Андре Мари впервые по-настоящему наслаждается прекрасными видами, которыми так славятся Полемье и другие окрестности Лиона. Все удлиняются его прогулки. Сколько великолепных мест он открывает!

Стоит лишь подняться по извилистой обрывистой тропинке на один из многочисленных, покрытых пятнами леса холмов, чтобы увидеть великолепную панораму Лиона и его предместий. Словно зачарованный страж с трезубцем в руках охраняет город Золотая гора с ее тремя вершинами. На одной из них приютился монастырский скит, старинные замшелые стены которого навевают тихую грусть.

За безбрежным, как море, знаменитым лесом Рошкардон, где в свое время любил уединяться Руссо, словно гребень чудовищной рыбы, отчетливо рисуется на небе вершина холма Фурвиер.

Дальше, вплоть до подножия Альп, простирается то зеленоватая, то красно-бурая низменность древней провинции Дофине. А когда южный ветер разгоняет облака и небо становится синим и прозрачным, вдали на горизонте сверкает снежная шапка Монблана и чудесно играют солнечные лучи на гладкой поверхности многочисленных альпийских ледников.

Андре Мари участил свои прогулки. Сильно возмужало его лицо. Он упивается картинами природы, изучает растения, собирает нежные полевые цветы, бледные травы лесов и яркую, насыщенную зелень садов.

Занятия ботаникой сделали его настолько сведущим в этой области, что много лет спустя он блестяще разрешил спор о классификации бегоний, предвосхитив мнение знаменитого ботаника Огюста Сент-Илера.

Весной 1796 года во время одной из прогулок Ампера произошла встреча, которая сыграла огромную роль в его жизни.

Прихотливо извиваясь, деловито журча, прокладывает дорогу среди холмов и огромных валунов небольшой ручеек, пробираясь в долину Саоны.

Там, где он пересекает заросшую кустарником тропинку, через него переброшено полусгнившее бревно.

На веселой маленькой лужайке так приятно полулежать с книгой в руках или, закинув руки за голову, смотреть в далекое голубое небо. Лениво набегают несвязные мысли, причудливые, как редкие белые облака, непрерывно бегущие вдаль и принимающие все новые и новые очертания.

Это — любимый уголок Андре Мари. Здесь его уединение лишь изредка нарушают одинокие прохожие.

В этот памятный апрельский день солнце уже склонялось к западу, но Амперу не хотелось спешить домой к обеду. Он сидел, опершись на огромный валун, и вслушивался в звучания окружающей его весенней природы.

Неожиданно, сквозь неумолчный треск цикад, до слуха забывшего обо всем юноши донесся жизнерадостный женский смех.

Андре Мари недовольно поморщился. Обычно склонный к уединению, он был непрочь иногда поболтать с кем-нибудь, но сегодня чтение «Манон Леско» аббата Прево навеяло на него какую-то нежную грусть, ему хотелось бы никого не видеть и не слышать.

Голоса приближаются. Над кустами, окаймляющими ручей, показались изогнутые соломенные шляпки; сквозь просветы листвы мелькнули платья.

Две девушки, очень похожие друг на друга, осторожно спускаются по противоположному берегу, приближаясь к ненадежному мостику.

Им предстоит опасная переправа.

Правда, ручеек не глубок, в нем едва ли утонет котенок, и около бревна вбит шест, за который можно держаться при переправе; но предательское бревно так коварно скользко.

Одна из девушек с мальчишеским задором перебежала по бревну на другой берег. Очередь была за второй.

— Не бойся, Жюли, — слышится ободряющий голос, — держись за шест и шагай смелей, главное — не гляди вниз.

— Тебе легко рассуждать, ты такой сорванец… Нет, я больше не могу ступить ни шагу, — я непременно свалюсь в воду. Зачем только я надела эти парижские туфли!

Андре Мари взволнованно шарит в карманах, отыскивая очки. Ему кажется, что вступившая на середину бревна незнакомка уже летит вниз. Он забывает, что частенько попросту перешагивал безобидный ручеек. Пылкое воображение поэта мгновенно представляет ему бездонную пропасть, смертельную опасность, угрожающую беззащитному существу.

Андре вскакивает, спешит на помощь. Его услуги приняты благосклонно. Она оперлась рукой в длинной перчатке на руку Андре Мари и осторожно сделала два-три шага.

Опасность миновала. Стройная, высокая блондинка, золотистые волосы которой выбиваются из-под шляпки, с любопытством рассматривает Андре Мари.

Перед ней стоит высокий юноша со светлыми волосами и бровями, с крупными чертами лица, проницательными и в то же время мечтательными глазами.

Жюли оправляется от смущения.

— Благодарю вас, сударь, вы очень любезны, — вежливо улыбается она.

— А я знаю, кто вы, — озорно нарушает слегка чопорный тон своей спутницы вторая девушка. — Вы — господин Ампер из Полемье, мы хорошо знакомы с вашей матушкой, мадам Ампер.

Андре Мари неуклюже кланяется дамам. Он хочет заговорить, сказать что-нибудь приличествующее случаю, но непреодолимое смущение сковывает его язык.

Жюли приходит на помощь.

— Сударь, мы с сестрой и наши, родители будем очень рады видеть вас у себя. Мы живем совсем близко от Полемье, в Сен-Жермене. Спросите там, где живут Карроны, — каждый укажет вам, как пройти к нашему дому.

Наконец, Андре Мари удалось пробормотать несколько учтивых слов: он очень рад, он непременно воспользуется любезным приглашением.

— Однако нам нужно торопиться, Элиза, — обращается Жюли к сестре. — Итак, до свидания, господин Ампер.

— До скорого свидания, — подчеркивает Элиза.

Андре стоит неподвижно и смотрит им вслед.

— Жюли Каррон! — машинально повторяет он, — Жюли Каррон…

Сестры уже исчезли за поворотом тропинки, но Андре все стоит и смотрит в ту сторону, куда они исчезли. Наконец, он стряхивает с себя оцепенение. Быстро проносится в голове неожиданная мысль: «Жюли должна быть моей женой». Потом сразу становится страшно…

Воспитанный в одиночестве, экзальтированный и сентиментальный, Андре Мари влюблен. Влюблен с первого взгляда, как описывалось в романах, прочитанных им, и как сам он грезил в вечерние часы, когда перед его взорами рисовались неясные и расплывчатые очертания будущей любимой девушки.

Ему двадцать один год, и это первая его любовь.

Андре Мари пытается снова погрузиться в чтение книги, но безуспешно. Образ девушки с золотистыми волосами и голубыми глазами неотступно перед ним. Он пытается выразить свои чувства, запечатлеть свои ощущения в стихах:

Жизнь идет своим чередом. Андре Мари по-прежнему отдает все свое время математике, литературе, физике. Он интересуется геральдикой, серьезно изучает философию, пишет стихи. Наконец, он решает написать большую эпопею. Не отдавая себе отчета в трудности этого предприятия, он смело берется за перо.

Тема возникает сама собой, навеянная Руссо и культом «естественной жизни». Ампер посвящает свою эпопею великому мореплавателю — Христофору Колумбу. Он многозначительно называет ее «Америсид» — убийца, погубитель Америки.

Проникнутый идеями Руссо о пагубной роли культуры и о блаженстве первобытного человека, автор хотел воспеть «бедствия этих прекрасных стран, отделенных от наших брегов Океаном» и приобщенных Колумбом к порокам, соблазнам и страстям европейской культуры. Но эпопея, как и следовало ожидать, осталась незаконченной.

Андре Мари набрасывает несколько поэм и на политические темы. В них он непроизвольно отражает взгляды и колебания либеральных и отнюдь не революционных кругов торговой провинциальной буржуазии. Ампер, никогда впоследствии не бывший бонапартистом, расточает хвалы герою Кампо-Формийского договора; когда-то так восторженно приветствовавший взятие Бастилии, он издевается над «бесплодным красноречием тысячи депутатов Конституанты».