В долгом противоборстве московские воеводы сохранили решающий козырь. Когда ордынцы «увязли» в борьбе с основными силами русских на левом фланге, наиболее слабом, и ряды наших ратников начали пятиться, из-за леса нанес удар засадный полк. Эта неожиданная контратака привела Мамаевы полчища в состояние паники. Ордынцы бежали с поля боя, бросая скот, доспехи и прочее имущество; русские отряды гнали их и рассеивали. Мамай со срамом бежал в окружении свиты, теряя армию и свою необъятную власть…

В память о великой победе на поле Куликовом была сложена героическая поэма «Задонщина». Рассказ о разгроме Мамая завершается в ней такими словами: «Тогда князь великий Дмитрий Иванович и брат его, князь Владимир Андреевич, полки поганых[96] вспять поворотили и начали их бить и сечь жестоко, тоску на них наводя. И князья их с коней низвергнуты, и трупами татарскими поля усеяны, а реки кровью их потекли. Тут поганые рассыпались в смятении и побежали непроторенными дорогами в Лукоморье, скрежещут они зубами своими, раздирают лица свои, так причитая: „Уже нам, братья, в земле своей не бывать, и детей своих не видать, и жен своих не ласкать, а ласкать нам сырую землю и целовать зеленую мураву, а в Русь ратью нам не хаживать и даней нам у русских князей не испрашивать“. Застонала земля татарская, бедами и горем наполнившаяся; пропала охота у царей и князей их на Русскую землю ходить. Уже нет веселья в Орде. Вот уже сыны русские захватили татарские наряды, и доспехи, и коней, и волов, и верблюдов, и вина, и сахар, и убранства дорогие, тонкие ткани и шелка везут женам своим. И вот уже русские красавицы забряцали татарским золотом. Уже всюду на Русской земле веселье и ликованье. Вознеслась слава русская над хулой поганых».

Численность русских и ордынских войск на Куликовом поле неизвестна даже приблизительно[97], так же как неизвестны и цифры потерь с обеих сторон. Но судя по количеству погибших тогда аристократов — князей и бояр — битва отличалась необыкновенным ожесточением и победа в ней стоила дорого. Сам великий князь лично участвовал в сече и получил тогда ранение. Впоследствии за Дмитрием Ивановичем закрепилось почетное прозвище Донской — в честь битвы на Куликовом поле, где он был предводителем православного воинства. В 1988 году Русская православная церковь причислила его к лику святых.

В 1382 году новый ордынский властитель, хан Тохтамыш, пришел с большой армией под Москву и осадил город. Великого князя не было в столице, он собирал войска для отпора Тохтамышу. Митрополит Киприан также покинул город. Однако москвичи, затворив ворота, решили защищаться до последней крайности. Попытки ордынцев взять город не принесли успеха. Летопись впервые сообщает о применении на Руси огнестрельного оружия именно в 1382 году: стрельба с московских стен наносила страшный урон осаждающим. В конце концов защитников города хитростью принудили открыть ворота. Татары ворвались в Москву, запалили ее и подвергли разгрому. Хан распустил отряды с целью штурма и разграбления других городов. На Волоке русская рать князя Владимира Андреевича Серпуховского нанесла ордынцам чувствительное поражение. Тогда Тохтамыш, не дожидаясь серьезного контрудара из Костромы или от Волока, очистил город. Его полчища начали отступление с добычей и полоном.

Власть ордынцев над Русью восстановилась. Какое же значение имела битва на поле Куликовом? Северо-Восточная Русь научилась, как в старину, собираться воедино и бить даже самого многочисленного противника. Единство русских земель постепенно нарастало, в то время как огромная Орда слабела и раскалывалась на более мелкие государства. После Куликова поля окончательное прощание с ордынским игом стало делом времени.

Время, примыкающее к триумфу на поле Куликовом, к сожалению, отмечено не только великим подъемом национального и религиозного чувства, но и попытками великого князя поставить под контроль Церковь — великую силу, которая столь много дала ему. События, связанные с этими неблаговидными действиями Дмитрия Ивановича, известны под общим названием «замятии на митрополии».

В 1378 году скончался митрополит Алексий. Зная о скорой кончине, он пожелал видеть в преемниках Сергия, основателя Радонежской обители.

Преподобный Сергий в ту пору считался духовным светильником православной Руси. Он родился в семье ростовских бояр то ли в 1314-м, то ли в 1322 году. С первых лет жизни отрок Варфоломей (так звали Сергия до пострига) чувствовал тягу к Церкви и особенно к монашеству. По свидетельству жития святого, составленного его учеником Епифанием Премудрым, уже в детские годы вокруг него творились чудеса. Вместе со старшим братом Стефаном он принял монашество и поселился в 1337 году в глухой лесистой местности. На холме Маковец они выстроили деревянный храм во имя Святой Троицы. Не выдержав тягот неблагоустроенной жизни, Стефан покинул брата и отправился в Москву. Там он поселился в Богоявленском монастыре. История жизни Сергия трогает русское сердце отдаленным, но явственно слышимым зовом: оставь всяческую корысть, уйди из города, уйди в места дикие и пустынные, на остров посреди озера, в чащу, в пещеру и там, в тишине, размышляй о Боге, взывай к Нему, тогда Он ответит. Сергий удалился от суетной жизни. Он отыскал место, где молчаливое сосредоточение на диалоге с Господом, на мыслях о Нем ничем не могло быть прервано. Вести о благочестивом человеке, избравшем опасную и скудную жизнь пустынника, разнеслись по округе. Вокруг деревянного домика Сергия выросла маленькая община учеников — всего 12 человек, по числу апостолов у Христа. В 1354 году епископ Афанасий Волынский поставил Сергия во игумены. Настоятель Свято-Троицкого монастыря на Маковце ввел общежительный устав, столь необычный на Руси. Так с маленькой лесной обители началась великая реформа русского монашества. Духовный авторитет Сергия был необыкновенно высок. Время от времени он покидал свой маленький монастырь и отправлялся в дальние походы, увещевая князей Русской земли отказаться от междоусобных войн. В 1380 году игумен дал благословение общерусской рати, отправлявшейся на войну с Мамаем.

Но когда ему, быть может, самому достойному пастырю монашества на всей Руси, предложили стать митрополитом Московским после кончины Алексия, Сергий решительно отказался. Не для того он забрался в лес и там одиноко молился Богу, чтобы переселиться в шумную Москву и заняться делами большой политики. Сергия упрашивали сам великий князь и московская знать. Тщетно! Игумен Радонежский стоял на своем.

Тогда на место Алексия великий князь захотел поставить своего доверенного человека, попа Митяя, скоропостижно сделавшегося иноком с именем Михаил. Сего «новоука в монашестве» и притеснителя московского духовенства великий князь попытался «провести» через церковный собор как преемника Алексия. Но на соборе не сложилось единодушия. И в Константинополь, на утверждение патриарху, отправились два претендента: Михаил-Митяй и епископ Суздальский Дионисий. Вместе с тем на Московскую митрополию желал взойти также большой книжник болгарин Киприан, до смерти Алексия духовно окормлявший некоторые западнорусские области.

Киприан попытался было самочинно занять митрополию. Но его, ограбив, вышибли из Москвы самым оскорбительным образом.

Михаил-Митяй умер по дороге. Заемными письмами, по которым он мог получить у греков изрядные деньги, воспользовался его спутник Пимен — настоятель Горицкого монастыря в Переяславле-Залесском. Явившись в Константинополь, он объявил себя претендентом на митрополию и получил у патриарха соответствующее подтверждение. Серебро, взятое в долг, сыграло свою роль. Дионисию же, не располагавшему столь веским «аргументом», дали всего лишь почетный сан архиепископа.

Дмитрий Иванович, узнав о самоуправстве Пимена, разгневался. Виновник отправился в ссылку, а Москва под звон колоколов приняла Киприана.