— Здравствуй. Тебе, однако, стойбище ходи? Замерз шибко? Кого смотри нужно?

— Товарищ у меня больной. — Захар начал с дела. — Вот пришел купить ягод и свежей рыбы.

— Ходи моя изба, — пригласил нанаец. — Тебе, однако, пермская стройка работай?

— Да, плотник я.

Они вошли в полутемное, низкое помещение, без крыльца и сеней. Спертый воздух был пропитан какими-то острыми запахами. Обстановку составляли низкие нары, застланные медвежьей шкурой, со скатками одеял вдоль стены, стол, несколько табуреток, жестяная печка в углу. На нарах сидела моложавая женщина в широком халате. Она что-то вышивала, вполголоса ворча на полуголого карапуза, старающегося залезть к ней на колени. Она даже не взглянула на гостя.

— Маленько грейся, — сказал нанаец. — Ходи русский фершал, ему хорошо могу лечи. Рыба моя могу тебе продавай. Сколько?

— Вот, полный. — Захар протянул рюкзак.

Нанаец вышел и вскоре вернулся, волоча рюкзак по полу. Из рюкзака торчали белые от мороза хвосты щук, плотно, как поленья, натыканные вниз головами.

— Сколько платить? — спросил Захар.

— Маленько плати, однако, десять рубль.

— Десять мало, — возразил Захар, — вот возьми двадцать.

Нанаец засмеялся, повертел деньги в руках, сказал:

— Еще надо будет рыба — ходи моя. Тебе хороший товарищ. Денег бери — нету, так давай буду. Моя горюй, ягода нет. Фершал, однако, есть.

— Покажи, где он живет, пойду к нему. — Захар встал, застегнул полушубок.

Вскоре он поднимался на крылечко большой новой избы, рубленной из толстых бревен. Оставив в сенях свой рюкзак, он постучал раз, потом другой в обитую сохатиной шкурой дверь. Ему открыл высокий крепкий старик с серебряным клинышком бороды и щетками черных с проседью бровей, под которыми спокойно светились умные молодые глаза. Безукоризненной белизны халат как-то странно гармонировал с сохатиными торбасами, ярко расшитыми нанайским орнаментом. Старик оценивающим взглядом окинул Захара, его черное от мороза лицо; спросил глуховато:

— Чем могу быть полезен?

— Я к вам за помощью, товарищ доктор. — Захар снял шапку.

— Раздевайтесь, проходите.

Скрипя смерзшимися валенками, Захар робко прошел в просторную, блестевшую чистотой комнату, заставленную шкафами со склянками.

— На что жалуетесь? Обморожение? Прошу садиться.

Старик слушал Захара с явным недоверием, строго посматривая из-под жестких щеток бровей, но постепенно взгляд его теплел.

— Милый мой юноша, — сказал он, расспросив Захара обо всем, — каждому из вас будущие поколения должны поставить памятник в городе, который вы, безусловно, построите. Я двадцать семь лет живу на Амуре: остался после русско-японской войны с единственной целью — помочь вымиравшему тогда племени в его борьбе с болезнями, с темнотой и диким невежеством. Нас было немного тогда. Сейчас вас целая армия — первая в истории армия, которая не разрушает, а созидает. В этом великий смысл революции, ее благороднейшая функция. Не случайно именно молодежь взялась за возрождение этого благодатного края, именно она способна омолодить край своей энергией!

Захар удивленно и растроганно слушал глуховатый голос старика.

— Ну что ж, ты, однако, голоден, казачок, — сказал хозяин, снимая халат, — пойдем пообедаем. А зовут меня Иваном Сергеевичем, Мартыненко моя фамилия. Тебя как величать?

— Захар Илларионович Жернаков.

— Ну, вот и познакомились, Захар Илларионович. Казаков я знавал, храбрый и любопытный народ.

Они прошли по узкому коридорчику и очутились в уютно обставленной небольшой комнате.

— Живу один, Захар, в прошлом году похоронил супругу. Анюта! — крикнул он в соседнюю комнату. — Приготовь-ка нам на стол.

В дверях показалась статная молодая женщина с жгучими глазами и большим узлом смоляных волос на затылке.

— Вот, привел гостя. — Старик легонько обнял Захара за плечи. — Строитель, комсомолец! По этому случаю достань-ка мой графинчик.

За столом Захар отказался было от предложенной ему стопки коричневато-розовой жидкости, но Мартыненко, похвалив, что не пьет, все-таки заставил его пригубить.

— Лучшее лекарство от цинги — настойка лимонника.

Захару не терпелось узнать, где можно достать ягод и клюквенного экстракта, но радушие хозяина смущало его; ему казалось нескромным просить старика о чем-либо. Но Мартыненко сам обо всем догадался и сказал:

— Товарища своего привези ко мне, я его быстро выхожу. А тебе, Захар, дам сушеных ягод лимонника, будете настаивать стакан ягод на три литра кипяченой воды и давать по полстакана в день тем, у кого появятся признаки цинги.

Бесконечно счастливый возвращался Захар из Верхней Экони. Он не замечал ни тяжелого груза за спиной, ни леденящего встречного ветра. Выпитая настойка лимонника бодрила его, горячила щеки, а мысли о чудесном старике, его доброте и человечности радовали и согревали душу.

Вскоре Захар и Леля отвезли Каргополова в Верхнюю Эконь, не зная, как и благодарить старого фельдшера. Обратно они привезли, полные сани свежемороженой рыбы.

Цинга отступила.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

В последних числах февраля был создан штурмовой санный батальон. Командиром назначили Аниканова. В батальон входили только добровольцы. Это они в идеальном состоянии содержали дорогу-ледянку: поливали водой, сметали снег, счищали неровности на льду, это они весь путь от самого дальнего пикета до Пиваньского озера разбили на восемь участков, по пятьсот — шестьсот метров; это они встречали сани с бревнами у верхней границы участка и толкали их до нижней.

Начали разгрузку с самого дальнего участка — в бригаде Брендина.

На первые сани нагрузили столько же бревен, сколько увозит лошадь, подсунули ваги под комли бревен, и по команде десять человек налегли на рычаги. Тяжело скрипя полозьями по льду, сани с трудом сдвинулись с места.

— Пошел, поше-ол!..

— Дружне-ей!

И вот, набирая скорость, сани по инерции стали подаваться все легче, и скоро ребята весело зашагали, слегка подталкивая воз на ходу. Вместе со всеми толкал и Аниканов. Напрягаясь, кряхтя, он говорил Брендину:

— Я погоню до самого озера, а ты тут командуй. Попробуйте грузить больше.

Брендин широко шагал за возом, подталкивая его одной рукой.

— Передай там, чтобы побыстрее гнали новую партию саней. Мы эти быстро спровадим. А грузить, я думаю, не больше, а меньше, чтобы могли толкать человек пять. Так мы больше успеем вывезти леса — чаще будем отправлять возы.

У нижней границы участка стоял наготове Жернаков со своими комсомольцами.

— Ну как, легко идут? — крикнул Захар.

— А вот сейчас попробуете! — весело отозвался Брендин. — Давай, Захар, припрягайся!

Возле шеста, обозначающего границу, «штурмовики» второго участка на ходу сменили брендинцев и сразу так налегли, что воз пошел втрое быстрее.

— Хорошо придумано с участками, — говорил Захару разрумянившийся Аниканов, — сразу сказались свежие силы!

— А ну, давайте, приналяжем, братцы! Бегом, бегом! — крикнул Захар.

Воз набирал скорость и вот уже заскользил сам, оторвавшись от людей. Ребята с гиком и озорным присвистом скакали следом, толкая друг друга, подшучивая над Аникановым:

— Секретарь наш пока добежит до озера, весь будет в мыле.

— Ничего, это ему полезно, а то на руководящей-то работе ожирение сердца получит.

Всего минуты две-три шли сани через второй участок и, подхваченные на границе Самородовым и его комсомольцами, помчались дальше.

— Ни одна лошадка не смогла бы так! — смеялся Харламов.

Следующие сани, которые встретило отделение Жернакова у верхней границы участка, были нагружены легче, их толкали всего пять человек.

— Берите впятером! — крикнул Брендин Захару, впритруску следуя за санями. — Сейчас подойдут вторые сани.

Через поселок к озеру сани толкали работники столовой, конторы, конного парка, в том числе Леля Касимова, Бутин, Крутовский, Пригницын.