Аньелло Ла Моника был главой клана, и долгие годы местные жители называли его людей «аньелли», как членов клана Джонта из Торре-Аннунциаты называли «валентини» по имени босса Валентино Джонты. По сведениям, полученным от Руокко и Луиджи Джулиано, Аньелло Ла Монику убрал его крестник, Паоло Ди Лауро. Очевидно, что теперь люди Ла Моники работают на Ди Лауро. Однако это жестокое убийство могло быть наказанием за месть, вызванную расправой двадцатилетней давности, безжалостную месть, донос, который хуже автоматной очереди. Такое долго не забывается, очень долго. Кажется, это воспоминание хранят и унаследовавшие власть кланы Секондильяно, и подчиненный им район. Но базируется оно на слухах, предположениях и подозрениях, способных привести к такому результату, как громкий арест или изуродованное тело. И ни в коем случае не на правде. Правда нуждается в интерпретации, а это долгая и кропотливая работа, подобная расшифровке иероглифа, значение которого тебе лучше не знать.

В экономике Секондильяно всё вернулось на круги своя. Арестованные «испанцы» и Ди Лауро сидели в тюрьме. Появлялись новые наместники, мальчишки — новые кураторы — делали первые шаги на поприще командиров. Через несколько месяцев слово «файда» почти забылось, его заменил «Вьетнам».

— Этот тип… он через Вьетнам прошел… так что теперь должен быть поспокойнее.

— Вьетнам всех до смерти напугал.

— Так Вьетнам уже закончился или нет?

Здесь приведены отрывки из телефонных разговоров новобранцев клана. Карабинеры прослушивали их, чтобы выйти на Сальваторе Ди Лауро, восемнадцатилетнего сына босса, взявшего на себя руководство группкой подростков-наркоторговцев, которого арестовали 8 февраля 2006 года. Хоть «Испанцы» и проиграли войну, но, казалось, все-таки добились своего и обрели независимость, образовали собственный автономный картель, во главе которого поставили молодых мафиози. Карабинеры перехватили смс-сообщение, отправленное одной девочкой совсем еще юному куратору точки сбыта, арестованному во время файды и вернувшемуся в наркоторговлю сразу после выхода из тюрьмы: «Поздравляю с возвращением в родной район и продолжением работы, я безумно рада твоей победе, еще раз поздравляю!»

Она имеет в виду победу на войне, поздравляет с тем, что он сражался на правильной стороне. Ди Лауро оказались за решеткой, но зато спасли свою шкуру и бизнес, по крайней мере семейный.

Всё неожиданно успокоилось после заключения мирного соглашения между кланами и серии арестов. Район Секондильяно выглядел утомленным от людей, беспрестанно его топтавших, фотографировавших, снимавших на видео, мучивших. От всего уставшим. Я шел по городу и останавливался перед граффити Феличе Пиньяторе, разглядывал его ожившие солнца и черепа, превратившиеся наполовину в клоунские маски. Они сообщали бетонной стене какую-то небывалую легкость и красоту. Вдруг в небо взлетели фейерверки, со всех сторон с оглушительным грохотом стали взрываться петарды. Журналисты, уже собиравшиеся уезжать после ареста босса, со всех ног бросились узнавать, что происходит. Последний ценный репортаж: в двух домах вовсю что-то праздновали. Опять включили микрофоны, вспышки освещали лица, журналисты звонили начальникам, обещая репортаж об устроенном «испанцами» празднике в честь ареста Паоло Ди Лауро. Я подошел поближе, чтобы посмотреть, в чем дело, и какой-то парень, явно обрадовавшись моему вопросу, ответил: «Пеппино вернулся, это для него». Год назад Пеппино ехал на своем трехколесном грузовом «Аре» на работу на рынок, но по дороге мотороллер занесло, и он перевернулся. Неустойчивая конструкция опрокинулась, и Пеппино получил серьезную черепно-мозговую травму. Чтобы поднять мотороллер из оврага, куда он свалился, понадобился трактор. Мальчик год лежал в коме и наконец пришел в себя, а через несколько месяцев его выписали из больницы и разрешили вернуться домой. Весь квартал отмечал его возвращение. Фейерверки начали запускать, как только он выбрался из машины и пересел в инвалидное кресло. Дети гладили его по обритой голове и фотографировались. Пеппино был еще слишком слаб, и мать ограждала его от слишком бурных проявлений радости, поцелуев и объятий. Собравшиеся репортеры позвонили в редакции и отменили сенсацию, они собирались запечатлеть серенаду тридцать восьмого калибра,[38] а в действительности люди устроили праздник в честь вышедшего из комы мальчишки. Журналисты разошлись по гостиницам, я же не последовал за ними, а вошел в дом Пеппино, чувствуя, что не могу пропустить такое веселье. Всю ночь я пил с гостями за здоровье Пеппино. Мы сидели на ступеньках, стояли на лестничных клетках, заходили в открытые двери неизвестно чьих квартир с накрытыми столами. Несмотря на количество выпитого, я был еще в состоянии привозить на «веспе» бутылки красного вина и кока-колы из еще не закрывшегося бара. Той ночью в Секондильяно было тихо и пусто. Никаких журналистов и вертолетов. Никаких часовых и дозорных. Эта тишина усыпляла, как вечером на пляже, когда лежишь, закинув руки за голову, без единой мысли в голове.

ЖЕНЩИНЫ

От меня пахло чем-то непонятным, сродни зловонию уличной забегаловки, которое пропитывает твою одежду, а потом, уже на улице, понемногу выветривается, смешиваясь с ядовитыми выхлопными газами. Ты можешь хоть десять раз принять душ, лечь отмокать в ванну, наполненную водой с самой ароматной пеной и солью, но избавиться от этого запаха не удастся. Он не въедается в твою кожу подобно поту насильника, он уже внутри тебя, будто бы неожиданно его начинает источать железа, которая ранее находилась в бездействии. Казалось бы, отмершая уже, она вдруг опять принимается функционировать, и побудительной причиной для этого служит не страх, а, скорее, предчувствие истины. Словно существует в теле нечто, способное подать тебе знак при прикосновении к настоящему. С помощью всех чувств сразу. Не прибегая к посредничеству. Эту истину нельзя передать словами, сфотографировать или снять на видео. Но иначе ее не постичь. И тогда тебе открывается ход вещей, законы развития настоящего. Никакие умозаключения не могут выявить связь между истиной и увиденным здесь. Война каморры прошла на твоих глазах, и память переполнена огромным количеством образов, причем появляются они не по отдельности, а все одновременно, наслаиваясь друг на друга и перемешиваясь. Тебе сложно поверить в увиденное. После войны не осталось обломков зданий, а опилки быстро высушили лужи крови. Словно ты один это видел или пережил, словно существовал некто, готовый покачать головой и сказать: «Неправда».

У неестественности межклановой войны, столкновения капиталов, борьбы за инвестиции, поглощающих друг друга финансовых теорий всегда есть оправдывающие их причины, некий смысл, способный отодвинуть проблему на задний план и превратить конфликт во что-то чрезвычайно далекое, тогда как на самом деле этот самый конфликт разворачивается во дворе твоего дома. В поисках смысла ты можешь все распределять по ящичкам своей картотеки, но запахи неподвластны систематизации, они просто есть. Извне. И вместе образуют единственный верный путь к утерянным бесценным воспоминаниям. Я до сих пор чувствую эти запахи. Не только крови, опилок и лосьона после бритья, исходящего от молоденьких безусых новобранцев, но, в первую очередь, женской парфюмерии. Ноздри забивала тяжелая смесь из запахов дезодоранта, лака для волос и сладких духов.

Женщины всегда принимают участие в клановой борьбе за власть. Не случайно во время файды в Секондильяно две из них были убиты с такой жестокостью, какой удостаиваются только боссы. Однажды около сотни женщин вышли на улицы, чтобы помешать арестам сбытчиков и их охраны. Они поджигали мусорные баки и хватали за руки карабинеров. Я видел, как девочки-подростки оживлялись всякий раз, когда видели рядом телекамеру, бросались к ней, улыбаясь в объектив и напевая что-нибудь, предлагали взять у них интервью, ходили кругами вокруг операторов, пытаясь разглядеть логотип на камере и понять, для какого канала их снимают. Они — надежда, что кто-то с телевидения увидит их и позовет участвовать в какой-нибудь передаче. Счастливых случайностей здесь не бывает, за них борются не на жизнь, а на смерть, их покупают, их ищут. Случайности — это плод усилий. То же самое и в отношениях с мальчиками: ничего нельзя пускать на самотек, надеясь на неожиданную встречу и сказочную любовь с первого взгляда. Каждое достижение — результат правильной тактики. Не иметь никакой тактики — опасное легкомыслие для девушки, всегда есть опасность, что кто-то распустит руки и они окажутся не там, где надо, что чужие языки настойчиво проникнут за плотно сжатые зубы. Надевая узкие джинсы и обтягивающую кофточку, девушки превращают красоту в приманку. В некоторых случаях красота становится ловушкой, пусть и самой приятной. Но если ты поддашься, соблазняешься на минутное удовольствие, то неизвестно, что ждет тебя дальше. Каждая девушка стремится завладеть парнем получше и, когда он попадает в расставленную ловушку, делает все, чтобы удержать его. Со всем мирится. Глотает, зажав нос. Теперь он принадлежит ей. Целиком. Как-то я проходил мимо одной школы. На моих глазах с мотоцикла слезла девушка. Не спеша, дав всем возможность разглядеть ее мотоцикл, шлем, перчатки и остроносые сапоги, в которых она еле передвигалась. Школьный служитель, один из тех, кто проработал здесь всю жизнь и на чьих глазах выросло не одно поколение школьников, подошел к ней со словами: «Франче, ты что, уже обженихалась? Да еще и с Анджело. Ты знаешь, что ему прямая дорога в Поджореале?»