— Мы останемся с Жернаковым, — выступил вперед Каргополов.
— Управитесь? Мотрите мне! — важно хмурясь, предупредил Иванка-звеньевой. — Однако нет, не сдюжите. Вот ты, как тебе фамилия?..
— Гуверниевилевский!
Все грохнули от неожиданной выходки Гурилева.
— Ты че, ровно юродивый? — нахмурил рыжие брови Иванка-звеньевой. — Работать надо, а не юродничать.
— Слушаюсь, вашство! — гаркнул Гурилев, дико выкатив глаза.
— Мотри, вот я тя вышибу из звена! — пригрозил Иванка, потом суматошно спохватился: — Что же это мы, а? Бегом, бегом, робятка…
Оставшись втроем, Гурилев, Каргополов и Захар некоторое время молча отталкивали бревна от коряги. Работать баграми приходилось непрерывно: стоило немного зазеваться, как у коряги начинал образовываться затор. А поток бревен все увеличивался: вверху, на складе, должно быть, приноровились их сбрасывать.
Гурилев работал с большим усердием. Красивое, продолговатое лицо его, усеянное мелкими веснушками, начинало лосниться от пота. Наваливаясь рядом с Захаром на багор, он спросил:
— Тебя как зовут-то? А тебя? — посмотрел он на Каргополова. — А меня — Мишка. С одного места оба? А я из Москвы, шофером там работал. Учился, понимаете, на вечернем рабфаке. Еще бы год — и окончил. И вот черт дернул, взбаламутило меня на городском собрании актива. «Объявляю себя мобилизованным», — передразнил он. — Вот и объявил! Лето полазишь по этим дебрям, так и забудешь, где у автомобиля зад, а где перед.
— Не-ет, а нам с Захаром нравится тут, — возразил Каргополов.
— Нравится? — с насмешливым удивлением покосился Гурилев. — Да что тут хорошего? Там, в деревне, хоть Амур, пароходы, а тут как в медвежьей берлоге. Вот погляжу-погляжу, да и дам туда тягу. Пускай дают работу по специальности.
— А кто же будет сплавлять лес? — спросил Захар.
— Это дело Иванки-звеньевого да таких, как он. В самом деле, — Гурилев стал горячиться, — придумали какой-то глупый принцип: у кого сапоги, тот и на сплав должен идти. Ведь не сапоги сплавляют, а человек! А человек этот ни разу в глаза не видел, как сплавляют лес, хоть на нем и сапоги. Подобрали бы бригаду из горьковчан, они ведь в лесу там выросли…
— У них половина в лаптях, — заметил Каргополов.
— Выдать им сапоги! Что ж, сапог во всем Дальпромстрое нет?
— А видел в Хабаровске баржу, груженную лаптями? — усмехнулся Захар. — Целая скирда лаптей. Это для нас. Вот тебе и сапоги…
— Слушайте, братцы, а вы не замечаете, что мы делаем мартышкин труд? — воскликнул вдруг Каргополов. — Смотрите! А ну, Михаил, зацепи и придержи тот конец у коряги, а я подтяну этот конец к берегу.
Огромное бревно легло по диагонали между дальними корнями коряги и берегом, образовав треугольную заводь. Подплывающие лесины ударялись о бревно, соскальзывали как бы рикошетом и, попав снова в стремнину, легко уносились дальше. Теперь не нужно было тратить больших усилий, достаточно лишь крючками багров поддерживать бревно в таком положении.
— Два конца веревки бы теперь, — говорил Каргополов, — привязать бревно, и пусть работает за нас.
— А что, давайте я сбегаю на склад? — предложил Гурилев.
— Правда, валяй, — поддержал его Каргополов.
Гурилев вернулся через полчаса с веревками. Лицо его раскраснелось, он был возбужден.
— Понимаете, на целый клубок змей наскочил, — выпалил он, разглядывая правый сапог. — Одной наступил невзначай на хвост, и она, смотрите, что сделала…
На голенище сапога можно было разглядеть две крохотные царапинки и пятнышко жидкости вокруг них.
— Яд, — объяснил Гурилев. — Вот сволочь, а! Понимаете, целый клубок на валежине, на солнцепеке. Жуть, мерзость! Я как полосанул по нему, они и закишели, бросились врозь. Тут невзначай и наступил на одну. Ах, сволочь! — разглядывал он сапог. — Спасибо, кожа крепкая у голенища, а то бы…
— Здешние гадюки не опасные, я спрашивал: укус их не смертелен, — сказал Захар.
— Да? Это еще ничего. Но все равно мерзко, — с отвращением поморщился Гурилев.
Вскоре бревно было закреплено на месте; и теперь молодые сплавщики любовались тем, как ловко проносилась на стрежне мимо коряги вереница бревен сверху.
— Однако наш Иванка-звеньевой порядочный дурак, — рассуждал Гурилев, вытирая пот с красного лба. — Уж нам простительно, мы первый раз на сплаве. А он же говорит, что с детства сплавляет лес. А до такой простой вещи не мог додуматься! Ну что ж, отдохнем маленько да двинем к звену?
Они догнали свое звено неподалеку от нижнего склада. В том месте Силинка разделялась на три рукава, но только два из них могли пропускать бревна. Берега были здесь низкими, с тихими заводями и отмелью перед рукавами. Бревна кое-где цеплялись за дно, останавливались на мели, создавая угрозу затора. Много леса уже собралось в прилегающих заводях, и теперь на главном фарватере становилось все теснее.
Иванка-звеньевой сбросил свой домотканый армячок, суматошно бегал по бревнам от одной заводи к другой, выталкивая из них бревна на течение. Понукаемые его окриками, то же делали и остальные. Над рекой в солнечной тишине стояли шум, ругань, а в общем, все делалось явно бестолково, в работе не было порядка и согласованности.
Каргополов вскоре сообразил, в чем дело, и, неуклюже прыгая с бревна на бревно, подбежал к звеньевому.
— Слушай, Самородов, на кой черт выталкивать эти бревна? Пусть они себе стоят пока здесь, а всем ребятам встать на застрявшие у рукава бревна и баграми проталкивать в проток те, которые подплывают сверху, не давать им расходиться здесь по заводям. Пробка же скоро получится!
Иванка-звеньевой ко всему прочему оказался человеком своенравным.
— Вот ты шибко грамотный, а я ровно ничего не знаю, — окрысился он на Каргополова. — Делай, что я велю, я здесь старшой!
Как бы там ни было, а во второй половине дня в этом месте образовался затор. А бревна все прибывали да прибывали, они уплотнялись, затор начинал расти вверх и превращаться в залом. Только тогда сообразил Иванка-звеньевой, что дело плохо, нужно посылать за помощью на верхний склад да предупредить, чтобы там больше не сбрасывали бревна в воду.
Перед закатом солнца к затору привалила вся бригада во главе с Алексеем Самородовым. Звено Иванки сидело вокруг костра, сплавщики сушили портянки, носки. Не подходя к костру, бригадир осмотрел затор, побегал по бревнам, потом, вернувшись на берег, позвал брата.
— Ты чего ж это наделал, растебай? — закричал он на Иванку, грозно приближаясь к нему. — Ай ты не видел, что может затор получиться? Ты почему не послал сразу за мной? Вот тебе, растебай вшивый! — и отвесил Иванке одну оплеуху, потом вторую. — Я тебя научу, как работать!
Братья сцепились. Иванка ухватил Алексея за грудки, но старший брат был явно сильнее: он одной рукой защищался, другой оторвал от себя Иванку и оттолкнул.
— Иди, хватит! Наперед будешь умнее.
Иванка заревел от злости, пытаясь снова ударить Алексея, но тот уже успокоился и только отталкивал его от себя.
— Вот напишу отцу, как ты обходишься со мной, черт рыжий! — ревел Иванка, размазывая по щекам слезы.
— Во-во, напиши, как ты тут роботаешь. Может, он тебя поблагодарит. За этим посылал тебя отец, чтобы заторы тут делать?
— Ну и черт с тобой, уеду завтра. Оставайся тут один!
Сплавщики смотрели на всю эту сцену, удивленно посмеиваясь, но, когда братья подошли к костру, все умолкли.
— А драться-то негоже, — первым молвил Гурилев, косясь на бригадира. — Сегодня звеньевого отлупил, а завтра начнешь раздавать оплеухи рядовым сплавщикам.
— Это мы по-свойски, по-домашнему, — примирительно сказал Алексей. — Он у нас лентяй и бестолочь, ну, отец и велел, чтобы я за ним присматривал. У нас дома никто плохо никогда не работал. А этот вот, лопоухий, всегда отлынивает.
Немного времени спустя Захар узнал, что братьев Самородовых послал на Дальний Восток отец. В той деревне, где жили Самородовы, мужики испокон веку, гонимые великой нуждой, занимались отхожим промыслом: одни подавались на юг, в хлебные места, плотничать, столярничать или класть печи; другие шли на север — плоты гонять, корабли строить, а зимой занимались извозом: ходили с обозами за сотни километров от родной деревни. Таким же порядком отец снарядил сыновей на Дальний Восток, наказав вернуться с хорошим заработком: нужно было новую избу рубить, да и подходило время женить сыновей.