— Да, горячо любимая сестра, эти необычайные деревья растут…

Тут занавес из водорослей раздвинулся, вошел Аид.

— Приветствую вас, дорогие сестра и брат, — проговорил он и по старинному обычаю скрестил на груди руки, медленно наклонил голову и медленно приблизился. В зеленом неверном свете растрепанный, побледневший во тьме подземного царства Аид выглядел как блуждающая сосна или сом на двух ногах.

Посейдон и Гера глазели на него, будто это невиданный зверь матери Геи. То был первый случай, когда Аид покинул свою подземную страну.

— Брат! — в один голос воскликнули Посейдон и Гера, преодолевая минутное замешательство. С облегчением, даже с удовольствием подбежали они к Аиду и обняли его.

— Мне весьма приятно, вельможная сестра, что я встретил тебя здесь, — сказал Аид и по старинному обычаю поцеловал кончики ее волос. — Все равно, нанеся визит брату Посейдону, я попытался бы затем встретиться и с тобой. А так я могу сразу посоветоваться с вами обоими.

— Что же тебя заботит? — спросила Гера. Спавшее напряжение, пережитый испуг, новые обстоятельства, а также радость от встречи с братом после столь долгой разлуки развязали ей язык. — Как у тебя с глазами? — спросила она и без остановки посыпала дальше: — Сдается мне, они у тебя совершенно выздоровели. Я этому рада, я рада за тебя и, конечно, за Кору. Что она поделывает, добрая, нежная Кора? А как, прежде всего, поживает наша матушка Рея? Мы ведь с тех пор ее больше не видели. Довелось тебе хоть раз с ней поговорить? Заботишься ли ты о ней хоть немного?

— Многовато вопросов зараз, — отвечал Аид, — позвольте мне ответить на них позже.

— Да, да, конечно, — согласилась Гера, смущенная непривычной церемонностью брата.

— Не хочешь ли присесть, братец? — спросил Посейдон, но Аид остался стоять.

— Будет ли мне дозволено приветствовать твою прелестную жену Амфитриту? — осведомился он и снова скрестил руки на груди.

Посейдон рассмеялся.

— Она до вечера не вернется, — объяснил он, — она поплыла с дочерьми на ловлю жемчуга, это их новое увлечение, и, предаваясь ему, они забывают о времени. Так что садись, брат, усаживайся!

Аид с достоинством опустился на скамью из ракушек и принял позу, в какой обыкновенно сидел на своем тронном холме меж черными реками: высоко вскинув голову, выпрямив спину и уставясь в бесконечную сумеречную даль. Посейдон и Гера тоже опустились на сиденья и восседали теперь так же торжественно, как он.

— Слушайте, дорогие родичи, близкие моему сердцу, — начал Аид свою речь. — Я должен поведать вам об одном весьма неотложном и весьма важном деле. Речь идет о нашем благородном брате Зевсе, высоком супруге Геры. Я принужден серьезно на него жаловаться. Вот уже несколько недель, как он вламывается в мое царство и переворачивает все вверх дном, а когда я призываю его к ответу, кричит, что он самый могущественный властитель и никто не смеет ему ничего запрещать. Я не намерен больше это терпеть. Он набрасывается на спящих титанид, гонится за ними, когда они убегают, как гнался за Майей, дочерью Атланта; он оскорбляет и высмеивает их мужей и отцов и даже у самых мирных возбуждает недовольство и злость. И вот они, пребывавшие доселе в покое и вовсе не думавшие противиться нашему господству, теперь собираются вокруг Атланта и подолгу шепчутся с ним.

— Я так и знал, — воскликнул Посейдон, — я так и знал!

— Он мерзок! — возмущенно вскричала Гера, меж тем как в душе она ликовала. Как ни оскорбительно ей было услышать эти новости, для успеха ее плана лучшего нельзя было и желать.

У Посейдона же, едва он откликнулся на сообщение Аида, мысли стали беспорядочно набегать одна на другую, словно волны морские. Когда он слушал Геру и шмыгал по углам, высматривая шпионов, ему внезапно пришло в голову, что титаны могли проведать о безумии Зевса и, воспользовавшись случаем, поднять мятеж. И он сразу же вспомнил, что в последнее время дочери Океана (за невмешательство в битву титанов им было дозволено свободно передвигаться в воде и по-прежнему отправлять свои должности) неоднократно и в великом множестве плавали возле его дворца и под благовидным предлогом даже заходили вовнутрь и весь его обшарили.

Но если дело обстоит так, если титаны уже высылают лазутчиков, должно ли свергать предводителя и тем ослаблять общую силу богов? Это будет прямой вызов врагам — поскорее напасть. С другой стороны, с безумцем во главе в битву опять-таки не пойдешь, а в том, что Зевс на самом деле потерял разум, Посейдон после рассказа Геры нисколько не сомневался. Что делать, чего следует желать, чем можно помочь и чем повредить делу богов и чем в конечном счете помочь или повредить себе самому?

Его план — тот, что он грубо начертал себе между громоподобным «Ты!» Геры и неожиданным появлением брата, — был планом постепенного наступления: раздуть страх перед восстанием титанов, ввиду грозящей опасности сместить безумного предводителя, а ежели титаны действительно воспользуются этой переменой, смять их вновь объединенными силами! Но теперь конец опережал начало, и слух, в котором, казалось, есть всего крупица правды, неожиданно оборачивался суровейшей действительностью. Можно ли все это быстро распутать! Умение строить планы со всеми их «так» и «эдак», «за» и «против», «несмотря» и «все-таки» никогда не было сильной стороной Посейдона, и чем напряженнее старался он привести в порядок свои мысли, тем больше они путались и в конце концов стали совершенно туманными, вызвав у него лишь мучительное неудовольствие. Ибо к двум причинам присоединилась и третья: неуверенность в истинных намерениях старшего брата. Быть может, Аид также стремился сместить Зевса ради того, чтобы стать предводителем самому? Зрение ему было возвращено, а как старший он имел естественное право на это место.

— Он мерзок! — с ненавистью воскликнула Гера.

— Мерзок, поистине мерзок! — подтвердил Аид.

Искренне ли звучал его голос? Думал ли он в самом деле то, что говорил? Однако внезапное появление стаи Океановых дочерей и шныряние их по дворцу было фактом, а можно ли было иначе объяснить этот факт, как не подготовкой к восстанию? Это была действительность, она не обманывала, за нее и следовало держаться! Посейдон поднял с пола свой трезубец и кончиками пальцев попробовал, достаточно ли он острый. Сознание, что он делает что-то полезное, придало ему уверенности, а зазубренный клинок, которым он в течение десяти лет сражался против титанов, сообщил его мыслям четкое направление, по которому они жадно устремились вперед.

— Бедная моя сестра, — сказал Аид, полагая, что Посейдон и Гера потрясены его сообщением. — Как мне тебя жаль! Как мне больно, что я принес тебе столь дурную, столь оскорбительную весть! Однако это был мой долг — долг брата — открыть тебе глаза. И скажу тебе больше: твой супруг пытался тронуть и мою Кору. Она, по своему обыкновению, пошла гулять в верхний мир дорогой цветов, тут он на нее и набросился. К счастью, поблизости находилась Деметра, и Кора успела добежать до нее, но теперь она отказывается вернуться, ибо в моем царстве больше не чувствует себя в безопасности. Я намерен созвать совет братьев и сестер. Пусть он призовет брата Зевса к ответу.

— Он мерзок, мерзок, мерзок! — в третий раз воскликнула Гера. Она воскликнула это с ненавистью, и ненависть была искренней.

— Бедная сестра, — сказал Аид, — бедная сестра!

Посейдон же, держа трезубец обеими руками, хриплым голосом спросил:

— Скажи, брат, что делают титаны?

— Сидят вокруг Атланта, шепчутся и шушукаются, — ответил Аид. Он был доволен тем, что разговор отклонился от неприятной темы. Увидев Посейдона в такой воинственной позе, он даже слегка улыбнулся и продолжал: — Отложи в сторону оружие, славный брат, оно тебе не понадобится. Титаны покамест не угрожают мне, да и ни в чем не противятся. Но я хотел бы пресечь такую возможность в самом начале, а потому вижу предостережение в том, что они больше не дремлют и умолкают при моем появлении.