Перед Ампером моложавое, слегка полнеющее лицо. Господин Борегар, будущий коллега Ампеpa по школе, с вымученным изяществом пожимает руку Андре Мари.
Приятны сытные провинциальные обеды. Вкусные тяжеловесные блюда, обильно сопровождаемые выдержанным местным вином, приводят Ампера в прекрасное настроение.
Присматривается к окружающим.
«Жена господина Рибу, — делится впечатлениями в письме домой Андре Мари, — понравится Жюли, когда та ее увидит, хотя она порядком болтлива. У них множество дочерей, которые производят впечатление весьма мало любезных».
Зато хозяин дома оказался исключительно интересным собеседником. Лениво посасывая трубку, господин Рибу щедро опустошает сокровищницу своей памяти.
Королевский прокурор Бурга в 1779 году (при последнем Бурбоне), генеральный прокурор департамента Эн в первые годы революции, член Законодательного собрания 1792 года, заключенный в тюрьму в грозную эпоху террора «Неподкупного» (Робеспьера), член Совета Пятисот в 1798 году, утомленный и порастрясший свой политический жар, Рибу нашел временную тихую гавань в бургской Центральной школе, где он преподавал общую историю.
Распростившись с приветливыми хозяевами, Ампер и Борегар вышли на улицу.
Любезность Борегара безгранична:
— Коллега еще не подыскал казенной квартиры? Он живет в этой отвратительной таверне прощелыги Рену? Это ужасно, этого нельзя допустить! Сегодня же господин Ампер должен переехать ко мне. У нас есть лишняя комната. Господин Ампер никого не стеснит.
События развертываются быстро. Через несколько дней Андре Мари живет в небольшой комнатке на полном пансионе у приветливой четы Борегар.
Но госпожа Борегар, как нашептывали злые языки, слишком сильно любила игривых поклонников, чтобы вскоре же не разочароваться в обществе серьезного и всегда задумчивого Ампера. Очаровательный господин Мерме — «профессор элоквенции», всегда елейно любезный и изящно одетый, умевший рассказать скабрезный анекдот из той эпохи, когда он еще носил сутану кюре, был ее последним увлечением. Снявший сан в опасные дни террора, затем примирившийся с церковью и после реставрации Бурбонов проползший на должность почетного каноника в Версале, этот ловкий оратор и бойкий стилист, по словам Ампера, «болтливый, но не глупый», был одной из отвратительнейших и реакционных фигур не слишком богатого талантами преподавательского корпуса школы. «Каждый день, — пишет Ампер, — я делаю неприятные открытия о наших профессорах. Этот господин Мерме, общество которого мне показалось было приятным, быть может, хуже всех. Когда он был кюре, он воспользовался своим влиянием на слабые души для того, чтобы склонить выйти за себя замуж одну совсем молодую девушку из хорошей семьи, а когда он увидел, что женатые священники преследуются, — он ее выгнал из дому, и она теперь в самом плачевном положении».
Отношение Ампера с компанией Борегар — Мерме довольно быстро испортились. Экономная мадам Борегар вдруг стала находить, что жилец ест слишком много.
— Одного блюда вполне достаточно за те гроши, что он платит.
Наконец — разрыв. С ногтями, черными после опытов, является Андре Мари к обеду. Мадам Борегар кричит. Она не привыкла есть за одним столом с людьми, работающими в конюшне!
Ампер немедленно покидает квартиру. Крохотная комнатка при школе — его новое жилище.
Все время Ампер обдумывает будущий курс, готовится к вступительной лекции и основательно знакомится с лабораторией и кабинетом.
«Мой курс физики, — решает Ампер, — будет состоять из трех частей: космографическая физика с применением к геологии и навигации, механическая или экспериментальная физика и физика химическая».
Химическая лаборатория и физический кабинет быстро разочаровывают Андре Мари; многого, очень важного недостает. Лишь хороший вытяжной колпак над печью для химических опытов радует молодого профессора, «…сюда, — спешит он в письме успокоить жену, — должны улетучиваться все вредные испарения».
Физические приборы в плохом состоянии. Неопытный часовых дел мастер, приглашенный для их починки, приводит Ампера в ужас. Он сам чинит старые и сооружает новые приборы. Это искусство очень пригодится ему в дальнейшем. Богатство физического кабинета исчерпывается несколькими воздушными насосами, двумя электрическими машинами трения, приборами для демонстрации законов механики. Ампер пытается пополнить его. Выписывается из Лиона специальное руководство, составленное неким Сигоном, широко распространенное в XVIII веке, — «Описание и употребление физического кабинета».
Двадцать третьего февраля, после официальной церемонии передачи ему инвентаря и ключей от кабинета и лаборатории, Ампер вступает в новую полосу своей жизни.
Ампер готовится к вводной лекции. Важность ее ясна. Тщательно взвешивает он свои будущие положения.
«Цель науки, — набрасывает заметки Ампер, — состоит в сведении всех наблюдаемых явлений к возможно малому количеству основных законов, долженствующих служить основой для их объяснения, и в том, чтобы научиться делать из этих законов наиболее отдаленные выводы с той же легкостью, как и выводы, непосредственно из них вытекающие».
«Удовлетворяет ли современная физика этим требованиям?» — думает Ампер.
И да, и нет.
Исключительной стройности и всеобъемлющей простоте разработанных математически земной и небесной механик противостоит несистематическое собрание фактов, лишь слегка объединенных мало разработанными научными гипотезами.
Таинственные свойства магнитов, ужасное действие гигантской электрической искры — молнии» сложный процесс горения и окисления и, наконец, потоки световых частиц, истекающие от далеких светил, — весь этот клубок загадочных явлений только начинает распутываться пытливым человеческим умом.
Величайший гигант научной мысли, Исаак Ньютон, указал путь развития естественных наук. Он не только сформулировал основные законы, которым везде подчиняется вещество, — он практически применил и отчетливо выразил тот метод исследования, который единственно может привести^ к развитию науки.
Из новейших ученых только гениальный Лаву-азье и мудрый Кулон в своих блестящих исследованиях далеко раздвинули границы положительного научного знания.
Через четверть века, в зените своей научной работы, Ампер снова вернется к этим вечно неувядаемым вопросам научного познания. «Теория: электродинамических явлений, выведенная исключительно из опыта», завершившая великолепный цикл его исследований в области, куда только что вступило человеческое познание, приведет в по-рядок и насытит глубоким содержанием те абрисы научной системы, которые в тиши скромной каморки витали перед умственным взором молодого начинающего профессора Центральной школы Энского департамента.
Пятница, 12 марта 1802 года.
Четыре часа пополудни.
Суровые стены приземистого школьного здания. Большая вместительная комната. Десятки глаз устремляются с любопытством на вошедшего Ампера. Серьезно и сосредоточенно лицо нового профессора; нахмурены брови, и высокий лоб пересечен морщинами. Трудно угадать, каких усилий стоит это наружное спокойствие застенчивому Андре Мари, так робевшему даже в уютной гостиной госпожи Каррон.
Ампер яркими штрихами рисует перед слушателями картину современного состояния физики.
«Бесформенное нагромождение великолепных открытий, еще, однако, не объединенных в целую систему, открытий, между которыми еще не заполнены промежутки и не установлена цепь непрерывной связи, несмотря на упорный труд многих веков…»
Голос профессора крепнет, уверенность растет. «Действительно, дабы довести естествознание до совершенства, достаточно собрать большое количество фактов, всегда легко доступных проверке; ведь в математике можно ошибиться, только рассуждая неправильно… Но путем самого упорного труда напрасно собирался бы здесь материал физики, если бы не оказалось людей, способных отыскать в этом лабиринте бессвязных и независимых друг от друга явлений некоторое единое, следствием коего они являются и которое надлежит рассматривать, как некоторый общий закон природы»… Ампер цитирует незабываемые слова корифеев науки — Галилея, Ньютона, Лавуазье.