Скандал был грандиозным. Десятки тысяч людей разорились. По Англии прокатилась волна самоубийств. Некоторые из учредителей успели убежать с капиталом, несколько человек были арестованы, и это спасло их от самосуда толпы, громившей лондонскую штаб-квартиру "Компании южных морей". Оказались скомпрометированными большинство министров правящего кабинета, пошатнулась система государственного кредита, и разразился правительственный кризис.
Биржевое безумие 1720 года наглядно продемонстрировало, сколь опасно для благосостояния граждан тесное слияние государства и частного капитала. Лондонские шутники еще долго называли уже не существующую компанию "компанией южноморских пузырей". Но дело Джона Блэнта не умерло и странным образом проявилось в далекой России.
В 1735 году к русскому послу в Англии Антиоху Кантемиру обратился выходец из Португалии Яган де Акоста, представлявший интересы группы английских купцов, которые по его инициативе решили организовать новую колонию в Южной Америке на никому не принадлежавшей в то время земле между португальскими и испанскими владениями. Был даже собран некоторый начальный капитал, однако получить поддержку английского правительства купцам не удалось. Тогда негоцианты решили искать поддержки на стороне. Их выбор пал на Россию, и де Акоста обратился к Кантемиру.
Вскоре русский посол направил в Петербург секретное донесение, в котором излагалось существо проекта. Оно сводилось к тому, чтобы императрица Анна Иоанновна пожаловала учредителям компании грамоту с обещанием протекции вплоть до военной помощи. Учредителям давалось также право назначать должностных лиц в новой колонии. Ее земли считались собственностью учредителей, российская же казна получала право на десятую часть стоимости проданных в колонии товаров и земель. По сути, речь шла не об устройстве русской колонии в Вест-Индии, а о предложении российскому правительству участвовать в коммерческом проекте, затеянному частными лицами. Вскоре представители английских купцов-учредителей появились в Петербурге и встретились с вице-канцлером А.И. Остерманом.
Предложение англичан сразу же насторожило русское правительство: было подсчитано, что России придется держать не менее 15–20 тысяч своих солдат в Южной Америке, а также построить эскадру из военных и транспортных кораблей для обслуживания нужд этого войска. Подобной эскадры у России в то время не было. В царствование Анны Иоанновны русские морские силы находились в плачевном состоянии. В случае же возникновения военного конфликта с Испанией и Португалией затраты России вообще было трудно представить, не говоря уже о политических последствиях такого столкновения. Не внушало доверия и то, что англичане даже не могли толком обозначить на карте территории планируемой колонии. Некоторые чиновники Коллегии иностранных дел вообще считали лондонских эмиссаров провокаторами, желающими втянуть Россию в войну с пиренейскими государствами. Возможно, Коллегия иностранных дел выяснила через своих агентов в Англии, что Яган де Акоста — доверенное лицо некоего полковника Брега, крупного биржевого спекулянта, нажившего огромное состояние во время биржевой горячки 1720 года. В Англии де Акоста считался "подозрительным иностранцем".
Остерман прямо заявил англичанам, что у России нет средств на осуществление подобного проекта, и высказал сомнение в том, что столь значительными средствами обладают сами учредители компании. В ответ английские купцы предложили увеличить долю России в прибылях и привлечь к осуществлению планов компании средства русского купечества и дворянства. С этой целью они предложили выпустить акции. Нетрудно заметить полное сходство планов английских негоциантов с деятельностью печально известной "Компании южных морей". Судя по всему, англичанам хотелось повторить лондонскую аферу на русской почве. Но русское правительство не дало втянуть своих граждан в откровенную авантюру, и купцы получили вежливый, но твердый отказ.
На смену британским негоциантам в 1736 году в Петербурге появился новый искатель русского золота.
Им был некий Симон Абрахам, в прошлом служащий голландской колониальной администрации. Действовал он с потрясающей наглостью, настрочив письмо на высочайшее имя императрицы Анны Иоанновны с изложением своего Вест-Индского проекта.
В письме он поведал, что на северном побережье Южной Америки, напротив острова Тобаго, находится благодатный край, богатый золотом и серебром, которым правит индейский царь Юпитер Таривари (это странное имя позволяет предположить, что речь идет не об индейцах, а о группе беглых негров-рабов), Абрахам утверждал, что, поскольку ни одна европейская держава не успела поднять флага над владениями царя Юпитера, оный царь прямо-таки мечтает попасть под сень российской короны.
Для начала, по мнению Абрахама, во владения Таривари следовало направить русский корабль, нагруженный товарами, а во главе предприятия поставить его, назначив хорошее денежное содержание. В завершение письма прожектер заявил, что если даже колония не принесет ожидаемых материальных выгод, то польза все равно будет, ибо русские моряки, совершая плавания к далеким берегам, приобретут большой мореходный опыт.
Проект Абрахама Анна Иоанновна повелела рассмотреть сенату, который спустил его в Коллегию иностранных дел. Коллегия дала четкое заключение — в случае осуществления проекта военное столкновение с Испанией будет неизбежным. На основании этого заключения Абрахаму было отказано. Но, получив отказ, он не успокоился. Действуя через людей, близких к банкиру Липману, секретарю и доверенному лицу герцога Бирона, он пытался получить личную аудиенцию у всемогущего фаворита императрицы. Судя по всему, Абрахам надеялся богатыми подарками склонить жадного Бирона к поддержке проекта перед Анной Иоанновной в обход решения сената. Эти интриги имели последствия прямо противоположные. Симон Абрахам был объявлен нежелательной персоной в России, ему было приказано покинуть столицу в трехдневный срок.
Несмотря на всю курьезность и даже комичность фигуры Абрахама, следует отметить: за ним, похоже, стояли некие таинственные силы, располагавшие значительными средствами. По воспоминаниям венского купца Генриха Готлоба, постоянно проживавшего в России, отставной колониальный чиновник вел в Петербурге роскошную жизнь, раздавая щедрые взятки и богатые подарки русским чиновникам, в благосклонности которых был заинтересован.
Покинув Россию, Симон Абрахам оказался в Польше, где в Кракове познакомился с весьма оригинальной личностью — Клаусом Шенком.
Шенк, предположительно выходец из Восточной Пруссии, был человеком образованным, знал несколько языков, включая латынь, древнегреческий и иврит. В юности он, вероятно, окончил один из университетов на севере Германии. По профессии он был библиотекарем и архивариусом. Разъезжая по Европе, он устраивался на службу библиотекарем в богатые аристократические дома или университетские библиотеки. Впрочем, долго нигде не задерживался. Была у Шенка и еще одна специальность: он был профессиональным неоплатным должником.
Будучи человеком образованным, красноречивым, приятной наружности, он умел расположить к себе окружающих. Вызвав доверие, занимал крупные суммы, а когда приходил срок платить по векселям, попросту исчезал. В долговую тюрьму он попал только один раз в Любеке, где, заняв деньги у нескольких людей и сбежав, имел неосторожность появиться в городе через пять лет. У кредиторов оказалась долгая память, и Шенк попал в тюрьму, где провел более трех лет. Каким образом ему удалось получить свободу, историкам неизвестно.
Трудно сказать, при каких обстоятельствах познакомились архивариус и отставной колониальный чиновник, но в 1738 году они путешествуют по Голландии, выступая со своего рода лекциями о счастливом, благодатном крае царя Таривари. Их выступления наполовину состояли из вольного пересказа записок разных путешественников, а наполовину из чистейших выдумок и небылиц наподобие того, что в стране Таривари на деревьях сидят райские птицы, которых можно ловить руками, а в зобу каждой из них находится изумруд размером с голубиное яйцо. После окончания лекции жулики предлагали слушателям вложить деньги в разработку богатств далекой страны. Тем, кто решался выложить деньги, они выдавали странную бумажку вроде расписки, в которой даже не оговаривалась доля прибыли. Надо ли говорить, что, собрав с помощью человеческой глупости и жадности приличный капитал, проходимцы исчезли в неизвестном направлении.