– Так это ты разбил ее семью? Ты уговорил ее на измену, звал ее сюда? Она тут приехала, а что же ты? А? Ты мне рассказывал все по-другому!

У, оказывается, обо мне здесь говорили, у меня был свой территориальный пиар-менеджер, который вывернул все события в удобное для себя русло.

Но сейчас-то я понимаю, что в тот вечер Люда ждала от Олега совершенно определенного ответа. «Да, все так и было, но я встретил тебя, полюбил, и хочу быть всегда с тобой». Такового ответа она не дождалась. Немного пошумела, заняв мою сторону, мы пили еще и еще, но только вдвоем. А потом случилось страшное. То, чего я никак не смогу объяснить даже спустя годы…

Мы провели вместе более шести часов, на дворе уже давно наступила ночь. Тьма. Наши детки крутились по комнате, дочурка потягивала меня за брючину, звала домой. Акции Олега упали на значение с минусовой отметкой. Он не был тем мужчиной, которого я хотела. Это была просто тряпка под ногами Людмилы, рядовой жительницы Н. Мне пора было уходить.

Мы даже договорились дружить, ходить в гости, просто разговаривать и выпивать иногда, как вдруг… я полностью потеряла контроль над собственным телом.

Я внезапно, одномоментно и так сильно захотела спать, что даже не могла заставить себя сидеть с открытыми глазами!

– Я лягу на вашу кровать? – спросила я безо всякой связи и перехода.

Вокруг меня засуетились, Люда, кажется, жалела и понимала, но Олег был категорически против.

– Зачем она здесь нужна? – слышала я сквозь марево мутного, угрожающего тумана.

Я уже прошла в комнату и легла там на диван, потому что я действительно не могла ни стоять, ни сидеть, ни говорить! Я извинялась, потому что это действительно было стыдно, странно и непонятно. Я чувствовала, что домой дойти не смогу. Пока не смогу.

Олег грубо поднял меня с дивана и направил к выходу, заставил обуться, сунул мне в руку сумочку, в другой я ощутила тепло руки моей дочки. И если бы не дочь, я бы действительно больше никогда не увидела ни солнечного света, ни грядущего дня, ибо весь мир за порогом проклятого дома, темный и страшный, был смазан в одно непроглядное пространство, без улиц, домов, параллелей и меридианов. Я вообще не ориентировалась и не видела ничего!

Много лет прошло с той ночи. Никогда в жизни я больше не испытывала ничего подобного. В таких ситуациях организм должен включаться на резерв, стимулированный страхом или близкой опасностью, но тогда, впервые, ничего подобного не произошло.

Голова моя соображала, что мы в беде. За спиной еще о чем-то шептались Люда и Олег, а мы уже двигались в кромешной ночи в ту сторону, куда вела меня моя малышка. И я шла очень медленно, на ватных ногах, но когда вспоминала о том, сколько еще предстоит пройти, то останавливалась, наваливалась на чей-то забор и умоляла Машу дать мне отдохнуть и собраться с силами. Это длилось бесконечно.

Ноги заплетались, плечи, голова, все тело стремились к земле, и мне казалось, что легче сейчас ползти, так будет быстрее. Ползти, покуда никто не видит. Но я слышала в темноте, что рядом есть люди, они шли на вечернее гуляние в центр, или наоборот оттуда. Они не обращали на меня никакого внимания, хотя со стороны было хорошо видно, что маленькая дочь ведет домой пьяную до безобразия мать…

Потом я упала… Я падала всего несколько раз в своей жизни, и все бы ничего, но в этот раз я упала по-настоящему, больно, лицом в асфальт на острые камни, не защитившись руками и не смягчив удара. Мне показалось, что моя голова разбита вдребезги, но мысли вдруг стали ясными и простыми: скорее встать, пока я не уснула прямо здесь, под забором чужого дома, из-за которого злобно рычала большая собака.

Но как встать? Едва я пыталась опереться на руки и слегка приподняться, как вновь падала лицом вниз на грязные, исцарапанные ладони. А если опиралась на содранные локти, то они тут же разъезжались и я больно ударялась грудью. Я попыталась встать на колени, это получилось, но подняться на ноги не удавалось никак.

– Маша, я не могу встать, – шептала я плачущей дочке, которая умоляла меня подняться, – Не могу, понимаешь? Помоги мне!

Она бегала вокруг меня, тянула за руки или за плечи, но от ее движений я лишь теряла равновесие и вновь обрушивалась в небытие.

– Помогите! – просила она кого-то, проходящего мимо. А я все стояла на коленях в белом брючном костюме, перемазанная грязью и кровью, мычала что-то, потому что язык уже начинал отказывать повиноваться мне…

Две девушки спасли меня. Я никогда не узнаю их имен, не вспомню их лиц, но они осторожно подняли меня за руки, поставили на слабые ноги, и только благодаря им, мы доплелись до нашего высокого забора, за которым я, наконец-то, почувствовала себя в безопасности. Я наощупь пробралась в дом, гремя тазами и кружками, умыла лицо так, как смогла, нашла початую бутылку водки и выпила сразу полстакана. Но как только я поднесла ко рту зажженную сигарету, меня сразу стало тошнить и вырвало так много и сильно, что именно это, наверное, и спасло мне жизнь. Я снова умылась, прошла в комнату, осмотрелась, улыбнулась дочери, и ее ответная улыбка успокоила мое сердце. Я сощурилась, пытаясь посмотреть в зеркало, но все троилось и прыгало, мне не удалось разобрать в нем нанесенного лицу ущерба.

В эту ночь мы закрылись на все замки, завесили все шторы. Я спала тяжелым, неспокойным сном. Впервые мне стало по-настоящему страшно. Я поняла, что здесь не выжить в одиночку, здесь просто нельзя быть одной. Это территория, где выживают только стаями, или стадом. Обязательно должен быть кто-то рядом, чтобы вовремя поднять тебя с асфальта, или же не дать лечь на него ни при каких обстоятельствах. Это не цивилизованный мир…

Люда просто хотела меня отравить. Как же иначе можно объяснить то мое состояние, после двух с половиной бутылок слабенького марочного вина? Выпивая литр водки с мужиками, я никогда не теряла контроля над собой!

Что же подсыпала мне эта дрянь? Клофелин? Но зачем? Я ведь и так собиралась уходить. Людка просто покуражилась или вошла в роль. А я чуть не лишилась… чего? Одному Богу известно, чем все это могло бы закончиться для меня. И я поклялась никогда больше не искать встречи с этими людьми. Мне до сих пор невероятно противно и липко при мысли о той далекой ночи.

Травить за любовь? За поиск вечного и прекрасного? Просто за то, что все получилось именно так, как получилось? Непостижимо! Гадко! Безумно…

Глава 11

Когда я открыла глаза, утро уже благополучно наступило. Я скорее почувствовала, чем увидела, что входная дверь открыта настежь и сразу закричала, что есть мочи:

– Маша, немедленно закрой дверь! Вдруг эти звери придут! Закрой, ты слышишь?

К обычному человеческому страху примешивался страх похмельный.

Мой голос звучал неустойчиво, грубо. Он напугал даже меня саму. При этом я ощутила общую неподвижность лица и тела. Болело все. Даже то, чего давно не было.

– Мам, бабушка из больницы пришла, она во дворе. Не бойся.

Господи, бабушка! Я совсем забыла про нее. Ну, что я ей сейчас скажу? Откуда у меня такое лицо и зачем я ходила туда, куда ходила? Я слегка шевельнула губами, немного больше, чем требовалось для обычного разговора и вскрикнула от боли. Короста, на лице сплошь короста от асфальта и камней.

И, именно в этот момент, в двери появилась мама, взгляд ее был наполнен таким отвратительным состраданием, что я поняла – дело действительно дрянь. Я вежливо попросила у нее зеркало…

Увиденное поразило меня. Я никогда не думала, что могу так ужасно выглядеть… И самое неприятное, что это происходило на самом деле, сейчас и со мной.

– Ты с ума сошла? Где ты была? Ты же знаешь, что я в больнице, а вытворяешь черт-те что! С какими нервами я теперь вернусь назад? Допьешься! Лишу тебя материнских прав! Отправлю в психушку! Сволочь, дрянь! Ни стыда, ни совести!…

– А-а-а-а-а, – я схватилась за голову.

Теперь слушать это целый день! А во двор выйти нельзя, ведь соседи сразу увидят мою расписную морду! Господи… Меня передернуло. Это не моя жизнь…