Ложь вышла на удивление связной. Он даже произнес эти слова со всей возможной скромностью и в течение нескольких секунд ощущал безмолвное восхищение собравшихся, а потом Пинкертон одобрительно хлопнул по столу.
- Тогда вы заслуживали тюремного заключения, мистер Старбак! - он засмеялся, показав, что это была всего лишь шутка, и снова хлопнул по столу. - Вы храбрец, мистер Старбак, вне всяких сомнений, - с чувством заявил Пинкертон, и сидевшие вокруг стола шепотом одобрили чувства своего босса. Джеймс дотронулся до руки Старбака.
- Я всегда знал, что был на верной стороне. Молодец, Нат!
- Север обязан вас отблагодарить, - продолжил Пинкертон, - и я лично позабочусь о том, чтобы этот долг был оплачен. А теперь, если вы закончили вашу трапезу, не могли бы мы с вами побеседовать с глазу на глаз? Вместе с тобой, Джимми, конечно же. Захватите ваш бокал, мистер Старбак.
Пинкертон отвел их маленькую и элегантно обставленную гостиную. На полках стояли ряды книг по теологии, а на стол орехового дерева водрузили швейную машинку с наполовину законченной рубашкой, все еще зажатой между лапками машинки.
На приставном столике в ряд выстроились семейные портреты в серебряных рамках. Один из них, дагерротип с портретом маленького ребенка, был перетянут полоской крепа, означавшей, что тот недавно умер. На другом был изображен юноша в форме артиллериста армии Конфедерации.
- Жаль, что этот портрет обернут черным, а, Джимми? - сказал Пинкертон, усаживаясь. - Итак, мистер Старбак, как к вам обращаются? Натаниэль? Нат?
- Нат, сэр.
- Можешь называть меня Бульдогом. Меня все так зовут. Все кроме Джимми, потому то он слишком черствый бостонец, чтобы называть кого-либо прозвищем, так ведь, Джимми?
- Совершенно верно, шеф, - ответил Джеймс, жестом велев Старбаку сесть напротив Пинкертона у потухшего камина. В дымоходе завывал ветер, а дождь барабанил по занавешенным окнам.
Пинкертон вытащил сфабрикованное Ги Беллем письмо из кармана жилета.
- Плохие новости, Джимми, - мрачно начал детектив. - И всё именно так, как я и боялся. Теперь нам, по-видимому, противостоят около ста пятидесяти тысяч мятежников. Сам взгляни.
Джеймс нацепил очки на переносицу и положил протянутое ему письмо прямо под свет масляной лампы.
Старбак гадал, сможет ли его брат заметить фальшь в почерке, но вместо этого Джеймс выражал свое недовольство новостями и неодобрительно качал головой, явно разделяя пессимизм начальника.
- Это скверно, майор, очень скверно.
- И они посылают подкрепления Джексону в Шенандоа, ты это прочел? - Пинкертон вытащил изо рта трубку.
- Вот сколько у них людей! Они могут позволить себе снять войска с укреплений Ричмонда. Вот именно этого я и боялся, Джимми! Месяцами эти мошенники пытались убедить нас, что их армия невелика. Они хотят нас заманить, понимаешь? Втянуть нас. А затем всеми силами нанесут нам удар! - он обеими руками изобразил боксерскую схватку.
- Боже мой, если бы не это письмо, Джимми, это могло бы сработать. Генерал будет благодарен. Клянусь, будет благодарен. Я скоро навещу его, - удивительно, но Пинкертона, казалось, удовлетворили плохие новости, почти вселили энергию. - Но прежде чем я уйду, Нат, расскажи мне, что происходит в Ричмонде. И не осторожничай, парень. Сначала расскажи худшее, без утайки.
Старбак, как и было приказано, описал столицу мятежников, заполненную солдатами со всех частей Конфедерации. Он доложил, что с момента начала войны сталелитейные заводы Тредегара днем и ночью отливают пушки, которые теперь потоком выходят из заводских ворот на свежевырытые укрепления, опоясывающие Ричмонд.
Пинкертон подался вперед, словно ловя каждое слово, и вздрагивал при каждом новом доказательстве силы мятежников. Сидевший рядом с ним Джеймс делал пометки в записной книжке. Никто не оспаривал выдумки Старбака, они жадно заглатывали всю его вопиющую ложь.
Старбак закончил свой рассказ описанием виденных им входящих на ричмондскоую станцию петерсбергской железной дороги поездов, нагруженных коробками с британскими винтовками, тайно переправленными через блокаду флота федералистов.
- Считается, что теперь каждый солдат-южанин снабжен новейшей винтовкой и достаточными для дюжины сражений боеприпасами, - заявил Старбак. Джеймс нахмурился:
- Половина пленных, которых мы захватили в последние недели, была вооружена устаревшими гладкоствольными ружьями.
- Это потому что они не позволяют новому оружию просочиться из Ричмонда, - без запинки солгал Старбак. Он неожиданно начал получать удовольствие.
- Видишь, Джимми? Нас затягивают! Заманивают нас! - Пинкертон качал головой в знак признания очевидного вероломства мятежников.
- Они втянут нас, а затем ударят. Боже ты мой, как же это умно, - он попыхивал трубкой, с головой уйдя в раздумья.
На каминной полке тикали часы, а из дождливой ночи доносилась песня пьяных солдат. Наконец Пинкертон тяжело опустился в кресло, словно не мог понять, как пробраться сквозь окружающую его в гущу врагов.
- Твой друг, парень, который пишет эти письма, - сказал Пинкертон, ткнув трубкой в сторону Стартбака, - как он собирается передавать нам последующие донесения?
Старбак вынул сигару изо рта.
- Он предложил мне, сэр, вернуться в Ричмонд, чтобы вы использовали меня в той же роли, что и Уэбстера.
- Ад..., - он вовремя сдержался, чтобы не выболтать имя Адама.
- Правда, я не идеален, но, возможно, это получится провернуть. Никто в Ричмонде не знает, что я пересек линию фронта.
Пинкертон сурово глянул на Старбака.
- А каков твой статус у мятежников, Нат? Тебя выпустили из тюрьмы, но разве они настолько глупы, что ожидают твоего возвращения в армию?
- Я попросил небольшой отпуск, сэр, и они согласились, но хотят, чтобы я вернулся в паспортное бюро к концу месяца. Видите ли, я там работал до то как меня арестовали.
- Бог мой, но ты можешь быть нам чертовски полезным в этом бюро, Нат! Боже мой, это будет очень полезно! - Пинкертон встал и взволновано зашагал по маленькой комнате. - Но возвращаясь обратно, ты подвергаешь себя огромному риску. Ты действительно к этому готов?
- Да, сэр, если это необходимо. В смысле, если вы до этого не закончите войну.
- Ты храбрый человек, Нат, настоящий храбрец, - сказал Пинкертон, продолжая мерить комнату шагами, пока Старбак раскуривал сигару и глубоко вдохнул дым. Ги Белль должен им гордиться, подумал он. Пинкертон прекратил вышагивать и ткнул в Старбака мундштуком. - Генерал, возможно, захочет тебя увидеть. Ты к этому готов?
Старбак скрыл свою тревогу при мысли о встрече с военачальником северян.
- Конечно, сэр.
- Прекрасно! - Пинкертон схватил фальшивое письмо со стола перед Джейсмом. - Я ухожу на встречу с его превосходительством. Можете поболтать друг с другом, - он умчался, на ходу выкрикивая ординарцу, чтобы принес пальто и шляпу.
Джеймс, неожиданно смутившись, сел в кресло, которое освободил Пинкертон. Он робко встретился взглядом с братом и улыбнулся.
- В глубине души я всегда знал, что ты не "медноголовая змея".
- Кто?
- Медноголовая змея - перебежчик, - объяснил Джеймс. Это оскорбительное прозвище для тех, кто симпатизирует Югу. Так их называют журналисты.
- Вот мерзкие твари эти медноголовые змеи, - беспечно произнес Старбак. В прошлом году эта тварь чуть не укусила одного из его солдат, и он вспомнил, как предостерегающе заорал Траслоу, начисто срезав змее голову охотничьим ножом. Старбак вспомнил, что змея пахла жимолостью.
- Как Адам? - спросил Джеймс.
- Как всегда серьезен. И влюблен. Она дочь преподобного Джона Гордона.
- Из Американского общества распространения Писания среди бедных? Я никогда не встречался с ним, но слышал про него только хорошее, - Джеймс снял пенсне и протер его полой кителя. - Ты похудел. Они действительно поили тебе слабительным?
- Да.
- Ужасно, просто ужасно, - Джеймс нахмурился, а потом одарил Старбак кривой улыбкой, не лишенной сочувствия. - Теперь мы оба побывали в тюрьме, Нат. Кто мог такое представить? Должен признаться, когда я был в Ричмонде, то находил большое успокоение в Деяниях святых апостолов. Я верил, что если Господь смог вывести Павла и Силу из темницы, то и меня освободит. И он освободил!