— Кстати, — сказал я, — увидишь Артура, скажи ему…

И я рассказал, что нашел Кинга Хейеса, который теперь бросил пить и пришел в себя.

— О, как я рада, — сказала Дженни. — Мне в самом деле нравится Кинг, и я знаю, как Артур о нем беспокоился. Чем он теперь занимается?

— Работает у нас на кухне.

Дженни перестала есть и посмотрела на меня:

— У вас есть кухня?

— Конечно. И столовая, разумеется. И бар с пианистом. У нас проходят показы мод, вечера карточных игр.

— О… — сконфузилась она, — а я думала…

И я прочитал ей короткую лекцию о том, чем был «Питер-Плейс» и чем он скоро станет: международной сетью эксклюзивных частных клубов для состоятельных женщин, где предлагаются развлечения, магазины, оздоровительные заведения — все под одной крышей.

Она внимательно и — я видел — завороженно слушала.

— Что скажешь? — спросил я, закончив шоу.

— Такого я себе даже не представляла.

— Не хочешь вступить? — Я испытующе смотрел на нее. — Могу устроить бесплатное членство.

— Нет! Спасибо.

— Так, может, зайдешь посмотреть? Выпить в баре?

— Нет! Спасибо.

Так что мы вернулись в «Стэнхоп», уселись в углу на банкетку, распили бутылку «Хайдсик», грызя соленые орешки.

— Расскажи мне еще про «Питер-Плейс», — попросила Дженни.

И я рассказал.

Она вздохнула:

— Питер, как ты думаешь, ты когда-нибудь покончишь с этим?

— Дженни, если все пойдет, как мы задумали, это будет гигантская, грандиозная организация. Я буду высшим руководителем. Я там нужен. Другой такой возможности у меня никогда не будет.

— А театр?

— За один день в «Питер-Плейс» я играю больше, чем за год на сцене. Надо быть полным идиотом, чтобы все это бросить. Я зарабатываю хорошие деньги тем, чем умею.

— И тем, что тебе нравится, — ровно заметила она.

— Да, — вызывающе бросил я. — Мне это нравится. Каждый день разный, с новыми проблемами и новыми решениями. Это целиком моя идея, и она имеет оглушительный успех.

Она повернулась, чтобы взглянуть мне в лицо.

— Послушай, но ведь это место, где женщины платят мужчинам за то, что те ложатся с ними в постель?

Сначала Янси Барнет, теперь она.

— Это только одна сторона, — признал я, — но далеко не все.

— Жутко хочется спать, — сказала она. — Ты отвезешь меня домой, Питер?

Я остановил «датсун» возле ее дома и взглянул на нее.

— Дженни, пришли мне как-нибудь копию твоего морального кодекса.

— Зачем? Все очень просто: одно хорошо, другое плохо.

— У нас почти тысяча членов, — сказал я. — Ты хочешь сказать, что все эти женщины плохие?

— Они — это они, а я — это я.

— Просто скажи мне, кому от этого вред, — вернулся я к своему старому аргументу. — Что в этом страшного?

В бледном свете фонарей Дженни казалась бесконечно грустной и бесконечно прекрасной. Иногда она бесила меня, ибо искушала бросить все к черту и жить так, как она велит. В такие минуты я был готов пожертвовать собой.

— Самое страшное, — спокойно ответила она, — это качество жизни. Ты снижаешь его, выставляя на продажу нечто хрупкое и нежное.

— Не понимаю, о чем ты.

— Ты все понимаешь. Ты знаешь, о чем идет речь. Спасибо за обед, Питер.

Дженни выскользнула из машины и побежала в подъезд. Я остался сидеть, выкурил две сигареты. Потом появился полицейский патруль, и копы велели мне проезжать.

Глава 144

В следующий после обеда с Дженни Толливер понедельник я работал допоздна, и, когда клуб закрылся, Кинг Хейес пошел со мной в «Дружескую компанию». Мы сели за столик у кафельной стенки. Я был голоден и заказал яичницу-болтунью с луком и ветчиной, мясной салат, тосты по-английски и целый чайник чаю. Кинг взял только чашку кофе.

— Питер, я сломался. Я хочу сказать, перебираюсь обратно к Луэлле, — сообщил он, глядя в кофейную чашку. — Мы с ней наконец поговорили, и я согласился вернуться.

— Надеюсь, ты поступаешь правильно.

— Иду на риск.

— Хочешь и дальше работать на кухне?

— Нет, — сказал он. — Можно, я снова возьмусь за «сцены»?

— Конечно. Буду очень рад. Ты поставил Луэллу в известность?

— Она говорит, с ее стороны возражений нет.

Я продолжал заглатывать пищу, он потягивал кофе. Меня глодала зависть — найти женщину, которая так его любит — ей все равно, чем он занимается!

Покончив с едой в рекордное время, я отодвинул пустые тарелки и налил чашку чаю.

— Слушай, Кинг, — поколебавшись, заговорил я, — не хочу сбивать тебя с толку. Бог свидетель, я только выигрываю, заполучив назад популярного жеребца. Больше денег в банке. Но ты понимаешь, что Луэлла может передумать?

Огромный черный детина застыл без движения.

— По-твоему, я над этим голову не ломал? И Луэллу спрашивал.

— А она?

— Она не сказала: «Нет-нет, никогда». Она сказала, что не может знать, как будет относиться ко мне через полгода, но все равно хочет попробовать. Просто посмотреть, что получится.

— Надеюсь, получится, Кинг.

— Я тоже надеюсь.

Заплатив по счету, я купил две сигары. Много лет не курил сигар. Мы с Кингом запалили и, важно попыхивая, двинулись нежной ночью в «Питер-Плейс».

— Знаешь, — сказал Кинг, — мы ошибаемся и говорим: «Ладно, в следующий раз буду умней». Но следующего раза не бывает, правда? Я хочу сказать, ты вроде все учишься, а жизнь проходит.

— Профессионалов тут не бывает, Кинг. Мы все любители. Я имею в виду, в искусстве жизни.

— Луэлла… она говорит, что всю жизнь рассчитывала, как получить хорошее образование, как поступить в колледж, получить ученую степень, устроиться на работу, сделать карьеру. И всего этого добилась, а оказалось, этого мало. Теперь хочет жить одним нынешним днем.

— Умная леди, — заметил я.

— М-м-м… — с сомнением промычал он, — может, и умная. А потом, в смертный час, она снова скажет: «Боже, какая ужасная ошибка, в следующий раз буду умнее». Но следующего раза не будет, правда? Я хочу сказать, Питер, никто на самом деле не знает, правильно он поступает или нет.

— Будь я проклят, если знаю, — сказал я.

Глава 145

Прошло очень много времени с тех пор, как я ложился в постель с Дженни Толливер, и перспектив на ближайшее будущее не было видно. А после отъезда Николь Редберн на побережье я лишился и этой физической близости, которая странным образом доставляла мне столько радости.

Я играл одну-две «сцены» в неделю, чтобы — простите за выражение — не потерять форму, ибо напряженная работа притупляет страсть.

В начале июня один из жеребцов не явился на «сцену» — не такой уж редкий случай, — и я сказал Марте, что сыграю сам. Клиентку звали Мейбл. Терпеть не могу это имя.

Она пришла ко мне в спальню на третий этаж. Похожа на подросшую Сиротку Энни, в ситцевом платье с пышными оборками на юбке и кружевным воротничком. Жуткое безобразие. Однако молода и свежа. Двадцать с небольшим — прикинул я.

Она попросила диетколы, которую принесли в фигурном стакане из толстого стекла с нацепленным на край кусочком лайма. Мейбл посмотрела его на свет и восхищенно причмокнула:

— Сказка.

Когда она сбросила одежду, я остолбенел. Зрелище было не столько прекрасным, сколько фантастическим.

Вверх от пупка — гармония и изящество: маленькие груди, узкие плечи, тонкие руки. Светлая шапка кудряшек обрисовывает яйцевидную головку, спускается на длинную шею. Полное впечатление девической хрупкости.

Ниже пупка — совершенно другая женщина. Широкие ляжки, толстый живот, массивные ягодицы, тяжелые икры. При тонких детских руках — огромные, словно копыта, ноги.

Как будто фокусник-шарлатан распилил двух разных женщин, а потом сложил, перепутав половинки. И сзади, и спереди она напоминала большую золотистую тыкву.

Я разделся, она оглядела меня и сказала:

— Чудное тело.

Не слишком опытная в постели, она легко и охотно училась. Несколько раз я слышал: «Сказка» — или: «Чудо».