– Королева Элизабет – моя добрая повелительница, и именно ей я обязан тем, что стал капитаном одного из лучших кораблей в лондонском порту. Ведь «Летучий» – это быстроходная каравелла с отличной оснасткой и двумя крепкими мачтами. При полной парусности и хорошем ветре она развивает до пятнадцати узлов. Видели бы вы эту красавицу – узкую, изящную, с приподнятым носом, низкой кормой и узким форштевнем, который украшен двумя вызолоченными крыльями, словно распахнутыми в стремительном полете! Это из-за них и еще из-за легкого хода корабль назван «Летучим».

– Зачем вы все это говорите?

Капитан Пес снова покосился на перстень.

– Затем, что мне неясна причина, побудившая мою королеву отдать такой корабль для нужд врагов Йоркского дома.

– Я никогда не был врагом Йорков!

Капитан Пес усмехнулся, и Анна невольно прикрыла глаза, не в силах видеть его желтые клыки.

– Я догадываюсь, что вы верный рыцарь, сэр, и только ради забавы похитили Анну Невиль. Я также понимаю, что ежели Ричарду Глостеру станет известно, что я оказал вам помощь, то я узнаю всю обходительность палачей герцога и, клянусь Господом, вряд ли стану усердно скрывать, что всего лишь подчинился воле королевы.

– Но вы погубите доброе имя своей государыни!

– Увы! Но королева поступила более чем опрометчиво, решив навлечь на меня подозрения из-за своего особого расположения к вам, сэр рыцарь.

– Пес, как смеешь ты так говорить о королеве!

– Ха! Меня прозвали Псом еще в детстве, и всегда я был изгоем из-за своей собачьей морды. Даже шлюхи отдавались мне в полном мраке, чтобы не видеть моего лица. И тем не менее королева была добра и великодушна ко мне. Ее не пугала моя внешность, зато она отдавала мне должное как неплохому мореходу. И когда я вывел ее корабль из шторма у Портлендских скал, она настояла, чтобы именно я стал капитаном «Летучего», и назначила мне жалованье из королевской казны в размере десяти марок. Но говорю вам: если меня начнут свежевать палачи Глостера, я не сумею молчать.

За окном опять послышался шум – сначала пение, а через минуту чьи-то отчаянные вопли, молящие о помощи. Анна невольно поежилась. Эти крики пугали ее, но и разговор Майсгрейва с Псом посеял тревогу. На карту было поставлено все. Если этот капитан откажет им или Майсгрейв передумает, не решившись рисковать добрым именем королевы, тогда… О Господи, что же тогда?

Майсгрейв молчал.

И тут вмешался Фрэнк:

– Разве непременно должны узнать, что именно вы помогли нам бежать из Англии?

– Нет. Когда у моих государей нет охоты, мне разрешено пользоваться кораблем, заниматься торговлей при условии, что я буду вносить в казну определенный процент прибыли. У меня есть лицензия на вывоз шерсти во Фландрию, сейчас трюмы «Летучего» полны, и все знают, что со дня на день я могу покинуть Лондон. Но все же при выходе из порта «Летучий», как прочие корабли, обшарят от трюма до верхушки мачт. И если обнаружится кто-то кроме команды, нас задержат и тогда я окажусь бессилен.

– Что вы предлагаете? – спросил Майсгрейв, и Анна уловила в его голосе нотку раздражения.

– Я выполню желание королевы и переправлю вас через Ла-Манш. Но вам придется за это заплатить.

– И сколько же?

Капитан Джефрис поднял собачью морду к потолку, прищурился, словно прикидывая в уме, и заявил:

– Сорок фунтов чистым английским золотом.

Фрэнк даже подпрыгнул.

– Дьявол и преисподняя! Да слыханное ли дело – ломить такую цену!

Пес даже не глянул на ратника, а повернулся к неподвижно сидевшему Майсгрейву:

– Если мне удастся переправить вас втайне, я возьму лишь половину, а если все откроется, то я потеряю в Англии все. Никогда больше не швартоваться мне к этим берегам, пока у власти Йорки, разве что королева Элизабет когда-нибудь замолвит перед королем словечко за своего верного шкипера. А до тех пор я останусь скитальцем. Конечно, у меня будет «Летучий», однако и эти сорок фунтов послужат неплохим подспорьем. – Он неожиданно улыбнулся: – Теперь ваше слово, сэр Майсгрейв.

Филип встал и протянул ему свой кошелек.

– Здесь только треть. Больше у меня ничего нет.

– Ну что ж… Видно, нам не столковаться.

Рыцарь вдруг наклонился, вырвал из рук Пса перстень королевы и поднес его к самому носу капитана:

– Ты, Пес, не можешь глаз отвести от этого алмаза. Так вот, даю слово чести, что, как только устье Темзы останется позади, он станет твоим.

Даже в полумраке было заметно, какой алчностью осветилось уродливое лицо капитана. В первый миг он не мог вымолвить ни слова. Затем протянул руку к перстню, но Майсгрейв невозмутимо надел его на свой палец.

– А теперь, капитан, поразмыслим, как нам поскорее покинуть Англию.

Капитан Джефрис сразу посерьезнел. Он распрямился и принялся обстоятельно излагать свой план. По его словам было видно, что человек он неглупый и быстро ориентируется в ситуации.

– Из города вам придется выбираться самим. Зато за чертой Лондона я смогу вас подобрать. Не у самых стен, разумеется, а, скажем, где-нибудь близ местечка Грэйс-Таррок на северном берегу Темзы. Однако покинуть столицу будет не так-то просто. Город буквально кишит людьми Глостера, и сам он, словно обезумев, носится верхом от Бишопгейтских ворот до Ньюгейтских и от Саутворка до Холборна. Его люди прочесали все гостиницы и постоялые дворы. Награда за вашу голову прельщает многих, и у герцога нет недостатка в помощниках. Как бы то ни было, я буду ждать вас в Грэйс-Тарроке завтра в три часа пополудни. Постарайтесь прибыть вовремя, ибо долго стоять там, не привлекая внимания речной охраны, я не смогу. Ну а затем будем уповать на милость Всевышнего, дабы он послал нам попутный ветер до самой Франции.

На улице снова разгорелась свара. Кричали, суетились, кто-то рыдал, заходилась лаем собака. Майсгрейв еще о чем-то поговорил со шкипером, но Анна не могла разобрать слов. Однако в эту минуту, несмотря на всю безысходность и опасность их положения, она испытывала радость. Ведь Филип Майсгрейв ради нее отказался от подарка самой королевы. Если бы этот камень был ему дорог, он ни за что не расстался бы с ним.

– Вы не спите, леди Анна?

Это был Фрэнк. Капитан Джефрис и Майсгрейв уже вышли.

– Как твоя нога? – справилась Анна у ратника.

Фрэнк сказал, что еще заметно хромает, но ходить и даже пробежать небольшое расстояние, если понадобится, сможет. Затем стал поносить капитана Джефриса, вспоминая, какую неслыханную цену тот заломил. Анна спросила, не было ли известий о судьбе Гарри. Фрэнк помрачнел.

– Я надеялся, что ему удастся скрыться в сутолоке, но не вышло. Недавно приходил этот каменщик Перкен и сказал, что всех, кого схватили, отправили в Саутворкскую тюрьму и, скорее всего, их ждет петля.

Анна не знала, как утешить Фрэнка. Когда вернулся Майсгрейв, Фрэнк Баттс и Анна, стоя на коленях перед его ковчежцем, молились за Гарри.

Ночь прошла спокойно, насколько может оказаться спокойной ночь в буйном Эльзасе. То и дело на улице раздавались звон стали, выкрики или пение. Один раз под самым их окном какой-то гуляка, обнимающийся с хохочущей шлюхой, воскликнул заплетающимся языком:

– Какая жалость, милашка, что ты не графиня Уорвик. Я отвел бы тебя к нашему горбатому принцу, и добрых шестьдесят английских фунтов были бы для меня как манна небесная.

Анна хмурилась. В Лондоне ее имя было у всех на языке! На душе вновь стало тревожно. Она взглянула на Майсгрейва. Тот, как всегда, выглядел спокойным. Он неспешно вычистил оружие, упаковал и пристроил за поясом письмо короля, перекусил и, расстелив плащ, прилег на тюфяке, небрежно опершись о стену.

– Как нам быть дальше? – спросила Анна.

Не поднимая глаз, рыцарь пожал плечами:

– Дождемся утра. Все равно без Перкена и Джека-лодочника нам не удастся выбраться отсюда.

За окном зашумел дождь. Из тьмы долетел душераздирающий вопль. Анна перекрестилась. Ее окружали ночь, мрак и неизвестность, и единственной надеждой и опорой был этот сильный, сдержанный человек.