Именно поэтому перелёт между звёздами напоминает заключение в тюремной камере. Выходить наружу, конечно, можно. Подходишь к двери, ставишь ладонь на сенсозамок – и путь открыт. Можешь бродить по звездолёту сколько душе угодно. Однако все пассажиры сидят за толстыми бронированными дверями. Всё, что необходимо для жизни, у них есть, от туалетов и душа до компьютеров и автоматов для синтеза пищи. Наружу их может выгнать только аварийная ситуация или любопытство.

Впрочем, любопытных немного, ничего интересного за пределами каюты нет. Металлические перфорированные стены, блестящие пластиковые полы, запутанный лабиринт овальных коридоров. На каждом повороте – карта с чётким указателем: "ВЫ НАХОДИТЕСЬ ЗДЕСЬ" и жирная красная стрелочка, похожая на рисунок от руки маркером, чья-то неразборчивая подпись в углу листа.

Остро и холодно светятся люминесцентные лампы. Время от времени по пустынным коридорам с тихим гудением проезжают роботы-уборщики. Под матовой обшивкой стен сочно гудят силовые кабели. Изредка мелькают блики на объективах камер видеонаблюдения, которые висят на потолке и поворачиваются вслед за любым движущимся объектом. Они повешены на всякий случай, от каких-нибудь террористов или помешанных, которые начнут вести себя неадекватно.

Говорят, что действия всех бродящих по коридорам анализируются специальной компьютерной программой. В это можно охотно поверить. На борту – сто двадцать человек команды, три смены по сорок человек в каждой. На такой громадный пассажирский лайнер этого хватает впритык, и слишком большая роскошь заставлять кого-то заниматься наблюдением за скучающими пассажирами.

Изредка в дальних концах коридора мелькает фигурка стюардессы, которую время от времени вызывают то в одну, то в другую каюту. Сталкиваясь нос к носу с каким-нибудь любителем прогулок, она на мгновение застывает, прижимая к груди какую-нибудь салфетку или любую другую мелочь, наличие которых в каютах трудно предусмотреть, тоненькие арочки её бровей взлетают вверх. Она кивает и улыбается. А потом бежит дальше. Гулять по звездолёту не запрещено никому, даже детям.

Уже на второй час своего пребывания на корабле, я, не вынося тесного пространства каюты, принялась слоняться по лабиринтам ходов.

"Вроде бы это называется клаустрофобия, – размышляла я. – Боязнь закрытого пространства. Почему тогда раньше со мной такого не было?"

На пассажирских уровнях только коридоры и ничего больше, самое интересное находится на технических ярусах и на уровнях, предназначенных для персонала, но вход туда строго-настрого запрещён. Всюду висят соответствующие таблички, замки закодированы, на них не один уровень защиты, камер наблюдения гораздо больше, да и вертятся они бодрее, ещё и попискивают от усердия. Или это специально, чтобы на них обращали внимание?

Находясь рядом с отцом, я могла зайти в любую, даже самую секретную дверь, теперь же мне только и остаётся что болтаться по общим коридорам, боясь даже шажок сделать не в том направлении, потому что тогда никакие удостоверения не смогут помочь кроме настоящего – а именно его показывать нельзя ни в коем случае.

Под конец я чуть не заблудилась, с трудом отыскала свою каюту и то только потому, что в кармане совершенно случайно завалялся билет с её пятизначным номером.

Я снова улеглась на кровать и долго разглядывала ровные пластиковые панельки потолка.

Учёбный год в "Штуке", конечно, начался – лучше не придумаешь.

Говорят, что во всём плохом можно отыскать и хорошее. Только вот что хорошего можно найти в данном конкретном случае? Пожалуй, только одно: будет, о чём в старости вспомнить.

Незаметно для себя я уснула, а, проснувшись, долго не могла понять, где находится. Сначала даже позвала Бахмурову, подождала ответа, сказала ещё раз "Настюха!", только после этого поняла, что не в "Штуке", и даже не дома, а в звездолёте, за сотни световых километров от родной планеты. И снова нахлынуло чувство невыносимого одиночества.

Пищесинтезатор выдал порцию горячего кофе, очень крепкого и горького до тошноты. Постоянно поглощать кофе в жутких количествах я привыкла в последние несколько дней. Раньше я берегла здоровье и отваживалась на чашечку с утра – не больше. А потом, после поступления в "Штуку", без каких-нибудь стимуляторов жить стало совсем невмоготу. Кофе – естественный стимулятор – по всем параметрам был менее вредным, чем все остальные, патентованные и широко рекламируемые средства.

Я подвинула подушку, чтобы поправить, рука наткнулась на плотный лист бумаги. Поколебавшись, я вытащила наружу рекламный проспект с большим разноцветным заголовком "ЦИТРЕЯ".

Нашли же, куда положить, а?! И опять же – пещерная психология! Как ещё назвать эти огромные буквы, первая из которых – розовая, вторая – жёлтая, потом – красная, фиолетовая и зелёная, последняя – "Я" – голубая. Почему бы не написать это название простым чёрным шрифтом?

Не хотелось даже открывать данный опус, но я от нечего делать лениво перелистнула несколько страниц. Обычная тягомотина, которую можно найти в любом рекламном проспекте – про обширные просторы и приветливых гостеприимных жителей. Более-менее полезные сведения оказались только на последней странице и то мелким шрифтом.

"Наименование по общегалактическому каталогу – Веста-5, официальное название – Цитрея. Планета с уровнем технического развития – "-12", тип развития – аграрный, в пределах планеты существуют 2 государства…"

Это можно пропустить – обычное политическое устройство любой планеты. Кто-то обязательно должен с кем-то воевать, то бишь соревноваться, конечно, иначе жить скучно и стимулов для развития – ноль. Так, теперь что?

"Административно-территориальное деление…"

Тоже пропускаем.

" Население – 20 млн. человек, официальные язык – французский и стандарт…"

Ага, теперь понятно, откуда "Жардэнроз". Я порадовалась за то, что хотя бы немного знаю язык, на котором писал Дюма и Гюго, Моруа и Ренар, кто-то ещё, так сразу всех и не упомнишь.

"…городское население – 7%, сельское – 93…"

Само собой, будет такое отношение, если планета аграрная.

"Исторические вехи. Освоение Цитреи началось в 2261 году…"

Ага, первая волна эмиграции. Старая планета, значит. Относительно, конечно, старая. Это хорошо. Есть такие планетки, которым лет десять-пятнадцать, они очень напоминают непомерно разросшиеся экспедиционные базы. Вот на таких жить уже точно невозможно, нет никаких условий.

"В 2583 году – дипломатический конфликт с управлением Навигации на Земле…"

А вот это уже очень даже интересно.

Фраза о "дипломатическом конфликте" могла обмануть кого угодно, только не меня, ибо я прекрасно знала, как обтекаемо иногда шифруют военные действия во всяких справочниках и энциклопедиях. Итак, двенадцать лет назад на Цитрее произошло что-то, о чём лишний раз писать не хочется.

Интересно узнать, что именно. Правильно сказал кто-то из великих в древности "Без прошлого нельзя знать будущего". Вот мы и попробуем узнать, чего ждать через шесть дней… Точнее, уже через пять, ночь полёта уже прошла.

Я допила кофе, набрала код, запуская в синтезаторе ещё один стакан, тот в ответ басовито загудел.

"Каюта второго класса, – подумала я, – чего ещё ожидать. Хорошо ещё, что педали крутить не нужно, вырабатывая электричество"

Я отбросила в сторону ненужный теперь проспект, в котором нельзя было найти ничего путного, включила персональник и запустила "Полную галактическую энциклопедию". Энциклопедия, действительно, была полной, обновлялась постоянно, иногда несколько десятков раз в сутки, я не зря гордилась этим уникальным справочником. На всей планете трудно было найти персональник, в который могло бы уместиться это издание во всём объёме. В мой оно умещалось, ещё и на прочие развлечения место оставалось.