Постановление Совнаркома и ЦК ВКП(б) «О строительстве автозавода в районе Камышина». Страницы 1 и 2

В повестке дня заседаний Политбюро оно зарегистрировано как Решение Политбюро «О строительстве автомобильного завода на 100 тыс. грузовых трехтонных автомобилей с дизельмотором в г. Камышине и заводов смежной промышленности в районе Камышина (пост. СНК и ЦК)», п. № 34/76 от 20 июня 1941 г. Этот документ уникален. Во-первых, это единственный зафиксированный случай, когда Сталин перед самой войной вдруг сам открыто выразил опасение по поводу возможного удара врага со стороны западной границы. До того времени он лишь одергивал или успокаивал всех, кто подобные вопросы поднимал – в первую очередь Тимошенко и Жукова. Что изменило его позицию? Их тревожные доклады и донесения разведки и пограничников? Или собственная интуиция? Или отсутствие реакции Гитлера на реверанс в его сторону в виде «Сообщения ТАСС от 13 июня 1941 г.»? Тогда почему тревога вождя не распространилась на другие решавшиеся в то время вопросы, гораздо более актуальные? Почему он не разрешил войскам занять предполье, не дал команду выдать в передовых частях боеприпасы и горючее? Более того, буквально на следующий день, 21 июня, вышли два последних предвоенных решения Политбюро: П. № З4/93 «О выделении из резервного фонда Совнаркома СССР средств на строительство артиллерийских заводов в г.г. Купянске и Лиски и строительство теплоцентралей на этих заводах» и П. № З4/94 «Об ускорении ввода в действие авиамоторного завода № 452 НКАП в Днепропетровске» (постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б)). А ведь Купянск и Днепропетровск – это та же Украина, они рядом с Кременчугом. Почему же опасение вождя о близости границы в это же время не распространилось на них?

Я перебрал возможные варианты объяснения этого его совершенно выпадающего из нормы тех дней решения по поводу строительства автозавода в Кременчуге. Единственное, что я смог предположить: решение о переносе строительства этого автозавода в другой город было принято и оформлено по какой-то конкретной хозяйственной причине – например, вдруг выявилась невозможность осуществления этого проекта на Украине, – а сталинская резолюция появилась после начала войны и должна была продемонстрировать не только его прозорливость, но и его отрицательное отношение к гитлеровской Германии, исключающее даже намек на возможность какого-либо его сотрудничества с Гитлером накануне войны.

В этом документе следует отметить еще три загадочных момента.

Во-первых, нарком Малышев пишет в сопроводительном письме: «По Вашему указанию…», из чего следует, что Сталин не только знал о намерении строить автозавод в Кременчуге, но даже дал команду наркому Малышеву прислать проект постановления об этом.

Во-вторых, получается, что за 1–3 дня были просчитаны и включены в новое решение все цифры по проектированию и строительству шести (!) заводов в Камышине (кроме автозавода еще пяти заводов-смежников: автоэлектрооборудования, автоприборов, аккумуляторного, электроосветительной арматуры и метизов). Такая оперативность вызывает удивление.

В-третьих, пунктом 6 принятого решения отменено решение по строительству завода в Кременчуге, принятое аж в 1935 г. и почему-то не выполненное до 20 июня 1941-го.

И последнее. Пространная резолюция Сталина на письме наркома среднего машиностроения Малышева не меньшая ему оплеуха, чем коррективы вождя на приказе наркома обороны Тимошенко. Почему-то и Малышев оказался не в курсе загадочных сталинских планов и соображений. Кстати, очень похоже, что вождь писал свои замечания на обоих этих документах в один день – 18 июня 1941 г. (Если только сентенцию по поводу недопустимости строительства автозавода на Украине он не позволил себе после начала Великой Отечественной, задним числом, чтобы отмести даже возможность подозрений по поводу сотрудничества а уж тем более координации действий с Германией).

Далее я привожу фотокопии подлинных важнейших Решений Политбюро за период с 18 июня по 3 июля 1941 г.

Важнейшие решения Политбюро за 18 июня – 3 июля 1941 г. (выборка) (РГАСПИ. Д. 1041. Протокол № 34)

П. 34/53 от 18.VI.41 г. «О первом секретаре Новосибирского обкома ВКП(б)». Это последнее предвоенное решение с визой Жданова и Сталина.

П.34/90 от 21.VI.41 г. «Об отпуске Дукельскому» (нарком морского флота. – А. О.). Это последнее предвоенное решение Политбюро с подписью Сталина. Похоже, что вождь поставил ее прямо на медицинском заключении, когда 19 июня Микоян провожал его в Сочи.

П.34/95 от 22.VI.41 г. «О мобилизации военнообязанных по Ленинградскому, Прибалтийскому особому, Западному особому, Киевскому особому, Одесскому, Харьковскому, Орловскому, Московскому, Архангельскому, Уральскому, Сибирскому, Приволжскому, Северо-Кавказскому и Закавказскому военным округам». Ни единой визы и надпись Поскребышева: «Указание т. Сталина – опубликовать. А. П. 22/VI».

П.34/96 от 22.VI.41 г. «Об объявлении в отдельных местностях СССР военного положения». А здесь еще удивительней – Решение Политбюро о начале военных действий не имеет ни одной визы, есть лишь ссылка на публикацию в газете «Правда» от 23 июня 1941 г. Даже не сказано, что началось – война или военный конфликт. И не указано, с кем. Это все не случайно, все имеет смысл и не может быть объяснено иначе, как тем, что еще не было известно, с кем начнется война, когда окончится возникший конфликт.

П.34/112 от 24.VI.41 г. «О мероприятиях по борьбе с парашютными десантами и диверсантами противника в прифронтовой полосе» (правка Сталина)

П.34/114 от 24.VI.41 г. «О выделении муки и кукурузы для УССР», явно довоенное письмо, доставленное в Сочи 23.V

П.34/126 от 26.VI.41 г. «О мероприятиях по борьбе с парашютными десантами и диверсантами»

Шифровки должны были вручаться лично адресату и то, что это решение Политбюро было оформлено по единственной записи Поскребышева «Т. Сталин за. Оформить», подтверждает, что вождя не было в Москве, а его согласие было получено по ВЧ-связи.

Четыре решения (№ 116, 117, 121 и 172) написаны одной рукой, на листках из одного блокнота, в один день, по вопросам одного руководителя – секретаря ЦК по пропаганде Щербакова. Из этого следует, что, скорее всего, вождь вызвал Щербакова в Сочи, он вылетел туда и вернулся в Москву тоже самолетом вечером 24 июня (согласно «Кремлевскому журналу» вместе со Ждановым и Супруном). Во время встречи со Сталиным Щербаков, пользуясь случаем, написал несколько решений и тут же получил подпись вождя. По приезде в Москву три из этих решений были оформлены «от 25 июня», а одно (о Стукалове) – «от 2 июля». Это подтверждает, что дата решения ПБ могла не соответствовать реальной дате его подписания Сталиным.