Плеть сменил кожаный хлыст. Я немного расслабилась. После перенесенной порки, это был подарок. Легкие удары поднимались снизу вверх: живот, грудь, соски… Кожа горит. Ахнула, когда жесткие пальцы грубо ворвались внутрь.

- До сих пор сухая, - он раздражен и недоволен. Боже… Нервно сглотнула. Я ничего не могу с этим сделать. Ничего.

Жесткая ладонь легла на грудь, сжала, почти нежно, пальцы покрутили сосок. Попыталась расслабиться, почувствовать удовольствие. Попыталась вспомнить руки Антона, но эти жесткие ладони были так не похожи… Чужие… не такие… Нет. Я не впущу сюда его образ. Не оскверню этим местом. Я выдержу. Смогу. Ради него. Ради нас.

- Умница… так лучше…

Ладонь Мастера уже ниже, пальцы кружат вокруг клитора, снова проникают внутрь, наконец-то скользят по выделившейся смазке. Тело предает меня: возбуждение нарастает… Это хорошо. Он должен быть мной доволен. Иначе я не переживу десять дней.

Холодная сталь зажимов - и боль… Легкая, почти приятная. Тело начало вспоминать старые реакции. Прикусила губу, чтобы не застонать, и палец Мастера лег на нижнюю, освобождая ее из-под зубов.

- Не сдерживай себя! Я хочу тебя слышать!

Божеее… Клитор набух и слишком чувствителен для зажима. Слезы выступили под повязкой, хорошо, что Мастер не видит их. Как же будет больно, когда он снимет.

Дернулась, как от удара током, когда Мастер пристегнул цепочку ко всем трем зажимам. И поднес к моим губам.

- Держи крепче, девочка. Не отпускай.

И он ворвался в меня, сразу несколькими пальцами, грубо, резко, выбивая из меня хриплый стон. Непроизвольно дернула головой, и резкая боль от зажима внизу пронзила, заставив закричать в голос.

- Тише… Осторожнее, детка. Сама себя наказываешь, – он смеется надо мной.

Стараюсь дышать размеренно, чтобы не дергать зажимы. Я отвыкла от них, мне очень больно, и эта боль больше не мешается с удовольствием, а словно существует отдельно. Как слои в «Кровавой Мэри».

Мастер продолжил грубо меня трахать пальцами, почти насилуя, так как боль гасит мое возбуждение. И он решил снять зажимы, тоже чувствуя дискомфорт.

- Спасибо, Мастер, - прохрипела я, - простите…

Боль от прилившей к клитору крови снова заставляет меня кричать.

И тут горячее дыхание обжигает ставшую безумно чувствительной от прилива крови плоть. Его язык скользит между складок, губы смыкаются вокруг набухшего, пульсирующего болью островка. Опять кричу, разрывая себе связки.

- Я уже забыл, какая ты вкусная, – его дыхание так приятно щекочет, и тело снова начинает меня предавать. – Ты можешь кончать столько, сколько сможешь!

- Спасибо, Мастер, - хриплый голос не похож на мой.

Наконец мне удалось расслабиться, и я получила свой первый оргазм. Впервые я ненавидела себя за него.

Мастер словно решил отыграться на мне за все то время, что я была не с ним. Он перемещал меня от одного снаряда к другому. Укладывал на кресло, похожее по ощущениями на гинекологическое, привязывал меня к нему, раскрывая до предела, фиксировал ремнями на каком-то станке, растягивал, трахал жестко, до слез и крика в самых немыслимых позах, использовал всевозможные игрушки, стегал хлыстом, стеком, флоггером, капал на грудь расплавленным воском.

Когда он закончил, мне казалось, что прошел месяц… Но увы. Это был только первый день. И впереди было еще девять таких же. Наполненных страданием и болью. Только бы выдержать. Только бы не сойти с ума.

Через несколько дней (а вскоре я потеряла им счет), я начала понимать, чего добивался Мастер. Он ломал меня. Методично уничтожал мою личность, пытаясь сделать из меня послушную куклу для удовольствий. Раньше он не был так жесток со мной. Всегда говорил, что уважает меня за то, что я добровольно отдаю себя ему. Но теперь я пришла не добровольно. И он знал это. Знал, почему я больше не реагирую на его воздействия так, как раньше. Знал, что возбуждаясь и кончая под его руками, я представляю на его месте другого. И именно это доводило его до исступления, делало настоящим садистом. Тем, кого я ненавидела и боялась всегда. Когда я поняла это, то вспомнила слова Исповедника: «Господа, что любят ломать своих сабов – не для тебя. Ты можешь жить без Темы. Ты заслуживаешь счастья». И я держалась за эти слова стиснутыми зубами. Отчаянно защищая свое право на счастье. Пытаясь из последних сил не сломаться, не потерять себя в этом кипящем море боли и отчаяния.

И я выдержала.

Утром, отстегнув цепочку, прикрепленную к моему ошейнику, от кольца в стене, Мастер поднял меня с тюфячка, который служил мне постелью, поднес к моим губам трубочку, подождал, пока я выпью свой протеиновый коктейль и сказал тихо:

- Ну вот и все, девочка. Сегодня наш последний день. В конце сессии я сниму с твоих глаз повязку и спрошу, хочешь ли ты уйти. Но надеюсь, что ты не захочешь.

Я молчала. Как он может надеяться, что я останусь? После всего, что он сделал со мной?

- Я был с тобой жесток. Я знаю. Но это для твоей же пользы. Нужно было выбить из тебя эту ванильную дурь, что заморочила тебе голову. Эта жизнь не для тебя, девочка моя. Твоя настоящая суть – это Тема. Ты идеальный саб. Совершенный. У тебя просто невероятные реакции, выносливость, отзывчивость. И ты создана для меня. Я - твой идеальный Мастер. Ты - моя идеальная рабыня. Мы - единое целое. Неужели ты не чувствовала, какую боль принес нам обоим наш разрыв? И как ты могла променять меня на этого ванильного сопляка?! Я знаю, ты хотела понять, отчего после твоего отказа я разорвал договор. Я скажу. Потому что осознал, что хочу обладать тобой абсолютно. Всегда. Каждую секунду твоей жизни. И надеялся, что разрыв заставит тебя ощутить это. Но ты выбрала неправильно. И мне пришлось направлять тебя.

Мастер замолчал. Я даже перестала дышать, потрясенная его откровенностью. Страсть, с которой он говорил, пугала меня, заставляя дрожать всем телом. С моих глаз словно упала пелена. То, что я принимала за божественность, было болезнью. Измененным сознанием. И это чудовище пыталось утащить меня за собой в тот ад, который он сам создал для себя. Я боялась его. Но больше всего я боялась, что он нарушит слово. И не отпустит меня. Идиотка. Нужно было хотя бы оставить записку.

- Ты боишься? – он словно прочел мои мысли. – Не бойся. Если ты захочешь вернуться к своему сопляку, я не буду тебя удерживать. Хотя… это такой соблазн. Это такое счастье - видеть тебя у своих ног, в кандалах и ошейнике. Я сдержу свое слово. Но пока ты моя!

Меня затрясло от того, как он произнес последнюю фразу.

И опять была боль. Разная. Нежная, почти приятная, и испепеляющая мозг, выбивающая слезы из глаз и звериный вой из груди. И снова он брал меня всеми способами, трахая безжалостно мой рот, зад, лоно. В редкие паузы поил меня энергетиком и нежно обмывал ароматной прохладной губкой. Но только для того, чтобы возобновить мои мучения.

Обессиленная, я стояла на коленях на каменном полу, влажном от моего пота и слез, когда вдруг скрипнула дверь и раздались гулкие шаги.

Я дернулась, как от удара.

- Мастер… только не это… прошу… не передавайте меня… нет…

Жесткая ладонь погладила меня по щеке.

- Ну, ну, - прошептал он, - я помню про твой хард-лимит. Но сделай на сегодня исключение. Для моего друга. Один минет. Только один. И все. Ты свободна.

Шаги ближе… Я рыдала от унижения и отвращения… Как он мог?..

«Ты заслуживаешь счастья, Виктория».

Слова Исповедника, прозвучав в моей голове, придали мне сил. Нет, я не сломаюсь. Последний шаг, и я вернусь к своему Солнечному Зайчику.

Хриплое дыхание на моих волосах, теплая ладонь гладит по щеке, стирая слезы…

…Я не видела, но почувствовала. И у меня в груди лопнуло что-то. Мне показалось, что из разорванной груди хлещет кровь, вместе с ней вытекает моя жизнь. Ненужная, никчемная… Мне впервые в жизни по-настоящему захотелось умереть.

Жесткие пальцы Мастера сняли повязку. Я подняла глаза и уже знала, кого увижу.

Пронзительно-синие глаза выцвели, стали серыми. На лбу пролегла горькая складка. Сжав в кулаки свои ручищи, он смотрел на меня сверху вниз, и я не могла понять, чего в его взгляде было больше – жалости, презрения или боли…