Переведя дух, Сербский вновь с вдохновением продолжил:

— Извращения в любви, господа, очень часто принимают самые уродливые формы. Только что в научных журналах опубликовали материалы процесса некрофила. Дело было в Париже, судили молодого служителя морга. Под давлением свидетельских показаний тот признался, что он специально закончил курсы, чтобы служить в морге. Он сказал: “Меня всегда тянуло к женским трупам, это было сильнее меня. Получив доступ в морг, я регулярно совокуплялся с покойницами, причем некоторых из них, молодых и красивых, я полюбил на всю жизнь”.

— И как же этого типа разоблачили? — с интересом спросил Жеребцов. — Ведь такого очень трудно поймать во время... преступления!

— Вот именно-с! — Сербский перстом ткнул в сторону любознательного сыщика. — Очень трудно, почти невозможно разоблачить этих больных. Свое дело они творят при плотно закрытых дверях и окнах. Этого пациента... э-э... или, как вы, сударь, изволили выразиться, типа разоблачили именно потому, что он испытывал к некоторым своим “возлюбленным” слишком пылкую страсть. Заметили, что он является на похороны молодых девушек, жутко рыдает, целует покойниц в губы, испытывает искреннее и глубокое горе. Это стало подозрительным. Когда в морг доставили труп шестнадцатилетней девушки, скончавшейся от туберкулеза легких, то устроили засаду. Ну и застали...

И утерев со лба пот, Сербский закончил:

— Так что любовь действительно многим мутит сознание. И мы знаем немало случаев, когда молодая кухарка унижает и всячески третирует своего же господина, порой имеющего мировую славу, или знаменитый политик на потеху целому государству сидит под каблуком супруги, или многие на вид приличные дамы, которых мы видим прогуливающимися со своими холеными собачками, с этими же собачками сожительствуют. А количество кровавых преступлений ради болезненной любви — не счесть.

Ошарашенный Кошко с недоумением произнес:

— Так, возможно, и этот Блаженко — тоже “болезненно влюбленный”?

— Не исключаю, что этот субъект болен. Он сказал мне: “Я страшно ревную всех молодых девушек к их ухажерам. Какой-то внутренний голос мне приказывал убивать. Я не мог противиться!” По словам Блаженко, он каждый раз после убийства испытывал радостное облегчение. Когда он пожирал печень женщины, то у него наступала эякуляция — выброс семени.

Соколов усмехнулся:

— Так что, этот бедненький кровосос заслуживает жалости?

Сербский с докторской снисходительностью ответил:

— Уважаемый господин полицейский! Я понимаю ваше душевное состояние, но нельзя давать эмоциям возможность заглушать в нас голос разума. Не сомневаюсь, что по служебному долгу вы помните статьи 353 — 356 Устава уголовного суда...

Соколов невежливо перебил профессора:

— Да, уважаемый господин ученый, я помню, что эти статьи относятся к предварительному следствию и имеют целью удостовериться в состоянии умственных и психических способностей обвиняемого, и еще я помню, что этот самый Блаженко диким способом лишил жизни по крайней мере десять человек. Ясно как Божий день, что этот выродок ненормален. И вы надеетесь такого вылечить?

— Я обязан провести предварительное испытание этого человека. И ежели у суда возникнут сомнения в правильности установленного нами экспертного заключения, то суд, руководствуясь статьей 692 упомянутого выше Устава, вправе назначить новую экспертизу. И только закрытый суд на основании заключения экспертов определяет мерой пресечения принудительное помещение больного в специальное врачебное заведение для лечения. Когда психическое состояние больного не будет более угрожать общественной безопасности, приличию или собственной безопасности, тогда по представлению врачей-экспертов суд может освободить от дальнейшего наказания нашего пациента.

Соколов слушал этот монолог, грустно покачивая головой и иронически улыбаясь. Теперь с притворным смирением он произнес:

— И этот несчастный больной, выпущенный добрыми дядями на свободу, с одной стороны, станет размножаться, плодить себе подобных (все ублюдки очень любят размножаться со скоростью инфузории), с другой — вновь начнет ползать среди кустов в парке и выискивать новых жертв для своих кровавых развлечений? Жалко бедненького! Пусть немного потешит свою натуру.

Сербский достал массивные карманные часы, открыл крышку и деловито произнес:

— Мне некогда разводить дискуссии, к тому же бесплодные. Днями я заберу этого пациента в свою клинику.

Профессор сделал общий поклон, неодобрительно посмотрел на Соколова и удалился.

Однако намерению Сербского не было суждено сбыться.

Эпилог

Чеховского хоронила, кажется, вся Москва. К Донскому кладбищу пришли сотни людей. Со всей России поспешили прибыть авиаторы. Великий князь Михаил Александрович заказал у молодого, но уже прославившегося своим памятником Гоголю скульптора Николая Андреева надгробие из самого дорогого материала — шведского гранита: печально склонившийся ангел возложил руку на пропеллер. Век прогресса!

Что касается Копченого, то удача прочно и уже навсегда от него отвернулась. Профессор Сербский оформил необходимые документы, чтобы забрать к себе в психиатрическую клинику на Девичьем поле пациента Блаженко. Но накануне транспортировки, во время утренней поверки Копченый был найден под нарами. Глаза у него были вытаращены, язык вывалился изо рта, из правого уха натекла струйкой кровь — кто-то задавил маньяка.

Назначили следствие, которое виновных не отыскало. Дело было закрыто.

Понял ли Кошко, кто “получал”с Копченого? Умный человек, наверное, понял, но ничего никогда по этому поводу не говорил. По Москве несколько лет ходили фантастические слухи о “благородном мстителе”.

МЯСНИК

Подрываемая всякой шпаной, именовавшей себя революционерами, Россия все больше погружалась во тьму, окончательно ее поглотившую спустя несколько лет — в октябре 1917 года. В Петербурге, в Москве, в десятках других городов Империи едва ли не каждый день раздавались взрывы и выстрелы — так устранялись наиболее честные и толковые политические деятели. Был убит Великий князь Сергей Александрович. Во время Водосвятия на Неве одно из орудий конной артиллерии осыпало картечью помост, где со всей Августейшей семьей находился Государь. Волей рокового случая в гнусные бездны революционной клоаки пришлось заглянуть и самому Соколову. Заглянуть и ужаснуться...

Приглашение

Эта невероятная и кровавая история началась вполне безобидно, даже приятно. Разбирая служебную корреспонденцию, Соколову попался изящный конверт с монограммой “АГ”, в котором лежало отпечатанное приглашение:

Княгиня Анна Алексеевна Голицына покорнейше просит Вас пожаловать на ужин по случаю собственного дня рождения, имеющий быть 1 августа сего года в ее доме по Георгиевскому переулку Арбатской части в девять часов вечера.

Здесь же, в конверте, находился сложенный вдвое плотный лист глянцевой бумаги. Соколов расправил его и обнаружил, что это меню ужина: кулебяка слоеная с рыбой, судак, фаршированный крабами, осетры по-русски, филе “жардиньер”, форель в шампанском и прочее.

Мелкими, неудобочитаемыми каракульками княгиня по-французски приписала: —Дорогой граф! Сделайте радость бедной старухе, навестите ее, оставьте хоть на вечер в покое Ваших разбойников. Обратите внимание: только в Вашу честь я приказала приготовить черепаховый суп, который Вы, уподобляясь невзыскательному пейзанину, столь любите. Целую...”

Соколову было по сердцу это приглашение, напомнившее ему те времена, когда он вращался в высшем свете. Всегда стараясь придерживаться хорошего тона (что не мешало порой разными выходками шокировать избранное общество), он тут же сел писать ответ:

“Милая княгиня, мое божество Анна Алексеевна! Спасибо, что вспомнили обо мне. Согласно Вашему совету, устрою 1 августа для разбойничков праздник — пусть себе погуляют в Вашу честь, потешатся. За черепаховый суп кланяюсь в ножки. Только прикажите Вашему Жану из Парижа (который вовсе не французский повар, а беглый каторжник и живет по подложному виду), чтобы тщательней спустил кровь из бедного животного и варил бы в настоящей мадере, а не в той, что продается в Охотном ряду за гривенник четверть. Иначе отправлю его этапом на Сахалин. Засим целую ручки...”