Роман заглянул ей в глаза.

Переживи это.

Но затем раздался испуганный визг, белый волк отпрянул в сторону. Челюсти коричневого волка сомкнулись на его горле. Варгульф дико забился, потянув за собой полностью сформированного волка из разорванной куколки кожи и плоти, которая еще мгновение назад была парнем по имени Питер. Белый волк отчаянно трясся, но клы- ки коричневого сжимались лишь с еще большей непримиримостью, потому он был вынужден изменить траекторию, вжаться в себя, вывернуться и вонзить клыки в тело врага. Клыки оборотня закончат историю.

Роман смотрел, как два зверя рвут и кромсают друг друга с яростью, отбрасы- вающей их назад и толкающей вперед, бьются об стены, перелетают через скамьи и вертятся на полу; белый волк в три раза больше, но коричневый не выказывал страха, только намерение, намерение сдерживать и сдерживать его, даже за пределами разум- ного, просто сдерживать его. Намерение, которое сломает лишь смерть. И, пока они ка- тались и кусались и царапались, с прижатыми ушами и раскрытыми пастями, обнажив белые зубы и черные десна, а земля под ними окрашивалась красным, оба сохраняли тишину все это время – как только началась битва, оборотни не произнесли ни звука

зная, к чему ведет их столкновение. К смерти. В громогласной тишине, было ясно одно: ни один не выживет в этом сражении.

Белый волк оторвал половину уха коричневого и его острые когти вонзились тому в брюхо и распороли его, но он не мог доставить боль такой силы, чтобы из-за всей своей дикой мощи коричневый смог ее осознать. Все, как заведено. Добро про- тив зла во всей своей сырости и элементарности проявления. Но стоя, признательным абсолютному катарсису происходящего, что раньше казалось Роману необходимой данностью, теперь становилось утомительным. Утомительным, поскольку он преждев- ременно почувствовал тяжесть того, насколько, блядь, грустно ему будет до конца его дней.

Он уловил тихое бормотание рядом со своим ухом. Это была Лета. Она моли- лась. Она молилась своему ангелу. Ах ты, сумасшедшая сучка, подумал Роман и тоже начал молиться.

Именно в этот миг, потемневший за окном свет, принял чудаковатый голубой оттенок и вместе с ним раздался низкий и отдаленный гром. Но свет не пропал, как это бывает при ударе молнии. Он начал становиться ярче. Что бы это ни было, оно двигалось. Приближалось. И Роман, почувствовав дрожь в коленях, понял, что грохот был не от грома, тряслась сама земля. Между тем, собачий бой все продолжался. Лета

замолкла, а Роман задался вопросом, могло ли произойти столь смехотворное боже- ственное вмешательство. Неужели на их мольбы кто-то ответил?

Свет продолжал становиться ярче, прорываясь через щели под дверьми, высве- чивая пыль, кружащую в его лучах; основание часовни трепетало. И в этот миг связь, что ранее ускользала, неожиданно щелкнула в голове у Романа: Дженнифер Фреде- рикс. Дженни.

Ох, – произнес Роман, и толкнул Лету на пол, закрыв ее своим телом, тут же двери сорвались с петель и дождь из стекол разбитых витражей пролился ему на спину, ком- ната залилась ярчайшим светом, который можно заметить из кабины самолета, и разъ- яренный гигант взревел в тишине. Последовали звуки отвратительной мести, жестокие и короткие. Сначала стук отброшенного от драки тела одного волка, затем хруст и короткий вой другого ломающегося тела.

И так же неожиданно все прекратилось. Роман заморгал, привыкая к освеще- нию, как ослепленный снегом, разглядывал последствия. Двери сорваны и отлетели к скамьям. Коричневый волк истекает кровью и неподвижно лежит у стены. На коленях в профиль против сумерек его сестра, грудь вздымается, а руки качают еще одно обна- женное тело мертвой девушки, спина изогнута и из нее торчит фрагмент позвоночни- ка. Шелли взглянула на своего брата. Ее глаза бездонные, величиной с блюдца. Впер- вые в своей жизни она приняла решение навредить другому живому существу.

Он встал, осторожно стряхивая пыль и осколки с рукавов. Подошел к ней.

Положи ее, – сказал он. – Положи ее, Шелли.

Положил руку ей на спину. Ее лицо прижалось к его. Он взял себя в руки, чтобы выдержать его вес. Сказал ей, что все будет хорошо. Снова попросил, положить девуш- ку. В этот миг он увидел, что это еще не конец. Именно тогда он заметил мужчину.

Мужчина стоял снаружи. На самом деле он пришел сюда, чтобы прогуляться, проветриться, зная, что хор его мыслей не придает чести не ему, ни тем более тем, кого он потерял. Но теперь, привлеченный шумом в часовне, он стоял снаружи с ненави- стью в сердце и дробовиком в руках, и его глаза не воспринимали ничего, кроме убий- цы еще одной мертвой девочки.

Женская часть аудитории, возможно, захочет сейчас закрыть свои глаза.

Крики Романа утонули в звоне первого выстрела шерифа. Шелли покачнулась от попавших пуль, но не упала, зато Кристина Венделл скатилась с ее рук на пол. Роман сделал необдуманное движение, начал махать руками в воздухе, заставляя шерифа це- лить в него, а не в сестру. Шелли грубо схватила его за шиворот и отбросила в сторону. Роман отлетел назад и подальше от угрозы, в то время как следующий выстрел попал ей в грудь.

Роман продолжал кричать и пытаться встать на ноги, но тут Шелли зашевели- лась. Она неуклюже спускалась по ступеням и издала низкий звук боли, когда шериф Сворн выстрелили в нее в третий раз, но она добралась до земли и вприпрыжку бро- силась мимо него, и он развернулся и заряжал следующий патрон, когда винтовка выскользнула у него из рук из-за неаккуратно поспешного передергивания затвора, и Роман подошел к нему и заглянув в глаза сказал металлическим голосом: - Не стреляй- те в нее. Пожалуйста, не стреляйте в нее, – и побежал следом за Шелли, выкрикивая ее имя. Но она не остановилась, она не могла остановиться, она была, как запущенная па- ровая машина, которая способна только набирать и набирать обороты, быстрее убегая

в лес и вверх по одинокой тропинке, и Роман бежал следом на звук сломленных веток,

пока она продиралась через них вверх по холму, снова начиная светиться, с каждым шагом все более ярко и импульсивно, оставляя в воздухе тонкие лучи света, а ветки и даже целые деревья ломались и падали, пока гигант стремительно несся в одном

направлении, они, все, что оставалось после нее на земле, и далеко позади нее Роман достиг вершины холма, чтобы увидеть только повисшее в сумраке голубоватое свече- ние; с высоты она выглядела как светлячок, бегущий к Институту, месту своего созда- ния, приближаясь все ближе и ближе прежде, чем начать мигать, а потом окончательно скрыться из его поле зрения, словно сама земля проглотила ее. Роман остановился и перевел дыхание. Его джинсы были холодными спереди. Видимо, в какой-то момент его мочевой пузырь не выдержал, а он не заметил. Он увидел нитку от платья Шелли, зацепившуюся за куст, вытер насухо руки и принялся распутывать. У Романа была се- рия предписаний, необходимых для поддержания порядка и баланса в мире. Например, у него был союз с простым и гармоничным числом 4 и кратными, но непримиримая война с простыми числами; простые числа эмиссары тьмы. Он нажимал кнопку отклю- чения будильника фиксированное количество раз, в зависимости от часа, в который тот сработал, предпочел бы наступить на гвоздь, чем на трещину, не мог уснуть, пока не удостоверится, что все ящики и шкафы в доме плотно закрыты, заходил в воду с левой ноги, и всегда развязывал узлы. Но работая трясущимися руками, освобождая одно волокно и еще одно и еще, отчаянно терял индивидуальность и четкое видение нити в свете Института, впервые в жизни его посетила мысль, что то, что он делает, не имеет никакого смысла. Что не существует протокола, который может уладить вещи, произо- шедшие сегодня во имя добра или зла, не важно. Он бросил нить на землю, не закон- чив работу. Он никогда раньше не поступал так. Даже не мог представить себе такого. Он упал опустошенный. Он никогда не представлял себе такой пустоты.