Пастушок застонал.

— Ничего, малыш, крепись!.. — подбодрил его Табаков.

Черноусов хмуро глянул на него:

— Не уберег мальчишку… Смотреть на тебя тошно.

Табаков молчал. Его суровое, изъеденное оспой лицо помрачнело, и весь он как-то сгорбился.

— Убитых обыскали?

— Так точно! Вот их документы. Это обер-лейтенанта, а вот эти — солдат.

— Хорошо, разберусь. Ну, а на машине что?

— Продукты, товарищ майор. Сахар, консервы, макароны, сигареты и еще что-то в этом роде.

— Тоже неплохо! Раздать быстренько народу. Да будем уходить отсюда.

Машину разгрузили, откатили в сторону под деревья, прокололи скаты, разобрали мотор и на всякий случай замаскировали зеленью. Потом автомобиль прикрыли ветками, а на крышу кабины положили бревно. Издали его можно было принять теперь за танк.

Перестрелка у обочины дороги привлекла внимание гитлеровцев.

В селе Тулинцы все пришло в движение: забегали связные, зазвенели телефоны. Офицеры подняли солдат по тревоге и повели на оцепление леса. Но приблизиться к нему они не решились. Замеченная на опушке леса замаскированная автомашина смутила их. Начальник гарнизона в селе Тулинцы полковник фон Румпел связался по телефону с командиром расположенной в нескольких десятках километров от Тулинц танковой бригады и просил спешно прислать ему танки для подавления советских парашютистов. Сильно волнуясь, полковник фон Румпел доказывал, что не рискует вступить в бой, так как, по данным разведки, у парашютистов имеются танки. Его успокоили и заверили, что помощь будет прислана немедленно.

Фон Румпел облегченно вздохнул и повесил трубку.

Одновременно с ним на другом конце провода положил трубку и майор Черноусов.

— Пообещал ему танки, — сказал комбат и улыбнулся.

— Неужели поверил? — недоверчиво переспросил Табаков.

— А это не столь важно. Важно то, что пока не стреляют, и мы успеем выбраться отсюда. Кстати, Назаренко! — обратился Черноусов к лежащему на земле телефонисту. — Мы уходим, а ты вместе с Кухтиным подежурь еще немного. Если будут требовать генерала, отвечай: «Просил не беспокоить». Если же кого другого, то — «занято», «не отвечают», «на линии повреждение» и так далее. В общем нам нужно еще минут десять. Ясно?

— Понимаю! — тихо ответил солдат и, нажав клапан, уже громко в трубку кому-то по-немецки ответил «занято».

Дело было в том, что Никита Назаренко обнаружил телефонную линию, подключился в нее и в короткое время установил почти все позывные штабных офицеров. Эту линию, связывающую между собой два гарнизона, Назаренко предложил Черноусову отвести в глубь леса, где и было организовано нечто вроде коммутатора. Таким образом, линия работала, но гарнизоны между собой говорить не могли. То и дело Назаренко отвечал в оба конца свое неизменное «занято».

Широкоплечий, не уступающий по силе своему другу Алексею Сидорову, Назаренко до войны учился в институте иностранных языков. Он хорошо говорил по-немецки и при действиях в тылу врага был незаменимым для командира батальона человеком.

Гитлеровцы нервничали, кричали на телефониста, угрожали ему. Назаренко нарочито испуганным голосом оправдывался, доказывал, что это не от него зависит, потом извинялся и прекращал разговор.

Между тем немцы открыли из Тулинц артиллерийский огонь по лесу. Один из снарядов угодил в замаскированную на опушке леса автомашину, и она загорелась, распространяя по лесу едкий темный дым. Потом на опушке показались гитлеровцы. Плотное полукольцо, обхватывавшее с трех сторон лес, все сжималось и сжималось, и когда до опушки леса оставалось не больше двухсот метров, артиллерия прекратила огонь. В ход были пущены автоматы. Ни на минуту не прекращая огня, гитлеровцы, наконец, ворвались в лес. Но он уже был пуст. Майор отвел свой батальон в соседний лес, где парашютисты, заняв круговую оборону, рыли окопы.

Гитлеровцы собрались возле сгоревшей трехтонки и посмеялись над своими разведчиками, принявшими автомашину за танк, потом по следам батальона пошли через поле в соседний лес.

Оторвавшись от своего подразделения, впереди шагали два рослых белобрысых, чем-то похожих друг на друга солдата.

Командир батальона, не отрываясь, следил за ними, держа автомат на изготовке. Вот он повернулся к лежавшему рядом пулеметчику Будрину и прошептал:

— Без команды не стрелять!

Приказ комбата подхватили, быстро передали по цепи.

Рослые автоматчики были уже совсем близко от укрывшихся в лесу парашютистов. Еще мгновение — и они заметят свежие брустверы окопов. Ординарец Ванин встревоженно посмотрел на комбата, но тот молча лежал за деревом. И только жилка, вздувавшаяся на тронутом сединой виске, показывала Ванину, что майор сильно волнуется.

Парашютисты напряженно следили за своим командиром.

Автоматчики прошли по кустарнику в двух шагах от Черноусова, не заметив его.

— Проходите в лес! — по-немецки крикнул Черноусов.

Солдаты защелкали затворами.

Гитлеровцы заметались между деревьями. Отовсюду смотрели на них автоматы.

Черноусов повторил приказание.

Гитлеровцы, переглянувшись, медленно зашагали в глубь леса. Здесь их разоружили, обыскали, забрали документы. Черноусов сам разрядил их автоматы и, вернув оружие, приказал выйти на опушку и звать своих.

Один из пленных отрицательно покачал головой, зато другой заторопился выполнить приказание. Он вышел на опушку и замахал руками, подзывая к себе товарищей.

Гитлеровцы, залегшие в балке метрах в трехстах от опушки, стали подходить к лесу.

— Подпустить поближе, — приказал майор солдатам.

Но гитлеровцы, видимо заподозрив что-то, вернулись в балку и открыли огонь по лесу из автоматов и минометов. То ли в голосе своего товарища они уловили что-то, то ли заметили в лесу движение.

Через два часа к ним подошло подкрепление, и после небольшой артиллерийской подготовки они пошли в атаку.

Так начался этот трудный для батальона Черноусова день.

Снаряды то и дело разрывались между деревьями, разрывные пули мелькали среди веток, осыпая прижавшихся к ним солдат скошенными листьями. Один из снарядов пролетел так низко, что парашютистам пришлось срастись с землей. Этот снаряд, словно ударом огромного топора, срезал макушку высокой сосны и разорвался рядом с залегшими в цепи людьми. Осколки его никого не задели, но поваленным взрывной волной деревом придавило автоматчика Наумова.

А гитлеровцы все ближе и ближе. Уже отчетливо слышны командные крики офицеров, топот ног автоматчиков. Их очень много — почти в два раза больше, чем парашютистов. И все-таки эта атака захлебнулась. Десантники отбили ее.

Погиб лучший пулеметчик батальона Резник, погибло много других солдат, но парашютисты не отступили.

К вечеру бой оборвался. И лишь время от времени установившуюся тишину нарушали крики раненых немцев.

— Назаренко к комбату! — передали по цепи.

— Постой! — окликнул Дмитрий Кухтин товарища. — Если куда будет посылать, скажи, чтоб и я с тобой.

Назаренко махнул рукой и, что-то невнятно проговорив в ответ, пошел.

Майор приказал Никите скрытно подползти к убитым немцам и собрать их документы.

Назаренко долго ползал по недавнему полю сражения, собрал до десятка солдатских книжек и уже возвращался к себе, как вдруг услышал сбоку стон раненого. Это был немец.

Никита решил подползти к нему.

— Ну что, довоевался? — спросил он его по-немецки.

Немец торопливо повернул к нему свое уже немолодое и очень бледное лицо и, сразу же признав в Никите русского, озадаченно уставил на него глаза.

— Ну что же ты молчишь? Хоть бы сбрехнул что-нибудь для смеха. Вы ведь большие мастера по этому делу.

Солдат тяжело вздохнул и ничего не сказал в ответ.

— А ну давай свои документы! — повысил голос Никита.

Немец отстегнул нагрудный карман френча, извлек оттуда солдатскую книжку и, протянув ее Никите, сказал: