Вырождение
Перевод В. Левика
Ужель грешит сама природа
Пороками людей в наш век?
Мне кажется, растенья, звери —
Все в мире лжет, как человек.
Ты скажешь, лилия невинна?
Взгляни на франта-мотылька:
Прильнул он к ней, вспорхнул — и что же,
Где целомудрие цветка?
Забыли скромность и фиалки, —
Хотя их тонкий аромат
Так безыскусственно кокетлив,
Мечты о славе их томят.
А соловей утратил чувство,
Насквозь рутиной заражен,
И, право, только по привычке
И плачет и ликует он.
Нет правды на земле, и верность
Ушла в преданья старины.
Псы, как всегда, хвостом виляют,
Смердят, но тоже неверны.
Генрих
Перевод 3. Морозкиной
Третью ночь стоит в Каноссе
Перед замком папы Генрих.
Он в рубахе покаянной
И босой, а ночь ненастна.
Вниз во двор из окон замка
Смотрят двое. В лунном свете
Виден папы лысый череп
И белеет грудь Матильды.
Посиневшими губами
«Отче наш» бормочет Генрих.
Но в душе совсем иное
Шепчет, стискивая зубы.
«Там, в моих немецких землях,
Дремлют горы-исполины.
И в глубокой горной шахте
Есть железо для секиры!
Там, в моих немецких землях,
Подрастает лес дубовый.
И в могучем теле дуба
Зреет древко для секиры!
Ты, моя земля родная,
Ты родишь того героя,
Что змее моих мучений
Срубит голову секирой!
Жизненный путь
Перевод В. Левика
Мы пели, смеялись, и солнце сияло,
И лодку веселую море качало,
А в лодке, беспечен, и молод, и смел,
Я с дорогими друзьями сидел.
Но лодку разбило волненье стихии,
Пловцы, оказалось, мы были плохие,
На родине потонули друзья,
Но бурей на Сену был выброшен я.
И новых нашел я товарищей в горе,
И новое судно мы наняли вскоре,
Швыряет, несет нас чужая река…
Так грустно! А родина так далека!
Мы снова поем, и смеемся мы снова,
А небо темнеет, и море сурово,
И тучами весь горизонт облегло…
Как тянет на родину! Как тяжело!
Амалия Гейне
Миниатюра неизвестного художника
1830 г.
Тенденция
Перевод В. Рождественского
Бард немецкий, пой достойно
Вольность нашу, чтоб она
Косность преодолевала,
Душу к делу вдохновляла.
«Марсельезы» гимном стройным.
Нет, не Вертером усталым
Перед Лоттой у окна, —
Словно колокол, народу
Должен ты вещать свободу,
Быть мечом и быть кинжалом.
Но не пой ты мягче флейты,
Что идиллии полна,
Будь в стране своей тимпаном,
Пушкою, трубой, тараном,
Пой, труби, звени и бей ты!
Пой, труби, греми тревожно,
В мрак — тиранов имена!
Лишь таким и стань поэтом,
А в стихах держись при этом
Общих мест — насколько можно!
Ребенок
Перевод Л. Пеньковского
Бог это праведным, любя,
Во сне дарует вмиг.
Но как, Германия, тебя
Такой удел постиг?
Ты девушка — и вдруг сынком
Обзавелась… Но — чур!
Он обещает быть стрелком
Не хуже, чем Амур.
Коль он стрелу метнет в орла,
Хотя б тот был двуглав, —
Настигнет хищника стрела,
И рухнет он стремглав.
Но, как слепой язычник тот,
Пусть не рискует он
У нас ходить, как санкюлот,
Всегда без панталон.
Наш климат, и морали глас,
И полицейский взгляд
Предписывают, чтоб у нас
Одет был стар и млад.
Большие обещания
Перевод С. Маршака
Мы немецкую свободу
Не оставим босоножкой.
Мы дадим ей в непогоду
И чулочки и сапожки.
На головку ей наденем
Шапку мягкую из плюша,
Чтобы вечером осенним
Не могло продуть ей уши.
Мы снабдим ее закуской.
Пусть живет в покое праздном, —
Лишь бы только бес французский
Не смутил ее соблазном.
Пусть не будет в ней нахальства,
Пусть ее научат быстро
Чтить высокое начальство
И персону бургомистра!
Подкидыш
Перевод В. Левика
Ребенок с тыквой на месте башки,
Огромен желудок, но слабы кишки.
Коса и рыжий ус. Ручонки,
Как ноги паучьи, цепки и тонки.
Это чудовище некий капрал,
Который наше дитя украл,
Подкинул нам в колыбель когда-то.
Плод необузданной лжи и разврата,
Был старым скотоложцем он
Во блуде с паршивою сукой рожден.
Надеюсь, его называть вам не надо, —
В костер или в омут проклятого гада!