Вероника улыбнулась мне в ответ, согласно кивнула, затем сунула соломинку в свой бокал, и мы, попивая свои коктейли, продолжили наш разговор, прерванный накануне.

Она рассказала, что учится в Варшавском университете на третьем курсе, факультет психологии, замужем два года, но детей они с мужем пока не завели. Уже во второй раз за последние три года она путешествует по Советскому Союзу, и что муж ее, работающий хирургом, зарабатывает вполне достаточно, чтобы обеспечить семью и требует от супруги лишь одного – чтобы она училась.

Когда мы допили свои коктейли, Вероника жестом подозвала бармена и на приличном английском заказала два коктейля «коблер-шампань».

Незаметно, за разговором, мы справились и с этими коктейлями, и от выпитого, как мне показалось, глаза Вероники пленительно и многообещающе заблестели.

– Давайте выйдем, прогуляемся, – предложила она, отодвигая от себя пустой стакан и распрямляя плечики, – мне уже надоело здесь сидеть.

Остановив проходившего около нас бармена, я спросил его по-молдавски:

– Кыт мэ фаче? (Сколько с меня?)

Бармен переспросил меня как минимум на шести языках, чего я желаю, но я упрямо, стараясь не улыбаться, спрашивал его все то же самое, по-молдавски.

Тогда он склонился над стойкой и тихо, по-русски, спросил:

– Чего вы хотите? – И, конечно, получил достойный ответ, который у меня был заготовлен заранее.

– Расчет, мудак, – с удовольствием делая акцент на втором слове, сказал я, – я тебя уже три раза спросил: «Сколько с меня?», неужели не понятно?

Когда я достал из кармана внушительной толщины пачку денег, опытный бармен при виде их не подал и виду, а Вероника удивленно приподняла бровки.

– Сдачу оставь себе, – небрежно сказал я, роняя на стойку 35 рублей – четвертной и десятку, и, даже не поглядев на склонившегося в благодарности бармена, сунул пачку обратно в карман, после чего подал Веронике руку, помогая ей сойти с высокого барного стульчика.

– Как это будет по-русски?.. Вы его ловко… сделали, – Подобрав, наконец, нужное слово, восторженно сказала она, когда мы направлялись к выходу. – Это на каком языке вы сейчас говорили?

– На молдавском, – с улыбкой ответил я.

– А что, у вас там, в Молдавии, все так хорошо зарабатывают? – с улыбкой спросила Вероника, кивнув на мой оттопыренный карман.

– Я представитель фирмы, которая отправляет вина во все республики нашей страны, – соврал я, – а также за границу. Поэтому нам оплачивают командировочные, представительские и прочие расходы.

– А какой сорт вина у вас самый главный, ходовой? – беря меня под руку, задала она новый вопрос.

– Портвейн, – ответил я после короткой паузы, после чего с любопытством поглядел на Веронику. Любая, и даже самая последняя ссыкуха, гражданка моей родины, наверняка сказала бы: «фи!», но Вероника произнесла: «О!», очевидно потому, что пила у себя в Польше, или где-либо еще, настоящий, португальский, довольно приличного, кстати, качества портвейн.

Мы долго гуляли по городу, разговаривая обо всем на свете, пока совсем не стемнело, и тогда Вероника спросила:

– А где вы остановились, Савва, где живете?

– Хм, – запнулся я, будучи не готов ответить на этот, в сущности, простой вопрос, впрочем, я не предполагал, что он будет задан. – Дело в том, что в Риге у меня живут родственники, и они, конечно, пригласили меня к себе, но мне бы не хотелось их стеснять. А вообще, у меня есть бронь на место в гостинице при заводе, где я сейчас представляю нашу коллекцию вин. (Я с ужасом представил себе ситуацию, пожелай Вероника зайти ко мне в гости.)

– Я тоже постеснялась бы, наверное, жить у родственников, – сказала Вероника. – Обычно я останавливаюсь в гостиницах, сейчас я живу здесь, в «Латвии».

– Ну что ж, раз вам там все знакомо, давайте вернемся и поужинаем вместе в вашем ресторане? – предложил я. – Если, конечно, вам еще не надоела моя компания.

– Да, теперь самое время поужинать, – бросив взгляд на свои миниатюрные часики, засмеялась Вероника. – Но я тоже хотела вас прежде спросить, не скучно ли вам быть со мной так долго?

– Нет, нет, – заверил ее я. – Мне с вами очень интересно. И ужасно приятно. – Я был искренен.

– Жаль, – вдруг сказала Вероника, решительно беря меня под руку. – Жаль, что завтра мне надо уезжать отсюда. А я ведь еще не пробовала ваш портвейн.

У меня от этих слов похолодело внутри. «Тогда бы я от стыда провалился сквозь землю, – подумал я. – Если бы нам пришлось его пробовать».

Ужин в ресторане оказался довольно скромным против моего ожидания. Вероника с удовольствием пила шампанское, но совсем отказывалась есть, лишь поковыряла вилкой в тарелке с салатом. Поэтому, наверно, когда мы одолели вторую бутылку, «моя» дама была уже в довольно приличной стадии подпития.

Акцент ее усилился, женщина, томно поглядывая на меня, что-то лепетала, и мне, глядя на нее, на секунду представилось, помечталось, что сегодня ночью я, возможно, окажусь в постели с иностранкой – первой в моей жизни. Ну, если уж быть точным, не совсем первой, но разве пьяная румынка Виолетта, с которой я по случаю имел дело пару лет тому назад, и тоже в гостинице, делающая мне минет в темной комнате, не соображая при этом кому, – считается?

Оркестр заиграл очередную мелодию, это оказался блюз, и Вероника пригласила меня. Мы закружились в медленном танце; она склонила свою головку мне на плечо, я обнимал ее стройное, милое и покорное тело, и вскоре у меня возникло чувство, будто я уже давно с этой женщиной знаком, и нет в ней ничего такого необычного, загадочного, а сама она обыкновенная наша советская, русская баба. После танца Вероника прошептала:

– Я уже устала, давай уйдем отсюда.

– Давай уйдем, – согласился я.

Подошел официант со счетом в руках, но я и теперь не дал Веронике рассчитаться, на что она сказала, чуть обиженно надув губки:

– Савка, мне неудобно, я чувствую себя обязанной, потому что ты все время платишь.

– Когда я приеду в Польшу, по делам своей фирмы, разумеется, то буду счастлив, если у тебя будет возможность сводить меня в ваш ресторан, – сказал я, задерживая пальцы ее руки в своей ладони.

– О Кей, – сказала Вероника, – договорились. – А когда мы будем пробовать портвейн твоей фирмы?

– С такой прелестной партнершей я могу пить только шампанское, – мгновенно ответил я. – А портвейн для меня, ну, наверное, то же самое, что для твоего мужа… скальпель. «О боже, лучше бы я этого не говорил, – запоздало пронеслось в моей голове. – И нашел же, балбес, подходящее сравнение. Совсем необязательно было напоминать ей о муже».

Вероника улыбнулась на мои слова своей милой всепонимающей улыбкой.

– Извини, – сказал я. Она кивнула. Поняла, значит. Да, Вероника, несомненно, была весьма самостоятельной и самодостаточной женщиной – не в пример очень многим нашим, советским дамам, но в то же время по-женски понятливой и уступчивой.

Покинув ресторан, мы миновали фойе и остановились в коридоре у лифтов.

– Давай пойдем ко мне в номер, Савва, – вплотную приблизив свое лицо к моему и теребя ладонью лацкан моего пиджака, просто сказала Вероника. Надо ли говорить, что при этих словах я словно жеребец чуть не взбрыкнул от радости.

Мы поднялись лифтом на 4-й этаж, и Вероника, передав мне пакет, прихваченный из ресторана, в котором была бутылка шампанского и шоколадки, открыла ключом с прикрепленным на нем массивным номерным жетоном дверь, и мы вошли внутрь.

Это был скромный одноместный номер с совмещенным санузлом, но зато при ванне. Оказавшись в комнате, я едва успел положить пакет на стол и обернуться, как Вероника шагнула ко мне, я подхватил ее на руки, боясь, как бы она не упала, и… оба мы в этот момент, наверное, сошли с ума: бросившись друг другу в объятия, мы стали целоваться, затем повалились в постель и уже там стали срывать с друг друга одежды, после чего слились в едином страстном порыве.

От восторга и радостного упоения я пришел к финишу довольно быстро, но удовольствие было обоюдоострым и потому ужасно сладостным. Немного погодя мы сидели в кровати, смеясь, кормили друг друга кусочками шоколада, пили шампанское из гостиничных чайных стаканов на брудершафт и целовались, целовались, пока вновь, отставив стаканы, не открывали навстречу друг другу свои объятия.