— Захаров, Галина Григорьевна, в альпинистских делах каждому из нас учитель, но в каждом он видит не столько альпиниста, сколько своего сына или брата: только тем и жив старик, на том и держится. Он беззащитен в этом чувстве. Вы уж простите его за ту выходку, пожалуйста!

— Что вы, Виктор Иванович, зачем? Мне и самой потом было мучительно стыдно. Я хочу извиниться перед ним, если он здесь.

— Он всегда здесь. Куда же ему деться?.. Пятьдесят пять лет — лагерь для него и дом, и семья. Вы думаете, я случайно назначил Валентина в первую смену к Захарову, в отряд новичков, простым командиром учебного отделения? Ведь мастеру спорта ходить в такой должности здесь не принято! Но теперь все в прошлом! Вы упомянули имя Феликса, это друг Валентина?

— Феликс? Трудно сказать. Феликс называл Валентина другом детства, но так ли это было на самом деле, я не знаю. Их отцы служили в одной воинской части. Мальчики ходили в одну школу. Вот и все. Сейчас Феликс — это беззаботный, элегантный, остроумный человек. Очень неплохо, на мой взгляд, разбирается в театре, литературе, музыке, живописи. Ему бы надо было пойти в артисты, в искусствоведы, стать режиссером провинциального театра, но так уж сложилась судьба — он не раз безуспешно пытался поступить во ВГИК и вынужден был стать инженером. С ним интересно в компании, в поезде, в театре, на отдыхе. Он знает бессчетное количество анекдотов, играет на фортепиано и на гитаре, хорошо исполняет старинные цыганские романсы. Женщины его любят. Он дамский угодник, но это воспринимается всеми с доброй улыбкой… Женщина старше его лет на шесть — вдова профессора — женила его на себе, так утверждают злые языки. Но мне кажется, что Феликс в свое время сам добивался ее, знал, что она ему может сделать карьеру. И действительно, многое ему удалось, но не все — диссертация его оказалась слабой и к защите его пока не допускают… Он вообще какой-то несобранный. Разбрасывается по мелочам. Нередко ставит себя в унизительное положение. Но активист! В профкоме заведует путевками… Скажите, это имеет какое-нибудь отношение к случаю с Валентином?

— Да это я так спросил, к слову! Для ясности… Не обращайте внимания, Галина Григорьевна. Я думал, что здесь тоже какая-нибудь история, вроде той, что произошла с Захаровым под Новый год.

Не мямли, ничего тебе не ясно — ты просто не знаешь, как об этом спросить прямо! Я расскажу тебе сам. Слушай!

Свадьба была веселой, шумной и большой. Свадьба была похожа на тщательно разработанный и хорошо поставленный спектакль, ее режиссер, Феликс, ходил именинником. Порою, в какие-то мгновения, мне даже казалось, что это и не моя свадьба вовсе, а самого Феликса, и я даже подумывал, не смыться ли куда-нибудь с Галкой втихаря. Но подошел Феликс.

— Ты доволен, старик?

— Еще бы!

— А ты молодец, Коновалов! Обольстить такую женщину, как Прудникова! Ты далеко пойдешь, старик!

— Завидуешь?

— Мне еще придется поработать под твоим началом, Коновалов! Галина делала свой диссер у папочки на заводе. Тесть, как я успел заметить, расположен к тебе хорошо. О, это фигура! Считай, что кандидатский диплом у тебя уже в кармане! Нет, старина, недооценил я тебя в свое время!

— Я тебя — тоже.

— Это правда, что ты подарил Прудниковой новенькую вишневую «Ладу»? Откуда у тебя такие деньги?

— По сусекам поскребли, по амбарам помели!

— Зачем?! У папочки ГАЗ-24 ржавеет в гараже. Тесть мог продать тебе эту машину, и ты бы был кум королю! Он мог просто тебе ее уступить, в конце концов!

— Я не депутат Верховного Совета, не Герой Труда — я рядовой инженер авторемонтного завода. Им и останусь на долгие времена — такая машина мне не по заслугам.

— Похвально! Но ты мне объясни все-таки, почему машину записал на жену?.. А если разойдетесь? А если она тебе изменит?

— Слушай, Феликс, откуда в тебе эта вездесуйность? Насколько я помню, ты и в детстве был таким!

— Обиделся?.. Зря! Не знаешь ты женщин, Валентин!

— Я знаю тебя, Феликс. Что это за друга ты с собой привел с корзиной цветов?

— Это Герман. Отличный малый. Он в восторге от этой свадьбы и, надо заметить, от твоей жены. А что?

— Он где работает?

— На номерном предприятии. В «почтовом ящике»!

— Марки клеит?

— Ты что, старик? Он химик-ядерщик!

— А-а… Значит, я ошибся. Значит, это был не он!.. А то я видел такого же точно у нас на заводе. Он распространял билеты на «Песняров». Просил меня, чтобы за это филармонии вне очереди отремонтировали машину.

— Ты ошибся, старик! Это очень интеллигентный человек. Прекрасно говорит по-английски. Может достать любой дефицит…

— Я не вижу логики, Галя: Феликс без меня приходит в наш дом, ты его принимаешь, ставишь кофе, коньяк, пришел Филиппыч — ты его выгнала! Что это значит, Галя?

— Уж не ревнуешь ли ты меня к Феликсу?

— Приходила жена Феликса — усталая пожилая женщина — приходила «открывать мне глаза». До чего мы с тобой дожили, Галя!

— Ты ставишь меня в унизительное положение, Валентин! Ты заставляешь меня оправдываться в том, к чему я не имею никакого отношения. Человек пришел — не выгонять же его: мы — сослуживцы, мы много лет работаем вместе, что обо мне подумают в институте?.. Он всегда приходит не один, с Германом. Приносит пластинки, цветы, редкую книгу. Всегда извиняется, торопится уйти: я не задерживаю… Приходит на правах моего знакомого, твоего приятеля детства — почему ты сам с ним об этом не поговоришь?

— Что там было у вас на конференции, в Киеве? Шли разговоры.

— Сущая ерунда, Валентин! Глупости… Был прощальный банкет. Он пригласил меня танцевать — он вообще не отходил от меня ни на минуту — наговорил глупостей, но разве можно всерьез относиться к словам пьяного человека? «Быть женщиной, Галка, тебе идет. Обрати внимание — все мужчины смотрят только на тебя! А мне приятно — я твой кавалер и очень жаль, что не больше… Но мне завидуют — остальное я предоставляю их фантазии». — «Что же ты не обращал внимание на меня раньше?» — «Боялся твоего папочки! Ты была такой недоступной, как Джомолунгма, и такой далекой, как звезда: поистине Галка-суперстар! Это твоя кличка в наших кругах. Но я думал, что ты выберешь — уж если не меня! — то кого-нибудь из наших! А ты выбрала Коновалова. Мужлан!» — «А ты чем его лучше? Что в тебе есть мужского, Феликс?» — «О-о! Ты меня не знаешь! Спроси у моей старухи, за что она меня любит? А за что меня любят другие женщины?» — «Ты пьян, Феликс!» — «Как хочешь — я не навязываюсь! Я тебя хотел посватать за моего друга, но ты поторопилась… Жаль!» Вот и весь разговор, Валентин: что он может знать о наших с тобой отношениях? Мне нужен только ты и никто больше! А Феликс — лодырь на работе и жалкий трус в жизни: он меня боится, он думает, что я хочу устроить тебя на его место — именно поэтому старается сблизиться и быть приятным. Обычная тактика! В его любовь ко мне я не верю — Феликс никого не любит, кроме себя… А ты для него — фигура! Ты можешь многое изменить в нем, помочь ему обрести себя! Вы же друзья детства, Валентин! Ваши отцы — фронтовики, десантники… Возьми Феликса в горы, попытайся! У тебя же такие отличные ребята!

Экспедиция на Центральный Памир подходила к концу. Наш лагерь стоял в верхнем цирке ледника Грум-Гржимайло на высоте шесть тысяч метров. Отсюда мы ушли на пик Революции по маршруту первовосходителей Угарова и Ноздрюхина. Все восхождение со спуском заняло почти неделю, а подходы, акклиматизация и тренировки — почти две: с ходу такую гору сделать было нельзя, что ни говори, а пик Революции — без двадцати шести метров семитысячник. А если добавить к этому холод, снег, резкий, порывистый ветер, сбивающий с ног, от которого негде укрыться, то можно представить, что это была за гора…