И еще запахи… Осси различала сотни… Нет. Скорее даже тысячи запахов. Каждый по отдельности и все их возможные комбинации…

Запах мокрого камня смешивался с ароматом чесночной колбасы, исходившим от хилависты… Смола факела, тающая в огне, резкий запах извести от стенной кладки, мокрая кожа, холодный металл, кровь, пот и ни с чем не сравнимый запах смерти… — все это смешивалось, накатывало, захлестывало, укачивая до одури и новой потери сознания. Аж голова закружилась…

«Ты как?» — Хода не была бы Ходой если бы сразу не почуяла неладное.

– Эй, ты в порядке? — Хилависта тоже уже был тут как тут. Подкатил прямо по луже и замер перед носом.

Смотреть на него так — лежа на боку было неудобно, и Осси попыталась подняться.

Получилось.

Не сразу, но получилось. Качнулась пару раз, оперлась о стену дрожащей рукой, но села.

Стало лучше.

По крайней мере мир вернулся в свое привычное состояние и на боку подобно пьянице больше не валялся. Так что теперь из всех странностей остались только сумасшедшие краски да резкие настырные запахи, но с этим, по крайней мере, можно было жить. А там — стерпится, слюбится, да, глядишь, — и привыкнется…

– Ну, что? — Хилависта только что не подпрыгивал от нетерпения. — Как ты? А то я уж перепугался…

«Да, — подхватила Хода. — Тебя, я смотрю, и на полдня оставить нельзя, чтобы ты что-нибудь не учудила. Слезу ты зачем достала? И что с девшаларом, кстати?»

Слеза…

Осси подняла глаза на яркую зависшую рядом искру.

Вроде не изменилась она. А вроде…

Осси показалось, что чувствует она и видит те незримые токи, что бурлили внутри психопомпы, связывая ее, этот мир и мир мертвых. И не только чувствовала, но и понимала. И даже воспользоваться могла, если только…

Осси начала поднимать руку, чтобы проверить как оно — новое ее состояние — не обманывает ли?..

Начала и тут же замерла…

А из груди уже рвался истошный звериный крик. Рвался, но застревал где-то в горле холодным липким комом, а из перекошенного в ужасе рта истекал какой-то жалкий хриплый сип.

Рука…

Палец…

Кольцо…

Кольцо еще совсем недавно отлитое из непонятного металла похожего на почерневшее от времени серебро стало почему-то костяным, и череп, венчавший перстень, и зыркающий по сторонам своими ярко-желтыми глазищами, был теперь совсем как настоящий.

Мало того, перстень теперь являлся неотъемлемой частью пальца, произрастая прямо из него, а сам палец тоже был совершенно костяным, будто принадлежал он не молодой симпатичной девушке, а заурядному и уже немного пожелтевшему от времени скелету.

Ну и наконец, — это, наверное, чтобы совсем уже хорошо было, — заканчивался этот новый пальчик здоровенным и жутко острым когтем, которому позавидовал бы сам мастер Абатемаро, окажись он случайно поблизости. В общем, беда с маникюром приключилась…

Изменения эти непонятные и ужасные коснулись только безымянного пальца правой руки — того самого на котором перстень надет был, а всего остального, хвала Страннику, не затронули. В этом леди Кай довольно скоро убедилась, внимательно и придирчиво осмотрев себя всю. Абсолютно всю.

Хилависта, чувствуя, очевидно, ее настроение и понимая всю трагичность и пикантность момента от комментариев своих и дурацких возгласов воздержался.

То же и Хода.

В общем хранили соратники гробовое молчание, под руку не лезли и советами вперемежку с размышлениями своими не доставали, а потому и выжили, этот, без сомнения, тяжелый для всех кризисный момент благополучно преодолев.

Закончив осмотр, и удостоверившись, что кроме пальца с кольцом ничего в ней больше не изменилось, леди Кай немного успокоилась.

Нет, конечно, до полного спокойствия ей было как отсюда до Фероллы, но все-таки первый шок прошел и рвать и убивать все что под руку попадется уже не хотелось. А хотелось, как раз наоборот — спать. Наверное это была защитная реакция организма на только что пережитый шок, — апатия или что-то в этом роде. Но, как бы то ни было, а спать хотелось жутко.

Вот только Хода не дала. Истомилась она уже ожиданием:

«Ну? Чего молчишь? Как ты?»

– В порядке… — голос у нее то ли от всего пережитого, то ли от долгого молчания был хриплым, а во рту как-то горько. И пить хотелось. Осси потянулась к рюкзаку, глотнула тоника и повторила: — В порядке. Все хорошо…

И тут же получила град вопросов. Причем, сразу с двух сторон.

Они сыпались, повторяя и дублируя друг друга, уточняя, наслаиваясь и смешиваясь до полного бреда и несуразицы, но прекращаться, похоже, не собирались. А если к тому же учесть, что эхо, проснувшееся от такого базара, радостно подхватывало все Ташуровы выкрики и с удовольствием швыряло их в стену, откуда они возвращались почти сразу же, но искаженными до неузнаваемости, то нетрудно представить какое несказанное удовольствие получила леди Кай от общения со своими соратниками.

В общем, пришлось потратить часть жизни на то, чтобы рассказать Ходе и Ташуру все то, чему они свидетелями не были и быть не могли, а также то, что Хода пропустила по причине, впрочем, весьма и вполне уважительной.

За время этого рассказа, который как леди Кай не старалась, но коротким никак не получился, она успела не только выхлебать последние полбаклажки тоника, но и вполне прийти в себя. Так, что к тому моменту, когда история о ее приключениях в темном мире Слезы и слиянии с посмертным своим образом подошла к концу, она уже была в норме и готова была продолжать поход.

Оставив Ходу размышлять и анализировать полученную информацию, Осси быстро привела себя в порядок, тщательно упаковала понаделавшую столько дел Слезу и принялась собирать вещи.

Все это время хилависта беспрестанно крутился под ногами, изображая кипучую деятельность, и отчаянно мешал. При этом рта своего он не закрывал ни на миг, молотил всякую чушь и нес полный вздор, а под конец договорился до того, что вполне готов отправляться в путь, чтобы причинять добро и наносить справедливость всему, что движется и встает на их пути к заветной цели. Как все это у него голове укладывалось и увязывалось, Осси не поняла, но и спрашивать на всякий случай не стала.

Хода, тем временем, разложила все услышанное по полочкам, осмыслила и, похоже, даже к выводам каким-то пришла:

«Можно тебя?»

– Да, — Осси как раз закончила застегивать рюкзак и повернулась к ней.

«Ты сядь, — голос Ходы, равно как и начало разговора хорошего ничего не сулили. — Сядь, поговорить надо».

– Что? — Осси посмотрела по сторонам, выбрала место посуше и опустилась на пол. — Что случилось?

«Да, ничего, — усмехнулась Хода. — Ничего, если не считать того, что ты со своим посмертным образом встретилась. Да не просто встретилась — это бы еще ладно… Хотя, честно тебе скажу: не слыхала я про такое. Не доводилось как-то никому еще… А ты, вот, не просто встретилась, а еще и слиться с ним умудрилась. И не по своей, причем, воле, заметь. А это значит…»

– Что это значит?

«Что кому-то это нужно было. Вот, только кому? И, вообще, скажи, — а зачем ты к Слезе полезла?»

– Узнать хотела… Мне показалось…

«Хотела, показалось… — передразнила Хода. — Ну, и как? Узнала?»

Осси пожала плечами:

– Не знаю… Но что-то я теперь чувствую… иное. Будто вижу сквозь нее что-то. И, думаю, что смогу с той силой, что в ней заключена, справиться…

«Да?»

Осси кивнула:

– Думаю, да. Может не сейчас, но со временем точно. Мне кажется, будто я узнала что-то. Что-то важное. Только, вот, вспомнить никак не могу.

«Не знаю… — протянула Хода. — Ох, не знаю… Ладно. А как ты себя чувствуешь?»

– Да, нормально.

«Нормально? А что-нибудь новое, необычное?»

– Необычное? А этого тебе мало? — Леди Кай сунула Ходе под нос черный как смоль коготь.

«Это я и сама вижу, — хмуро ответила Хода, отворачивая голову от нацеленного ей прямо в глаз острия. — Еще что-нибудь есть?»

– Еще? — Осси устыдилась такой своей бурной реакции и тон сбавила. — Не знаю, запахи, вот, вроде, лучше чувствую… Чем раньше… Ну, краски еще ярче стали… А так, вроде, обычно все.