Долгожданный день наступил; маленькая Антонелла в новом пальтишке и фетровой шляпке ничем не отличалась от господских детей.

Сама Джильда сойти за знатную даму никак не могла: надеть ей было совсем нечего. И все-таки вышла из положения — водрузила на голову что-то вроде наколки: глядишь, примут за гувернантку из богатого дома с дипломом, полученным в Женеве или Невшателе.

В указанное время подойдя с девочкой к воротам королевского парка, Джильда остановилась и стала озираться вокруг, словно поджидая хозяйку. Между тем одна за другой подкатывали машины, из них вылезали дети, спешащие принять участие в «охоте за яйцом». Прибыла синьора Дзернатта со своим выводком, и Джильда сразу отошла в тень, чтобы та ее не заметила.

Неужели все старания напрасны? Она-то рассчитывала в суматохе и толчее незаметно проскользнуть без билета, но подходящий момент все не подворачивался.

«Охота» начиналась в три часа. Без пяти три подъехала правительственная машина: это специально из Рима прибыла супруга какого-то министра с двумя детьми. Президент, советники и дамы-патронессы международного Лилового Креста бросились встречать высокую гостью и создали наконец ту суматоху, которой так ждала Джильда.

Итак, горничная, замаскированная под гувернантку, проникла в парк, на ходу давая малышке последние наставления: не теряться и не уступать детям старше и ловчее ее.

Все газоны и лужайки были заставлены большими и маленькими стогами сена. Один высотой был не меньше трех метров — кто знает, что там было спрятано — может, и вообще ничего.

Раздался сигнал трубы, ленточка на линии старта была перерезана, и дети с невообразимым улюлюканьем ринулись на «охоту».

Маленькая Антонелла оробела перед этими богатыми детьми. Она бегала от одного стожка к другому, но никак не решалась засунуть ручку в сено, а другие тем временем уже мчались к матерям, прижимая к груди огромные шоколадные или ярко расписанные картонные яйца с волшебными сюрпризами.

Но наконец и Антонелла, робко пошарив в сене, наткнулась на что-то твердое и гладкое: судя по всему, яйцо было здоровенное. Обезумев от радости, она закричала: «Нашла! Нашла!» — и попыталась вытащить яйцо, но какой-то мальчишка кинулся, словно завзятый регбист, и накрыл яйцо грудью. Потом Антонелла видела, как он бежал прочь с огромным пасхальным яйцом и на бегу оборачивался, строил ей рожки и показывал язык.

Какие шустрые эти дети! В три часа был дан старт, а уже в четверть четвертого все яйца как корова языком слизнула. И только дочка Джильды с пустыми руками оглядывалась по сторонам, ища наколку гувернантки. В глазах у нее стояли слезы, но она сдерживалась изо всех сил: разреветься перед всеми этими детьми было бы уж совсем стыдно.

Какая-то светловолосая девочка лет семи тащила в охапке целую гору замечательных пасхальных яиц. Вот это добыча! Антонелла глядела на нее как зачарованная.

— Ты что, ничего не нашла? — заботливо спросила девочка.

— Ничего.

— Хочешь, возьми одно у меня.

— Правда? — обрадовалась Антонелла. — А какое?

— Какое-нибудь поменьше.

— Можно это?

— Ладно, бери.

— Спасибо! — Малышка мгновенно утешилась. — А тебя как зовут?

— Иньяция, — ответила блондиночка.

Тут в разговор вмешалась высокая женщина — должно быть, мама Иньяции:

— Зачем ты дала яйцо этой девочке?

— Я не давала, она сама взяла, — выпалила Иньяция: дети иногда отличаются необъяснимым коварством.

— Неправда! — закричала Антонелла. — Она мне его дала!

Это было красивое яйцо из блестящего картона, наверно, оно открывалось как коробочка и внутри лежала какая-нибудь игрушка, кукольный сервиз или набор для вышивания.

Услышав спор, к ним подошла дама из Лилового Креста, лет пятидесяти, вся в белом.

— Что случилось, милые девочки? — спросила она, улыбаясь, но улыбка была какая-то ледяная. — Вы чем-нибудь недовольны?

— Нет-нет, ничего, — ответила мама Иньяции. — Просто вот эта мартышка — не знаю даже, чья она, — отняла у моей девочки яйцо. Сущий пустяк! Для меня, во всяком случае. Пускай забирает себе. Пошли, Иньяция! — И она увела девочку.

Но патронесса не сочла инцидент исчерпанным.

— Ты отняла у нее яйцо? — спросила она Антонеллу.

— Нет, она сама мне дала.

— Неужели? А как тебя зовут?

— Антонелла.

— Антонелла, а фамилия?

— Антонелла Созо.

— А где твоя мама?

Тут Антонелла заметила маму. Та стояла всего в нескольких шагах и безмолвно наблюдала за происходящим.

— Вон она, — показала девочка.

— Вот эта женщина? — спросила дама.

— Да.

— Разве она не гувернантка?

Джильда приблизилась.

— Это моя дочь.

Дама смерила ее изумленным взглядом.

— Извините, синьора, а у вас есть билет? Будьте добры, покажите.

— У меня нет билета, — сказала Джильда, стоя с Антонеллой рядом.

— Вы его потеряли?

— Нет. У меня вообще его не было.

— Значит, вы прошли без билета? Это меняет дело. В таком случае, девочка, яйцо придется вернуть. — И вырвала яйцо у Антонеллы из рук. — Как вам не стыдно, — проговорила она. — Прошу вас немедленно покинуть парк.

Девочка словно окаменела, и в глазах у нее была такая боль, что небо над землей сразу помрачнело.

Патронесса уже гордо удалялась, унося с собой яйцо, и тут Джильду словно прорвало. Она больше не в состоянии была сдерживать всех накопившихся на душе унижений, обид, подавленных желаний. И осыпала даму ужасными словами, начинавшимися на «г», на «с», на «б», на «ш» и на другие буквы алфавита.

Вокруг столпились элегантные дамы из высшего общества, их детишки, нагруженные чудесными пасхальными яйцами. Некоторые, услышав крики Джильды, в ужасе разбежались. Другие принялись возмущаться:

— Какой позор! Скандал! При детях! Арестуйте ее!

— Вон! Вон отсюда, негодяйка, если не хочешь попасть в полицию! — пригрозила патронесса.

Антонелла так горько заплакала, что могла бы растрогать даже камни. А Джильда была уже вне себя: ярость, стыд, отчаяние как будто влили в нее исполинскую силу.

— Это вам должно быть стыдно отнимать яйцо у обездоленного ребенка! Да вы… Да вы… Дрянь!

Подбежали двое полицейских и схватили Джильду за руки.

Джильда вырывалась, кричала:

— Пустите, не прикасайтесь ко мне! Сволочи!

Они скрутили ее, потащили к выходу.

— Пойдешь с нами в участок! В карцер ее! Узнает, как оскорблять власти!

Дюжие мужчины с трудом удерживали маленькую, хрупкую женщину.

— Нет! Нет! — вопила она. — Где моя девочка? Пустите меня, подонки!

— Мама! Мама!

Антонелла вцепилась ей в юбку, девочка судорожно всхлипывала, в общей свалке ее мотало во все стороны.

На Джильду наседало уже человек десять — мужчин и женщин.

— Она сошла с ума! Надо смирительную рубашку! В кутузку ее!

Прибыл полицейский фургон, открыли заднюю дверцу, Джильду приподняли, чтобы запихнуть в машину. Дама из Лилового Креста крепко стиснула ручку Антонеллы.

— Поедешь со мной. Уж я ее проучу, твою мамашу!

И никто не подумал о том, что человек, переживший несправедливость, может обрести сверхъестественное могущество.

— В последний раз предупреждаю: отпустите лучше! — вскрикнула Джильда, когда ее впихивали в фургон. — Отпустите, иначе вас убью.

— Хватит! Увезите ее! — приказала патронесса, тщетно пытаясь удержать возле себя девочку.

— Ах, так! Тогда сдохни первой и будь ты проклята! — отбиваясь изо всех сил, крикнула Джильда.

— О боже! — простонала белоснежная дама и замертво свалилась наземь.

— А теперь твой черед, раз ты держишь мне руки! И твой тоже! — произнесла горничная.

Клубок тел вдруг рассыпался, из фургона выпал один из полицейских да так и остался лежать без признаков жизни, следом за ним, едва Джильда успела сказать слово, на мостовую рухнул второй.

Все в ужасе отшатнулись. Теперь Джильда стояла одна посреди уже не решавшейся приблизиться толпы.