что того забрали, позвонил Лужову и приказал убрать…
- При этом он не вмешивается, пока мы тянем раненого Родю до машины, - скептически вставил Гоцман.
- Он мог быть безоружен - чего вмешиваться-то?
Гоцман задумчиво кивнул и тут же поднял палец:
- Во, еще… Он позвонил от имени Довжика. А я все время оставляю главным Якименку. Тут - случайно сорвалось. Видно, потому, шо Леша сплоховал тогда во дворе, выпустил Чекана…
- Ну и что? - пожал плечами майор и звучно икнул. - Ой, прости… Откуда ж ему знать твои привычки?… Просто выбрал старшего по званию. Кроме того, я уже сказал, что Лужов мог слышать и сам… Вторая версия… - Он покачался на табуретке. - Все-таки Охрятин.
- С какого боку?
- Давид! Когда душат человека, он так молотит руками и ногами, что надо быть полнейшим идиотом, чтобы чего-нибудь не заподозрить… То есть Лужов душит Родю, а тот совершенно тихо и мирно прощается с жизнью - не кричит, не дергается, да?… А Охрятин, стоящий под дверью, ничего этого не слышит?… По-моему, надо еще раз его пощупать, надо…
Оба помолчали. Наконец Кречетов шумно вздохнул. Гоцман поморщился от запаха ядреного перегара.
- Ну и третье. Самое поганое… Это кто-то из своих.
- Ладно, - скрипнул Гоцман, обмакивая перо в чернильницу. - Тогда давай еще раз сначала. Вспоминай день убийства Роди, минута за минутой…
Глава третья
- Здравия желаю, товарищ майор!… - Свежий, выспавшийся Саня, только что заступивший на дежурство, бодро кинул ладонь к фуражке, приветствуя старших по званию. - Доброе утро, Давид Маркович!…
Совершенно опухший за бессонную ночь Кречетов страдальчески поморщился - мол, что ж ты гаркаешь в самое ухо!… А Гоцман, рассеянно взглянув на Саню, покивал - здравствуй, здравствуй.
Они медленно шли по улице. Свежо, по-утреннему звенели трамваи. Скособочившись, проползла извозчичья пролетка с ранними пассажирами, в порту с пронзительной печалью загудел пароход. Прогромыхал нагруженный барахлом тачечник. Трое пацанов, обгоняя друг друга, прокатили противно звенящий по булыжнику обруч от бочки и сгинули невесть куда. Странно было думать, что для всех этих людей день только начинается, а для них, Виталия и Давида, продолжается непомерно затянувшийся вчерашний…
- Слушай, а шо ты говорил за Довжика? - спросил после большой паузы Гоцман.
Кречетов помотал головой:
- Все, Дава, стоп. Ша, как ты говоришь… Сейчас выспимся и - на свежую голову… А говорил я тебе про женщин. Про то, что сидел с любимой женщиной в ресторане… - Он искоса, лукаво взглянул на приятеля: - Ну, только не говори, что у тебя нет любимой женщины!