Примерно на расстоянии полумили от того места, где располагался сарай — вернее, то, что от него осталось, — находилось русло небольшой реки, тянувшееся с севера на юг. Большую часть года речка представляла собой нечто похожее на длинный извилистый овражек, в котором невозможно было обнаружить ни капли влаги. У нее, кажется, не было даже названия. Однако, как только начинался сезон дождей, пересохшая речушка оживала и буквально в течение нескольких часов превращалась в полноводную реку. Иногда, когда шли особенно обильные и затяжные дожди, она разливалась и затопляла близлежащие выгоны, прилегающие к ней с запада.

Таким образом, в то время как пастбища Уинстонов оказывались лишь слегка раскисшими, на земле их соседей творился настоящий потоп.

Все это молнией промелькнуло в мозгу Дайаны. Конечно, сейчас, когда вокруг не было видно ни зги, она не могла разглядеть практически ничего, кроме смутных очертаний дерева, единственного на многие мили вокруг. Однако по слабому свечению на западе девушка догадалась, что произошло. Едва доносящийся с той стороны шум, на который Дайана не обратила внимания раньше, лишь подтвердил ее страшную догадку.

Река разлилась.

Дайана оказалась отрезанной от родного дома.

Пытаясь переварить только что сделанное открытие, девушка начала медленно спускаться. Так вот на что намекал Клейтон, думала она. Понятное дело, что при таких обстоятельствах путь домой мне заказан. Надо же, а я и не подозревала, каких размеров достигло сегодняшнее стихийное бедствие. Вот уже много лет не случалось такого, чтобы река выходила из берегов в считанные часы. Должно быть, где-то выше по течению гроза продолжала бушевать в полную силу.

— Эй, осторожнее! — услышала вдруг Дайана предостерегающий оклик.

Занятая собственными мыслями, девушка не слишком внимательно следила за тем, куда ставит ноги. Поэтому и не заметила, что большой, размером с тюк сена, камень, на который она собиралась ступить, не очень устойчив. Благодаря своевременному предупреждению Клейтона Дайана успела отдернуть ногу буквально за мгновение до того, как камень качнулся и покатился вниз.

Прямо на Клейтона.

5

Внизу, в темноте, послышался глухой звук удара, как будто камень налетел на что-то мягкое. Сразу же вслед за этим раздался приглушенный стон, а затем наступила зловещая тишина.

— Клейтон? — робко позвала Дайана, чувствуя, как сердце обрывается в груди. Поскольку на ее зов никто не отозвался, она с возрастающей тревогой воскликнула: — О, Клейтон, пожалуйста, скажи что-нибудь!

— Что-нибудь, — наконец послышалось снизу.

Не разбирая дороги, Дайана чуть ли не кубарем скатилась с груды камней.

— Клейтон, ты где? — спросила она, лихорадочно вертя головой во все стороны. — Ты жив? Ранен?

— Судя по тому, что я разговариваю с тобой, — очень даже жив. Если только, конечно, ты не веришь в привидения. — Клейтон находился где-то совсем рядом. — И точно не ранен.

— Неправда!

— Что неправда? Что я жив? Или то, что ты веришь в привидения?

Дайана была настолько напугана, что даже не разобрала шутки.

— Что с тобой все в порядке. Я слышал стон!

— Не волнуйся. Пытаясь избежать удара, я по неосторожности задел вывихнутую руку. Боюсь, тебе вновь придется вправлять ее.

Наконец Дайана обнаружила Клейтона. Он сидел на земле, прислонившись боком к тому самому камню, который чуть не придавил его, и рассматривал правую руку.

Опустившись перед ним на колени, Дайана принялась ощупывать поврежденную конечность.

— Да нет, запястье вроде в порядке. Подумать только, я чуть не убила тебя!

— Не переживай, ведь все обошлось. Просто сегодня у нас с тобой выдался не самый лучший день.

— Если не сказать, самый худший. Никогда бы не подумала, что на одного человека за столь короткий срок может обрушиться столько неприятностей!

— На двух человек, — уточнил Клейтон.

— Велика разница! — фыркнула Дайана, между тем продолжая умело обследовать его запястье. — Рука все еще болит?

— Да, но только выше. Наверное, ушиб.

Дайана провела ладонями от запястья к локтю молодого человека.

— Здесь?

— Выше.

— Здесь? — Она нерешительно дотронулась до упругого бицепса, плотно обтянутого клетчатой рубашкой.

— Еще выше.

Прикасаясь к теплой мужской коже, вдыхая ее особый, ни с чем не сравнимый запах, Дайана неожиданно почувствовала, как у нее начинают путаться мысли. Самое лучшее было бы немедленно остановиться и отойти на безопасное расстояние. Однако вместо этого девушка продолжила свое мучительно-волнующее исследование.

Проведя руками вверх и вниз по бицепсу, она вдруг ощутила, как тот напрягся, и испуганно взглянула в лицо Клейтону. Однако в окружающей их темноте можно было разглядеть лишь блеск его глаз. Манящий, страстно зовущий блеск. Раз увидев эти глаза, Дайана уже не смогла отвести взгляда.

Едва ли отдавая себе отчет в том, что делает, она положила обе ладони на широкую грудь. И медленно провела вверх, к мощным плечам, а затем, также медленно, вернула их на прежнее место.

Клейтон, милый, как же я могла так долго находиться вдали от тебя, стучало ее сердце. Как я могла так долго заставлять себя думать, будто ненавижу тебя, когда в целом мире у меня не было, нет и никогда не будет более родного человека, чем ты! Эти глаза, руки, плечи… Неужели я добровольно отказалась от всего этого на долгие, долгие годы? Неужели я и дальше осмелюсь жить по-прежнему, тем самым нарушая законы божеские и человеческие, умерщвляя плоть и калеча душу? Никогда еще природа не создавала человека более совершенного, чем ты. И я люблю тебя, безумно, страстно люблю! Другие мужчины по сравнению с тобой — жалкие пародии. Так неужели я найду в себе силы отказаться от своего счастья, когда судьба милостиво дарует мне еще один шанс?

— О, Клейтон… — прошептала Дайана и, не в силах больше сдерживаться, прижалась губами к мужским губам.

Однако и Клейтон уже был не в состоянии контролировать себя. Жгучий поцелуй подавил последние проблески сознания у обоих, и восторжествовала безудержная, животная страсть, испокон веков являющаяся основополагающим законом жизни.

Не прерывая поцелуя, Клейтон освободился от рубашки и, кинув ее подле себя, осторожно опустил на нее девушку. Несмотря на свежий ночной воздух и сырую землю, оба не чувствовали ни малейшего озноба. Дрожь, сотрясающая их тела, была вызвана отнюдь не холодом, а безудержной, испепеляющей страстью, заставляющей сердца стучать в ураганном темпе.

Изнывая под градом обрушившихся на нее поцелуев и ласк, Дайана едва успевала отвечать тем же. Она упоенно ласкала горячую мужскую кожу, покрывала бесчисленными поцелуями широкую грудь, с наслаждением поглаживала мускулистые плечи и спину. Ей казалось, что она и не жила по-настоящему до этого момента. Только сейчас она начинала в полном смысле постигать, что значит быть женщиной.

— Останови меня сейчас, — раздался хриплый шепот Клейтона. — Иначе я не смогу сделать этого никогда.

Ответом ему послужил жгучий поцелуй и слова:

— Я не могу остановить тебя. Не хочу.

— Ты пожалеешь об этом утром. Черт побери, я сам буду жалеть, что не сдержался!

— Но ведь до утра еще так далеко…

Ну что можно было возразить на это? Слишком возбужденные для долгой прелюдии, Дайана и Клейтон в мгновение ока освободились от разделявшей их одежды и слились в едином ритме, таком простом и одновременно сложном, как сама жизнь.

Ощутив секундную вспышку боли, Дайана тут же забыла о ней, охваченная чувством острого сладострастия. Она и не подозревала, какие желания так долго оставались скрытыми внутри нее. И все это представлялось столь естественным, столь прекрасным, что Дайана готова была рыдать от счастья…

И когда высший предел наслаждения был достигнут, ей хотелось лишь одного: умереть, ибо казалось, что ничего более совершенного, более чудесного не существует на свете. Однако огорчение от того, что все закончилось, вскоре сменилось сладкой истомой при мысли, что пережитое блаженство можно ощутить снова и снова.