Если все так и было, то можно предположить, почему на большинстве фото, сделанных летом 1941 г., Яков окружен немцами в форме люфтваффе, а не танкистами. Здесь возможны два варианта. Первый – если немецкие спецслужбы с самого начала знали, что красивый грузин-инженер – это старший сын Сталина (либо узнали об этом 22 июня, прочитав адрес его неотправленной открытки при задержании). Как могли при этом выглядеть их действия, мною подробно описано в книге «Ключи к разгадке» [62. С. 327–407]. Второй – если до 16 июля никто в Германии понятия не имел о том, что грузинский инженер в военной (а скорее в гражданской) форме – сын советского вождя. К поезду с советским посольством и другими советскими гражданами, стоящему у Свиленграда, доставляли все новых людей, пока наконец где-то в Германии среди задержанных советских людей не опознали Якова.

Его приказали срочно доставить к поезду в Болгарии, для чего сначала перебросили самолетом на захваченную немцами территорию СССР и выбрали (возможно, даже согласовали с советскими «компетентными органами») легенду его попадания в плен, так как обе стороны были заинтересованы в сокрытии правды о реальном участии Якова в совместной транспортной операции. Какое-то время ушло на его экипировку и согласование вопросов с высшим руководством рейха. В это время он находился на аэродромах, поэтому на фото всегда окружен немцами в летной форме, и это косвенно подтверждает, что не танкисты генерала Шмидта, как писали об этом немецкие газеты, взяли Якова в плен.

Есть еще одно важнейшее событие начала Великой Отечественной войны, произошедшее в роковой день 19 июля 1941 г., – в тот день Сталин был назначен (а фактически сам себя назначил) наркомом обороны. Причинно-следственные связи этих событий весьма сложны, но понятны. Интересно установить их последовательность: Сталин решил взять всю полноту власти на себя, получив записку Якова и осознав, что оказался «на крючке» у Гитлера, или Гитлер, узнав о таком его решении, нанес ответный удар – объявил, что сын советского вождя и наркома обороны сдался в плен, значит, сопротивление бессмысленно?[129]

На первых фото пребывания Якова Джугашвили в плену он почему-то все время окружен офицерами и унтер-офицерами в форме люфтваффе.

22 июля 1941 г. Хавинсон на бланке ТАСС пишет Сталину письмо № 788с: «Направляю для сведения материал “Фашистский бред” и клеветническое сообщение Германского информационного бюро» (РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1554. Л. 77). К нему приложены два документа. Первый – сообщения из Берлина от 21 июля с комментариями по поводу назначения Сталина наркомом обороны (Там же). Второй – сообщение Германского информационного бюро от 22 июля, где впервые названа артиллерийская часть, в которой якобы служил Яков Сталин (14-й гаубичный полк 14-й танковой дивизии), и назван другой населенный пункт, возле которого он был взят в плен – Лиозно. Именно так будут потом излагать пленение сына Сталина советские, а затем и российские историки. В том же письме указывается, что первый допрос Якова состоялся в штабе генерала Шмидта (Там же. Л. 79).

25 июля Хавинсон посылает Сталину для ознакомления отклики на сообщения о пленении Якова под заголовком «Гнусные измышления Германского информационного бюро». Среди них стоит отметить такие: «Сталин окончательно разоблачен собственным сыном». «Дело Якова Сталина превращается в дело Иосифа Сталина». «Советы утверждают, что они якобы захватили в плен генерала Шмидта» (Там же. Л. 80–82).

Как договаривались об обмене посольств в Москве (по не публиковавшимся ранее в широкой печати документам АВП РФ)

Вопрос об обмене сотрудников советского и германского посольств возник 22 июня 1941 г. в начавшейся в 5.30 утра беседе Молотова с послом Шуленбургом, который вручил ему ноту германского правительства о «принятии военных контрмер», а фактически – о начале войны против СССР. Шуленбурга сопровождал его советник и переводчик Хильгер, с советской стороны присутствовал сотрудник НКИД Гостев, сделавший запись этой беседы. Вот ее полный текст в части, касающейся выезда посольств:

«Шуленбург говорит, что он ничего не может добавить к имеющимся у него инструкциям. Он, Шуленбург, не имеет инструкций по поводу техники эвакуации сотрудников посольства и представителей различных германских фирм и учреждений. Посол просит разрешить эвакуировать германских граждан из СССР через Иран. Выезд через западную границу невозможен, так как Румыния и Финляндия совместно с Германией тоже должны выступить. Шуленбург просит к проведению эвакуации германских граждан отнестись возможно лояльнее и заверяет, что сотрудники советского посольства и советских учреждений в Германии встретят со стороны германского правительства самое лояльное отношение по части эвакуации, и просит сообщить, какое лицо будет выделено по осуществлению техники этого дела.

Тов. Молотов заявляет Шуленбургу, что поскольку к сотрудникам советского посольства и советских учреждений в Германии будет проявлено лояльное отношение, на что т. Молотов надеется, то и в части германских граждан будет проявлено такое же отношение. Для осуществления эвакуации т. Молотов обещает выделить соответствующее лицо» (АВП РФ. Ф. 06. Оп. 3. П. 1. Д. 5. Л. 12–14).

В тот же день Шуленбург пишет письмо на имя наркома иностранных дел Молотова, которое почему-то рассматривает замнаркома Вышинский (то ли выполняя поручение Молотова, то ли исполняя в тот день обязанности наркома иностранных дел, если Молотов исполнял обязанности Председателя Совнаркома). В этом письме впервые ставится вопрос о выезде из СССР германских дипломатов, представителей и граждан. Ни о каком обмене даже не упоминается. Шуленбург просит разрешения на выезд всех сотрудников посольства и германских консульств в Ленинграде, Таллине, Риге, Батуми и Владивостоке, а также представителей германской прессы и фирм, включая обслуживающий персонал и членов семей и всех германских граждан, оказавшихся на территории СССР. Он предлагает выезд через Баку в Иран и просит предоставить для этого «специальный поезд, состоящий из 6-ти спальных мягких вагонов и 2-х багажных вагонов» (АВП РФ. Ф. 82. Оп. 25. Пор. № 35. П. 89. Л. 3–4).

Письмо посла Германии в Москве графа фон Шуленбурга наркому иностранных дел В. М. Молотову от 22 июня 1941 г.

Пока неизвестно, в какой форме и как был дан ответ Шуленбургу на это его письмо, однако на следующий день, 23 июня, заведующий Центрально-Европейским отделом НКИД Павлов встретился с Шуленбургом и его советником Вальтером в здании германского посольства (скорее всего, уже взятом под охрану НКВД). Его провели в кабинет теперь уже бывшего посла, где тот, кратко выразив свои сожалении по поводу начавшихся событий, предоставил слово Вальтеру, который неделю назад был в командировке в Берлине. В своем официальном дневнике Павлов пишет об этом так:

«В Берлине в беседе с одним чиновником протокольного отдела министерства иностранных дел он, Вальтер, получил заверение, что если что-нибудь случится, то к персоналу советского посольства и торгпредства будет проявлено самое благожелательное отношение. Персонал посольства и торгпредства будет размещен в специально отведенном хорошем отеле Берлина. Будут приняты меры к обеспечению выезда в СССР всего состава торгпредства и посольства в количестве 325 человек. Будет разрешено также выехать соответствующему количеству советских приемщиков, которых насчитывается в настоящее время 700 человек. Я спросил Вальтера, что значит “соответствующее”? Он ответил, что вообще в международной практике не принято, в случае состояния войны между двумя странами, передавать другой стороне всех ее граждан. Обычно эвакуация ограничивается рамками посольства и консульств. В этот момент в разговор вмешался Шуленбург и заявил, что в данном случае речь идет о приемщиках – советских гражданах, которые были командированы в Германию и которых нельзя считать частными лицами. Он, Шуленбург, будет ходатайствовать о выезде из Германии всех находящихся там приемщиков. Я заметил, что приемщики – это те же сотрудники торгпредства и, следовательно, они также подлежат эвакуации. Вальтер начал говорить, что это небольшой вопрос. Он уверен, что все приемщики, вероятно, будут выпущены (почему-то выезду приемщиков уделено особое внимание, о выезде экипажей советских судов, например, даже не упоминается).