Изменить стиль страницы

Никозия или Левкозия, главнейший на острове город.

Саламис, древний город, построенный греками. В прежние времена был первым на острове и находился, как сказывают, на час пути от нынешнего города Фамагуста к северу.

Пафос, древний и новый. Последний и поныне существует, а первый разорен.

Лапеф, называющийся ныне Цернес, изрядное место.

Амаф, что ныне Лимиссо. В сем городе кавалеры Св. Иоанна Иерусалимского, по изгнании их из Птоламаиды имели пребывание[523].

Итак, Кипр оказался последним местом пребывания франков или как их еще называли, латинян, на восток после потери Палестины. Больше того, Кипр оказался в какой-то мере в роли образа Святой Земли, откуда был перенесен ее сакральный символ, созданный европейскими христианскими паломниками. Город Никосия стал столицей нового государства, здесь же был расположен и центр церковного управления франков. А город-порт Фамагуста, расположенный на восточном берегу острова, с 1291 года взял на себя роль Акры. Фамагуста стала не только главным торговым пунктом Европы в Леванте, она стала олицетворением Иерусалимма. Обоснование этой значительной роли города было сделано следующим образом. Дело в том, что короли Кипра претендовали на легитимное право носить корону Иерусалима, поскольку основатель династии Гвидо Лузиньян получил корону от своей жены Сибиллы, а она была дочерью иерусалимского короля Амори I, восшедшего на иерусалимский престол в 1186 году. После первых двух королей из рода Лузиньянов Гвидо и Амори, королем Иерусалима и Кипра был Гуго III Лузиньян (1267–1284). Но после потери в 1187 г. Иерусалима венчание иерусалимской короной совершалось в Тире, но когда в 1288 г. был потерян Тир, а в 1291 г. и Акра все должности и титулы Иерусалимского королевства были перенесены в ближайший к Сирии город Фамагусту, ставший и символом Иерусалима, и его приемником. Именно в Фамагусте, начиная с Гуго IV стали венчаться все кипрские короли[524].

Отступив из Сирии, оказавшись на Кипре, орден госпитальеров становится вассалом короля Кипра Гвидо Лузиньяна, получив от него в качестве лена во владение город Лимассол (Лимиссо). Но вряд ли можно было назвать городом огромное пустынное место, больше походившее на открытое поле, чем на населенный пункт. Единственное, что возвышалось на местности — это старый замок, построенный много лет назад для защиты от морских разбойников. Но он давно не ремонтировался, обветшал и вряд ли теперь мог быть грозой пиратов.

Вскоре на острове оказались остатки и изгнанного из Иерусалима ордена святого Самсона, который слился с орденом госпитальеров, и этот союз стал именоваться «рыцари Кипра».

В соответствии со средневековым ленным правом орден, хотя и сохранял определенную свободу в решении собственных дел, но был вынужден находиться в определенной зависимости у своего сеньора, что выражалось, в частности, в уплате дани и несении воинской повинности. Таким образом, уже в это время проявляется сохранявшийся затем веками дуализм правового лица ордена, который, с одной стороны в качестве духовно-рыцарского ордена был подчинен папе, а с другой стороны, в качестве светского вассала — своему сеньору. Конечно, такое зависимое от светской власти положение мало устраивало руководство ордена госпитальеров, но они вынуждены были все терпеть, поскольку другого места, где бы орден мог остановиться и залечить раны, в то время не было.

Но ситуация внутри Ордена госпитальеров была попросту критической. Его члены давно уже не походили на благочестивых монахов. В ордене практически отсутствовало даже подобие дисциплины. Непрестанные сражения, которые вели рыцари, участие в осадах и взятии крепостей, — все это наложило на членов ордена особый нравственный отпечаток. Рыцари привыкли грабить, совершать военные подвиги, и никто уже не вспоминал о какой-то духовности. Большая часть членов ордена обогатилась, захватывая военные трофеи и добычу, которая уже не сдавалась в орденскую казну, она попросту присваивалась. Все это приводило госпитальеров к вольной и разгульной жизни. Они стали предаваться роскоши и мотовству, устраивать попойки и гулянья, носить богатые одежды, украшать свои жилища, иметь огромный штат слуг. Все эти пышные столы, дорогие экипажи изменили нравственность госпитальеров, особенно ее молодую часть. Многие от роскоши и пустого веселья переходили к распутству и еще больше влезали в огромные неоплатные долги.

Другое злоупотребление заключалось в том, что многие Приоры во время тех сложностей, которые случились в Святой Земле, пошли по пути приглашения в орден всех подряд. Они без разбора, без соблюдения обязательных традиционных правил давали орденские одежды. Первоначальное благородство членов ордена исчезло.

Великий Магистр Жак де Вилье вынужден был созвать два Генеральных Капитула, которые занялись проблемой восстановления былой славы членов ордена, для чего потребовалось ужесточить законодательную основу поведения членов ордена.

На первом Капитуле было определено: «чтобы ни один рыцарь Иоанновский не имел больше трех лошадей для своей особы, и никаких золотых и серебряных конских уборов не иметь. Приорам предписано было не принимать никого в рыцари без разрешения или без препоручения от Великого Магистра»1.

Единственно кому было сделано исключение, так это Бальи испанскому, ввиду того, что его Приорство находилось слишком далеко от Кипра. При этом учитывалось, что для «постоянного пополнения рядов госпитальеров в Испании, в результате постоянных потерь на войне простив мавров, дожидаться грамоты и разрешения от Великого Магистра на принятие нового рыцаря на место убитого, то при отдаленности расстояния мест и неверности сообщения морем, Орден мог бы совсем там истребиться»1.

На втором Капитуле рассматривался еще один важный вопрос — о долгах умерших членов ордена. Было решено уплачивать их после продажи имущества покойного должника, в случае недостатка, оставшуюся сумму брать из того участка, какой имел умерший должник в ордене при своей жизни.

Однако упадок орденской дисциплины, как и вообще всей нравственной составляющей рыцарей, уже первые историки госпитальеров связывали с тем состоянием, в котором находилась вся Западная Церковь. Европейские династические «разборки» между Францией и Испанией, Францией и Англией, Германией и папами касались не только всех государств континента, но их результаты влияли на политическую ситуацию и в Палестине и на Кипре.

Папа Григорий IX, а затем его приемники, ведут войну с Германским императором, предавая Фридриха II анафеме и лишая его престола. Однако императору удалось сохранить престол, но перед решающим походом в Италию в 1250 году он неожиданно умирает. Последний император из династии Гогенштауфенов Конрад IV умирает в 1254 г. во время итальянского похода. В период между 1254 по 1273 г. во время так называемого «великого междуцарствия» в Германии не было признанного главы. Больше того, папа Климент IV (1254–1268) потребовал поголовного истребления рода Гогенштауфенов. Был обезглавлен 14-летний принц Конрадин, были убиты все другие члены «еретической семьи». Сама Германская Империя распалась на множество самостоятельных земель. Папа после этой кровавой расправы присвоил теперь себе право непосредственного распоряжения императорским престолом. Воспользовавшись и своим «правом» коронования императора, папа повлиял на избрание в 1273 году австрийского графа Рудольфа Габсбурга, который пообещал папе организовать крестовый поход, не покушаться на папскую территорию, и не воевать против папских вассалов. Но когда Рудольф потребовал присяги от жителей Романии, Этрурии и Ломбардии, папа выразил свой протест и запретил королю явиться в Италию на коронацию. Больше того, он потребовал от Рудольфа примирения с Карлом Анжуйским, «вечного отказа» от притязаний на Неаполитанское королевство и признания за Римом Сицилии, Сардинии и Корсики. Рудольф так и остался некоронованным императором до самой своей смерти.

вернуться

523

Там же. С. 307.

вернуться

524

См.: Близнюк С. В. Мир торговли и политики в королевстве крестоносцев на Кипре (1192–1373). М., 1994. С. 74–76.

'Лабзин А. Ф., Вахрушев А. История Ордена святого Иоанна Иерусалимского. Т. II. СПб., 1799. С. 182.

хЛабзинА. Ф., Вахрушев А. История Ордена святого Иоанна Иерусалимского. Т. II. С. 182.