Но хозяйке было уже не до них, она теряла сознание. Лорешинад поднял её на руки.
Рина задумчиво оценила конструкцию, почти силой отобрала у всех оружие, положила на землю. Помогла Хельге устроиться на спине эльфа и обхватить его за шею. Сама же подобрала мечи и Нафаню.
— Приятно осознавать, что меня кто-то ищет, — улыбнулась она. — Вообще я ждала других гостей, но и вам очень рада, громкие создания. Пошли, отведу вас в домик. Там дальше ловушек, вроде, нет.
Глава 69. На привале
Они путешествовали больше двух суток и, наконец, вышли из леса к широкой пойме Карред-Ирауна. Это было неожиданно, заросли просто посветлели и оборвались стеной, за которой простиралась зелёная бархатная равнина с сочными травами, яркими цветами и зеркальной поверхностью великой реки. Вспугнутый ящер метнулся из леса головастой молнией, нырнул в воду и через пару мгновений выпустил из пасти в воздух высокий фонтан брызг. Подгребая когтистыми лапами, он выбрался на противоположный берег и грузно потрусил прочь, отряхивая мокрые крылья.
Двести-сорок-вторая ощущала облегчение от того, что часть пути преодолена, есть видимый ориентир и пригодная для питья и купания вода — это значительно облегчит жизнь ей с малышом. Она улыбалась от неожиданности, поскольку редко видела ящеров так близко, и всегда они удирали от эльфов и серых, боясь стрел и силков. Ей стало по-детски радостно и интересно, она представила, как будет рассказывать маленькому Безымянному об этих существах. А отец будет учить его стрелять…
Четырнадцатый чувствовал лишь досаду: пугливая зверюга резво сбежала, а лук со стрелами надо было распаковывать. По мере того, как ящерица удалялась, шлёпая по другому берегу, на мужчину наползали воспоминания времени до прихода серых в этот мир. Он не позволил им вернуться.
Подземные устроили привал в зарослях, чтобы спастись от тумана и речной прохлады. Угли были тёплые и яркими искрами дотлевали в тёмно-белом кострище. Четырнадцатый вздрогнул, увидев там лицо озлобленного эльфийского воина: красные глаза, белые пряди волос, тёмно-серое лицо. Через миг видение пропало, женщина подбросила в костёр сухих веток и листьев, а изменчивые мистические сумерки сгустились вокруг них ещё сильнее.
Четырнадцатый ухмыльнулся своим видениям, попытался успокоить разыгравшееся воображение и пропустил появление настоящих живых гостей. Двести-сорок-вторая, за спиной которой они появились, схватила ребёнка и в испуге метнулась к мужу. Ногой задела одну из веток костра, та отлетела в бок и начала затухать в густой траве. Генрих понял, что изображать воинственное сопротивление до глупости поздно, напрягся, нацелившись в случае атаки хотя бы рассыпать костёр в сторону гостей.
Но нападать они не торопились. Вышли к свету: двое мужчин и женщина. Серые. Генрих пристально всмотрелся в тёмно-голубые глаза вожака и не решил, надеяться ему или готовиться к подземельям замка у Якоба: перед ним стоял оруженосец Мартина Леруа, Двадцать-первый Луи Жерон, француз, седьмой или восьмой сын обнищавших дворян, задира, бабник и любитель выпить.
— Здравствуй, Генрих, — глубоким масляным голосом произнёс он. Двести-сорок-вторая неуверенно пошевелилась. — Моё почтение, сударыня.
Женщина в конец смутилась и не решилась лезть не в свои дела. Лишь плотнее укутала ребёнка и отсела подальше.
— Приветствую, Горгулья, — ответил Четырнадцатый, не сводя глаз с лица собеседника, пытаясь угадать его эмоции.
А тот лишь весело улыбнулся, сплюнул под ноги и расслабил плечи:
— Ты не забыл моё прозвище, араб…
— Как тут забудешь, когда вокруг ящеры стадами бегают.
Луи натянуто, но миролюбиво рассмеялся и повернулся к спутникам:
— Ступайте к нашей стоянке, я присоединюсь позже, — и послушные телохранители растворились без звука. Хорошие лазутчики.
— Я присяду? — спросил Двадцать-первый и опустился к огню. Дотянулся, подобрал отлетевшую ветку. — Меня послал монсеньор Леруа, тебе на помощь. Он сказал, что сперва не поверил в твою решимость затевать что-то в одиночку, поэтому хотел выждать. Не сказал тебе ничего в вашем общем сне. Но выследил сейчас и передал нам, что ты можешь и хочешь присоединиться…
— Как же он выследил меня? — грубо прервал его Четырнадцатый, готовый растерзать собеседника при первой же нестыковке в рассказе. Друзьями с Луи они не были, как и с Леруа, так что он предпочитал держаться настороже.
— У монсеньора есть способы, — сказал Луи тягучим голосом, — доставшиеся от покойной Второй, чьё имя Эстель, requiescat in pace.
Это утверждение отнюдь не прибавило доверия Двадцать-первому в глазах Генриха. Обстановка накалялась всё сильнее. Четырнадцатый был собран, и просчитывал, что может сделать.
«Те двое серых ушли в заросли, но они могут следить за женой и малышом. Тогда, в случае моей с Луи схватки, Двести-сорок-вторая окажется беззащитной, идеальной мишенью».
Он думал, шарил глазами по лесу, даже не надеясь обнаружить воинов.
Двадцать-первый ещё держал на лице шутовскую маску, но было видно, что ему надоедает кривляться попусту: достучаться до собеседника лёгким способом не получится. Он серьёзнел, сплёвывал в костёр. После напряжённого молчания заговорил:
— Мои люди действительно не ушли далеко, но не пытайся увидеть их: они были лучшими ещё во времена государства серых.
Да, Генриха очень успокоило это заявление…
— Монсеньор Леруа решил, что ты собираешься готовить восстание… — Четырнадцатый прожёг его пламенным взглядом. — Судя по твоему молчанию, это правда. Но ты забылся в своей исключительности, арабчонок. Восстание давно организуется! Мы пытаемся собрать тех серых, кто готов и может драться, вооружаемся… — В его словах было столько гордости, что Генрих начал выходить из себя.
Но неожиданно тон Луи сменился:
— Мы — воины. Мы почерпнули многое из нашей старой жизни в мире Разных, из практики эльфов. Но нас мало: жалкая кучка древних серых, желающих бороться, но не стремящихся понять и принять того, кто прикрывает спину. Не мне объяснять тебе, сколь важна сплочённость и единая большая идея… Но военная дисциплина не помогает: европейцы-тамплиеры унижают азиатов, а те хитро мстят. Просто вырваться из-под гнёта Сандра и эльфов желают все, но что дальше? Одного желания свободы не хватает для сотрудничества и доверия… — Луи подождал реакцию Генриха. Не дождался.
Голос его приобрёл заговорщические нотки:
— Ты собирался сплотить их: тамплиеров, рыцарей-христиан, и алтайцев, кочевников-язычников?..
— Ты забыл ещё серых, рождённых здесь, — голос Генриха сорвался после напряжённого молчания.
— Да, забыл. Мы не стали их трогать, они не привыкли жить без эльфов по соседству…
— Зря, они сильны, они могут зажечься идеями…
Луи не выдержал этот бессмысленный обмен любезностями:
— Ты же хотел как-то их сплотить! У тебя была идея! Неужели, как мы: просто создать военизированное государство, а мирных заставить работать на армию? У тебя ничего не выйдет! И феодальный строй без земли и денег ты не сделаешь! Да и деньги не введёшь, несмотря на то, что европейцы не отвыкли от них здесь. Они вспомнят, они возродят то, чему их учили эльфы — банковскую систему тамплиеров! — он распалился, размахивал руками, кричал…
— Что толку в деньгах, когда нечего есть? — перебил его Генрих, задумчиво оценивая мыслительные способности Луи: не тронулся ли тот умом, раз восхваляет эльфов, возглавляя восстание против них же…
Двести-сорок-вторая ушла с малышом под тень леса, чтобы тот не проснулся от криков. Перед серыми, затаившимися в темноте, она чувствовала себя одинаково беззащитно что здесь, что за плечами мужа.
Луи снова приходил в себя:
— Беды заключаются не в этом. Мы ещё слишком хорошо помним помощь эльфов и соседство с ними. Азиатов они научили травничеству и целительству, возделыванию земли. Нас — нецерковным знаниям геометрии, строительству дорог, канализации, банковской системы, готической архитектуры… А люди думали, что эти знания мы выкопали в храме Соломона… — он усмехнулся.