Патрульный, едва заметно нахмурившись, произнёс в микрофон персональника несколько слов.

Так и есть – проверяет.

"Проверяй-проверяй. Все мои удостоверения – подлинные. Нужно только не забыть, что я – Катя Брагина, если вдруг начнёт со мной болтать"

Патрульный, наклонив голову к плечу, выслушал ответ Сети, который, судя по всему, его удовлетворил. Открыв чемодан, лейтенант аккуратно, двумя пальчиками, явно смущённый, приподнял аккуратную стопку одежды, положил на место, щёлкнул замком, закрывая. Следующей на очереди оказалась сумка. Её размеры лейтенанта не вдохновили.

– Надо было в багаж сдать, – буркнул он.

Я сделала самую обворожительную улыбку из всех возможных. Таможенник не обратил на это ровно никакого внимания, что меня, если честно, здорово обидело. Разобравшись с многочисленными замочками и застёжками, он открыл чемодан и заглянул внутрь.

– Там одежда, в основном, – предупредила я. – И кристаллы.

– Сеть, что ли, отменили? Или в джунгли летишь?

Я нейтрально передёрнула плечами.

– Ладно уж, топай… Ты что, одна? – Удивился он, увидев, что следом в очереди стоит благообразный старичок, не обращающий на меня ровно никакого внимания.

Значит, всё-таки не узнал. Чудненько!

– Не, у меня родители там, уже прошли!

Я сделала очень широкий жест рукой, показывая в сторону других таможенных коридорчиков, и заторопилась прочь.

Зал ожидания располагался на одном из подземных уровней. На каком именно – этого я не успела заметить; лифт, прогнав по табло ряд цифр, открыл двери.

Главной достопримечательностью помещения, в котором я очутилась, оказался громадный аквариум с океанскими рыбами, каким-то образом подсвеченный изнутри жутким зеленоватым светом. Аквариум заполнял две трети комнаты

Рыбы медленно двигались на фоне мерно колышущихся водорослей. Скривившись, я разглядывала большие торпедообразные тела с зубастыми мордами и безразличными выпуклыми глазами, потом отошла в сторону. Нет, такие зрелища, будто спроецированные из другого, потустороннего мира, явно не для моей психики.

Кусочек первобытного мира прямо в уютном зале ожидания космопорта – этим можно только детишек пугать, чтобы хорошо себя вели.

Цепким взглядом я окинула помещение.

Всё нормально? Никого лишнего?

И тут голову сдавила боль. Настолько сильная, что я даже не почувствовала её, автоматически сделала несколько шагов – и вдруг со стоном осела на белый пластиковый пол. Потолок мягко качнулся и уплыл куда-то в сторону…

Очнулась я от того, что кто-то бесцеремонно хлопал меня по щеке.

– Девочка, с тобой всё в порядке?

– Ага, как же, куда уж лучше! – Едва слышно пролепетала я и с усилием открыла глаза. Из тумана окружающего пространства проявилось женское лицо с длинными светлыми волосами, явно крашенными – около корней волосы были тёмные.

– С тобой всё в порядке? – Обеспокоенно спрашивала женщина. Глаза у неё были большими и немигающими, словно у змеи.

Я уселась, хотела что-то ответить, но голова вспыхнула новой волной боли, от которой вновь помутилось сознание.

Почти не ощущая своей руки, я дотронулась до затылка, попробовала улыбнуться, но получилось нечто, напоминающее гримасу. В кармане недоумённо зашевелилась черепашка.

– Придётся вызвать врача! – решила женщина и поднесла к губам руку с мобильником.

– Не нужно врача, – мой голос чуть окреп. – У меня такое иногда бывает. Врачи говорят, это из-за возраста. У меня сейчас всё пройдёт… Спасибо вам… Вы идите. У меня родители там, совсем рядышком…

Я растянула губы в улыбке, больше напоминающей оскал, ещё раз кивнула, убеждая собеседницу, что всё на самом деле в норме, сделала несколько шагов, снова чуть не упала в обморок, но на этот раз сдержалась, широко расставив руки для равновесия.

– Ты сумку забыла! – Безжалостно напомнила женщина.

Чёрт! Сумка!

И чемодан!

Их-то я уже точно дотащить не смогу. По крайней мере, в ближайшие несколько минут.

– Вы мне не тыкайте! – Огрызнулась я. – Детишкам своим тыкайте, а я не ваш ребёнок – это во-первых, а во-вторых, я супер, так что будьте добры относится ко мне с тактом, приличествующим моему положению.

Я сделала всё правильно. Женщина с видом оскорблённой невинности круто повернулась на каблуках и пошла прочь. Я долго смотрела ей вслед, потом, спохватившись, оглянулась по сторонам. Никто ничего не заметил. Великолепно.

Просто восхитительно. Если бы не голова… Я осторожно помассировала затылок. Боль постепенно исчезала, да и к руке возвращалась чувствительность, теперь я уже не напоминала чужой обрубок.

Уже через минуту удалось дотащить багаж до пустующего места.

Устроившись на скамейке, я в первую очередь сделала седушку максимально непрозрачной. Как-то не очень уютно сидеть, не видя, на чём сидишь. Последнюю тенденцию технической моды – делать всё, что только можно (и что, кстати, нельзя) невидимым, я не совсем понимала. Иногда это становилось просто-напросто опасным для жизни. Поставишь около какого-нибудь КПП обычный шлагбаум – его все видят и сразу останавливаются. Даже если и не увидят, подумаешь – бампер разобьют – всего делов-то. А если водитель КамАЗа, не заметив предупреждающих знаков со всей дури въедет в невидимый силовой щит, он в лучшем случае очнётся в больнице, в худшем – на том свете.

У меня никогда в жизни не болела голова, тем более, вот так сильно, поэтому людей, жалующихся на головную боль, я не воспринимала всерьёз. Неужели это настолько больно?

Я с усилием втянула в себя воздух. Сознание прояснилось. И боль вроде бы начала проходить, только время от времени просыпалось старое воспоминание: словно чья-то рука время от времени тихонько сжимала затылок…

Короче, всё закончилось. Вот и славно. Не надо больше об этом вспоминать. Подумаем об этом завтра.

Вытащенная из кармана черепашка тут же уснула в ладони, привычно устроив головку в выемке между средним и указательным пальцами. Я, задумавшись, долго с улыбкой смотрела на неё, затем, почувствовав, что засыпаю, свободной рукой полезла в сумку за персональником. Спать среди бела дня на виду у сотен снующих мимо пассажиров – по меньшей мере глупо. Лучше уж заняться каким-нибудь полезным делом. Например, что-нибудь почитать. Пол-дня уже прошло впустую. Раньше я никогда себе такого не позволяла.

Персональники с обычным монитором сейчас почти уже отыскать нельзя, всюду мониторы виртуальные; стоит только включить компьютер – и перед тобой в воздухе возникает зыбкий полупрозрачный экран. Мало того, что с таким виртуальным монитором не совсем удобно работать, самое нехорошее заключается в том, что даже в режиме максимальной непрозрачности кое-что, происходящее на экране, видно со стороны. Никакой конфиденциальности.

Именно это последнее обстоятельство не позволило мне прямо тут, в зале ожидания, выйти в Сеть. А искушение узнать последние новости – ох, насколько сильно. Можно, конечно, закрыться в туалете, но и это не решит всех проблем: выходить в Интернет придётся через сервер космопорта, а это – лишняя ниточка к моему персональнику. Кто знает, вдруг кто-нибудь додумается проверить, где инициализируется мой личный комп? А обращать внимание на себя нельзя никоим образом, особенно сейчас – это аксиома.

Полупустой зал ожидания вкупе с потусторонними обитателями аквариума оказывал гнетущее впечатление. Я сквозь полуприкрытые веки оглядела пассажиров. Ничего опасного вроде бы нет, среднестатистический контингент любого космопорта, особенно разглядывать нечего.

Продолжая манипулировать одной рукой, я вывела на монитор сохранённые в локальной памяти статьи Валькирии. "Американская эпоза"? Что же, ничего не имею против, пусть будет "Эпоха". После американской катастрофы в начале двадцать второго века осталось не так-то уж много солидных источников, из которых можно узнать, как жили в Американских Штатах. Эту тему по возможности замалчивают. Говорят, английский язык почти два века был стандартным международным языком общения, а потом было время когда даже знать его стало неприличным, стандартом же стал русский.