— Вполне, — подтвердил я.

— А дальнейшее покрыто тайною, — сказал Карманьяк. — С тех пор никто из знавших графа Шато Блассемара, насколько нам известно, его более не видел. Мы выяснили, что как раз накануне поверенный по распоряжению графа реализовал все имевшиеся у него ценные бумаги и передал клиенту вырученные деньги наличными. Данное при этом объяснение вполне соответствовало тому, что было сказано слуге: граф объявил поверенному, что едет на север Франции улаживать какие-то спорные вопросы и не знает точно, какая сумма может ему для этого понадобиться. Таким образом, увесистая сумка, так озадачившая слугу, содержала, без сомнения, золотые монеты. Желаете понюшку, месье?

Он вежливо держал передо мною раскрытую табакерку, из которой я решился взять щепоть, для пробы.

— В ходе расследования, — продолжал он, — была назначена награда за любые сведения, проливающие свет на эту загадку; искали возницу фиакра, «нанятого такого-то числа около половины одиннадцатого вечера господином с черной кожаной дорожною сумкою в руке, который, выйдя из частной кареты, передал своему слуге деньги, дважды их при этом пересчитав». Явилось не менее полутора сотен возниц, но того, которого мы искали, среди них не оказалось. Однако мы все-таки получили любопытные и неожиданные свидетельские показания с совершенно другого конца… Как этот несносный арлекин дребезжит своею шпагою!

— Да, просто невыносимо, — поддержал я.

Арлекин вскоре удалился, и собеседник мой продолжал:

— Свидетельство, о котором я говорю, исходило от мальчика лет двенадцати, он частенько бегал у графа на посылках, а потому прекрасно знал его в лицо. Он сообщил, что в ту же самую ночь, около половины первого — светила, заметьте, яркая луна, — мать его внезапно занемогла, и его послали за sage femme[24], что живет в двух шагах от «Летящего дракона». Дом, где жил мальчик с родителями, находился в миле, если не больше, от гостиницы, и ему нужно было обогнуть парк Шато де ла Карк. Идти надо было мимо заброшенного кладбища при церкви Сент Обен — от дороги отделяют лишь три старых дерева да низенькая ограда. Парнишка немного робел, приближаясь к старинному кладбищу; и вот, в ярком свете луны увидел он сидящего на могильной плите человека, в котором тут же признал графа. Граф, кстати сказать, имел у местных жителей одно прозвище, означающее буквально «человек с улыбкою». На сей раз, однако, он показался свидетелю довольно удрученным; он забивал заряд в ствол пистолета, и еще один пистолет лежал на надгробии подле него.

Мальчик пробирался незаметно, на цыпочках, не сводя глаз с графа Шато Блассемара или с того, кого он принял за графа. Человек этот был одет не так, как обычно одевался граф, но свидетель божился, что не мог обознаться. Лицо у графа, сказал он, было суровое и печальное, однако — хоть он и не улыбался — это было все то же, хорошо знакомое мальчику лицо. Убежденности юного свидетеля не поколебали никакие уговоры. Тогда-то графа — если это и впрямь был граф — и видели в последний раз. С тех пор о нем нет, как говорится, ни слуху, ни духу. В окрестностях Руана узнать ничего не удалось. Нет никаких доказательств его смерти, но и признаков того, что он жив, тоже нет.

— И впрямь прелюбопытный случай, — заметил я и собирался было задать рассказчику пару вопросов, когда нас прервал Том Уистлуик, успевший, как оказалось, проветриться и воротиться и пребывающий уже в гораздо менее блаженном и более осмысленном состоянии.

— Послушайте, Карманьяк, уже поздно, я должен идти; право же, мне нужно, я ведь вам объяснял. А с вами, Бекетт, мы непременно на днях встретимся.

— Очень жаль, месье, что я не успел изложить вам обстоятельства второго случая, еще более таинственного и зловещего, чем предыдущий. Он произошел с другим жильцом той же самой комнаты осенью того же года…

— Так сделайте милость господа, приезжайте оба завтра обедать ко мне в «Летящий дракон».

И пока мы следовали через Зеркальную галерею, я успел добиться от них согласия.

— Смотрите-ка! — воскликнул Уистлуик, когда мы назначили точный час встречи. — Эта пагода, или носилки, или как, бишь, оно называется, так и стоит! И ни одного — черт возьми! — китайца поблизости! И откуда они, проныры, все про всех знают, ума не приложу! Я встретил тут Джека Наффлза — так он говорит, что это цыгане, а не китайцы; любопытно, однако, куда они все запропастились? Пойду-ка, пожалуй, взгляну на этого пророка.

Он подергал за бамбуковые шторы, устроенные наподобие венецианских, так что они опускались снаружи красных занавесок; шторы однако не поддались, и ему удалось лишь сунуть нос снизу, где одна из них не доходила до носилок.

Воротившись, он сообщил:

— Там темно, этого малого почти не видно. Он весь в красном и в золоте, на голове расшитая шляпа, словно у мандарина; спит, как убитый. Но зато, я вам скажу, запах от него — Боже милостивый! Хуже, чем от свиньи! Ей-богу, пойдите понюхайте, хоть будет потом, что порассказать. Фу! Тьфу! Ой, ну и запашок! Ффу-у!

Не соблазнившись сим заманчивым приглашением, мы кое как пробились к выходу. Я пожелал обоим доброй ночи, напомнив об обещании быть на другой день у меня. Наконец я добрался до своей кареты, которая вскоре медленно покатила по лунной пустынной дороге меж вековых дерев к «Летящему дракону».

Сколько же всего произошло за последние два часа! Какое обилие ярких и причудливых картин вместилось в сей краткий промежуток! А какое приключение ожидает меня впереди!..

Безмолвная, залитая лунным светом дорога разительно отличалась от шумного вихря наслаждений, из которого я только что вырвался. Позади остались грохот, музыка, бриллианты, краски и огни.

Дыхание мудрой природы в такой час всегда действует отрезвляюще. Я осознал вдруг с ужасом и раскаянием, что мои домогательства греховны и безрассудны. Ах, если б нога моя вовсе не ступала в сей лабиринт, ведущий Бог весть куда… Но об этом поздно теперь думать: капли горечи уж просочились в чашу, которую мне суждено будет испить; на сердце мое камнем легли какие-то смутные дурные предчувствия. И окажись рядом мой славный друг, Альфред Огле, или даже добрейший Том Уистлуик, я бы наверняка признался в терзавших меня страхах и сомнениях.

Глава XVI

Парк Шато де ла Карк

Я не сомневался, что по случаю празднества двери «Летящего дракона» не будут запираться часов до трех-четырех утра: ведь многие важные господа пристроили в эту гостиницу своих лакеев, которые смогут вкусить сон не ранее, чем окажут хозяевам все надлежащие услуги. Хозяева же, скорее всего, захотят веселиться на балу до последнего.

Стало быть, я мог совершить мою таинственную вылазку, не боясь остаться перед запертою дверью и привлечь к себе тем самым всеобщее внимание.

Мы наконец остановились под густой сенью ветвей вблизи вывески с драконом; свет из растворенных дверей гостиницы падал на дорогу.

Я отпустил карету, взбежал в развевающемся домино и с маскою в руке по широкой лестнице и вошел в мою просторную спальню. Казалось, черная обшивка стен, тяжеловесная мебель, темный полог над высокою кроватью делали ночную тьму в этой комнате еще гуще.

Я тут же поспешил к окну, по полу от него тянулась косая полоска лунного света. За окном все почивало в серебристых лучах; Шато де ла Карк, его трубы и бесчисленные остроконечные башенки чернели на фоне сероватого неба. В той же стороне, но чуть левее и ближе, примерно посередине между замком и моим окном, я различил кроны деревьев — небольшую рощицу, где, стёло быть, и произойдет назначенное маскою свидание; здесь нынче ночью увижу я прекрасную графиню.

Я определил «азимут» сего укромного уголка графского парка, мысленно прочертив путь до отливающих серебром крон.

Вы догадываетесь, с каким трепетом и замиранием сердца глядел я на таинственный приют, где ожидало меня мое неведомое приключение.

Однако время шло, час приближался. Я сбросил плащ на диван, ощупью разыскал и надел пару штиблет взамен изящнейших туфель без каблука, именовавшихся тогда «лодочками»; порядочный человек в те дни не мыслил появиться вечером в иной обуви. Затем я надел шляпу и наконец прихватил пару заряженных пистолетов — самых надежных, как мне объясняли, попутчиков в это смутное для Франции время: повсюду бродят солдаты — остатки некогда славной армии, — и среди них, говорят, встречаются отчаянные головы. Завершив приготовления, я, признаться, не удержался и подошел к окну с зеркалом в руках, дабы проверить, как я выгляжу при лунном свете; наконец вполне удовлетворенный я водворил зеркало на место и сбежал по лестнице.