Еще через неделю я вышла на работу. Надежда снова улетела в Штаты заключать очередной контракт, и я откровенно бездельничала, болтая с девчонками из маркетингового отдела и бухгалтерии. Мое блаженное ничегонеделание продолжалось еще неделю.

Антон продолжал звонить каждый день, несколько раз приглашал меня в кино, в «Шоколадницу», где заказывал для меня мой любимый тирамису, провожал меня домой. Нежно и осторожно целовал у подъезда. И даже не попробовал напроситься на чай.

С ним было очень легко. Весело, беззаботно, надежно. То, что всегда меня пугало в ванильных отношениях – отсутствие рамок и правил, то, что Надежда называла «беспределом», с Антоном совершенно меня не беспокоило. Впервые мужчина заботился обо мне. Не как верх о нижней. Не потому, что я его вещь, которую нужно беречь, ухаживать за ней, чтобы она не испортилась. А просто потому… Я не знала почему. Но эта забота согревала меня, как солнечный свет, я чувствовала ее физически, словно теплый мягкий кокон вокруг. Это было странно и непривычно. Но очень приятно.

Конфетно-букетный период, как насмешливо говорила Алиса, которой я восторженно рассказывала про своего солнечного ухажера, продлился почти три недели. Я чувствовала, что нравлюсь Антону все больше, и ему все труднее становится сдерживать свои желания. Но я боялась. Не его, конечно. Себя. Боялась, что не смогу дать ему то, чего он ждет.

Но однажды в пятницу, Антон позвонил мне на работу и предложил встретиться. Погода, промозглая и дождливая, совершенно не располагала к прогулкам. И вдруг, я совершенно неожиданно пригласила его к себе. Мне показалось, что он опешил. Но очень быстро согласился.

Я нервничала, как девчонка. Отпросилась пораньше. Забежала в магазин, накупила всяких вкусностей. Поняла, что понятия не имею, что он любит. Постояла в ступоре перед стойкой с алкоголем. Выбрала красное сухое вино. Потом купила еще бутылку армянского коньяка.

Прилетев домой, бросила пакеты и начала панически метаться по квартире, рассовывая разбросанные вещи по местам. Приготовила «Цезарь», порезала фрукты, поставила на стол самые красивые тарелки и бокалы. С ужасом поняла, что забыла про салфетки. Долго копалась в шкафу, выискивая льняные. Хотела поставить свечи. Они напомнили мне подвал Надежды. Убрала с омерзением.

Села, положив руки на скатерть, пытаясь успокоить взвинченные нервы. Это было мое первое ванильное свидание. Причем я его пригласила сама. Покраснела от стыда. Захотелось ударить себя по щекам. Еле сдержалась.

Звонок в дверь заставил меня подскочить как ужаленную. Поняла, что не одета. Открыла дверь и, крикнув: «Проходи, я сейчас!», - метнулась в ванную, успев на бегу схватить зеленое платье. То самое, что мне купил Исповедник. Глядя на себя в зеркало, поняла, что совершила ошибку. Я выглядела в нем… шлюхой. Сняла. Снова надела футболку со Снупи и домашние шорты. Распустила волосы, судорожно провела по ним расческой.

Вышла из ванной, готовая убить себя за неловкость и глупость.

Антон стоял, переминаясь с ноги на ногу. Ярко-желтые герберы в его руках – словно неизвестно откуда взявшиеся в полутьме коридора солнечные зайчики. Господи, он сам весь большой солнечный зайчик. Едва не прыснула от этой глупой мысли. Он поймал мой взгляд и смутился. Вот дура! Он подумал, что я смеюсь над ним.

- Привет, - сказала я, осторожно сжав в руке тонкие стебли. – Спасибо. Такие красивые.

- Пожалуйста, - произнес он тихо. – Надеюсь, ты не разделяешь глупых предрассудков насчет желтых цветов. Они очень тебе подходят.

- Не разделяю, - улыбнулась я. – Голодный?

- Очень.

Я, все еще смущаясь, взяла его за руку и опять почувствовала этот мощный поток спокойной мужской силы. Поймала себя на мысли, что он смог бы быть моим Домом. Сжала зубы и выругалась про себя.

Усадила его на диван, перед столиком, упорхнула в ванную набирать воду в вазу. Посмотрела на себя в зеркало – чисто ведьма. Глаза горят, щеки пылают. Пригладила волосы, намочила ладони, провела по лицу.

Ели молча. Антон подливал мне вина, но я почти не прикасалась к бокалу. Не хватало еще напиться. Хотя я и так чувствовала себя пьяной. Я пьянела от его силы, от его мужского запаха, от его улыбки и мягкого света глаз. «Маньячка, - выругала я себя. - Первый попавшийся сильный мужик, и ты уже течешь, как мартовская кошка». Но внутренняя ведьма толкала меня в бок и презрительно шипела: «Ты что, целочка? Чего тебе стесняться? Пользуйся моментом! У тебя никогда не было ванильного секса. Тот прощальный с Исповедником не в счет. Попробуй хотя бы!»

Антон что-то пытался рассказывать, я почти не слушала: в ушах шумело. Просто смотрела на то, как движутся его губы, и представляла, как мягко они скользят по моей коже. Черт… я была уже мокрой. Я ужасно его хотела. Стало нестерпимо стыдно.

Вскочив со своего места, я пробормотала что-то и хотела было сбежать в ванную. Но споткнулась и наверняка растянулась бы позорно на полу, если бы меня не поймали.

А дальше произошло то, чего так нестерпимо желало мое возбужденное тело. Теплые ладони забрались под футболку. Антон не отрывал глаз от моего лица, ища то ли одобрения, то ли возмущения. Я облизала пересохшие губы, медленно проведя по ним кончиком языка. Он тут же понял все и прижался к ним своими. Мягкие… какие мягкие… Я впустила его язык, тихо застонав. Меня так редко целовали, по пальцам можно пересчитать. В Теме поцелуи не приняты. У его губ был вкус мяты. Сладкий. И немного обжигающий.

Футболка полетела на пол.

Он осторожно сжал грудь, будто боясь мне сделать больно. Я нервно хихикнула, прижимаясь теснее, отчаянно потянулась к нему, встав на носочки, сильно прикусила его нижнюю губу, давая понять, что я не такая хрупкая, как он думает.

Антон тихонько охнул, но все понял правильно. Сжал меня сильнее. Мы сделали несколько шагов к стене, и я оказалась прижатой к ней, так, что стало трудно дышать.

Ладони обняли мою талию, он улыбнулся восхищенно, так как его пальцы почти сошлись. Скользнул ниже, спуская мои шорты, потом опустился на колени и снял их с моих лодыжек. Замерла, прижавшись к стене, не зная, чего ожидать дальше. Антон встал, снова впился в мои губы, уже задыхаясь от возбуждения, но продолжая сдерживаться. Ладони легли на мои ягодицы, сжали их, затем приподняли от пола, и я, поняв, чего он хочет, обхватила его бедра ногами.

- Держись, - обжег шепот мое ухо, а зубы прикусили мочку. Я почти кончила только от этого. Я безумно хотела ощутить его внутри, задыхалась и постанывала сквозь сжатые зубы.

Он сорвал с себя футболку, расстегнул пояс на джинсах, рванул молнию. Сжав руками мои бедра, Антон немного приподнял меня, а потом резко опустил.

Из моего горла вырвался вскрик. Он был большим, горячим, растянул меня почти до отказа. Я впустила его, тут же отдавая контроль. Это было привычно… но совсем по-другому. Офигительно… Горячо… Сжимая мои ягодицы, он опускал и поднимал меня, врывался до конца, все сильнее и отчаяннее. Слишком много свободы – руки, ноги не связаны, не зафиксированы. Я не знала, что мне делать с этой свободой. Кричала, рычала, кусалась, как дикая кошка, и впивалась ногтями в его спину. Накатывающий оргазм был как океанская волна… но я никак не могла перевалить за ее гребень.

- Вик… - обжигающий шепот, и опять он прикусил мочку уха. И тут я взорвалась…

Уже почти потеряла ощущение реальности, услышала его стон и почувствовала, как он изливается в меня.

Отдышавшись, он осторожно поддержал, позволяя опустить ноги, взял мое лицо в ладони и опять поцеловал распухшие губы.

- Спасибо, - шепнул он, и я разревелась у него в руках от переполняющих меня чувств, таких новых.

Антон, испугавшись моей истерики, отпустил меня, натянул джинсы, потом подхватил под коленки и стал баюкать, как маленького ребенка, прижимая к груди, шепча какие-то глупые слова извинения. А я ревела, сладко, как в детстве, выпуская что-то из своей странной, искореженной души, которую больно разъедала его неожиданная, непривычная нежность.