— Чисо не тама, ге не мусря, а ге убрают!

— Что? — не поняла мать.

Шеремех, ощутивший в дите родственную в смысле дикции душу, мысленно перевел:

«Чисто не там, где не мусорят, а там, где уби­рают!» — и озаренно разинул рот: вот он — нужный издателю хэппи-энд.

И главное, ничего не придется врать: все прав­да, все из жизни!

Как всегда торопясь, Шеремех не дал себе минуты, чтобы подумать. Поэтому и понял он из случившегося перед Храмом далеко не все.

Но это до него дошло гораздо позже.

Когда он узнал, что ЧАМа спешно вызвали в Москву.

Пока еще свидетель

В Катеринбурге все, кому полагалось, знали, что ЧАМ полетел в Москву не просто так, а по пер­сональному вызову руководства Главной Партии России, организованной кремлевским чиновничес­твом, и с энтузиазмом поддержанной чиновничест­вом местным.

Той самой Партии, верхушка которой долго колебалась, кого поддержать на ближайших гу­бернаторских выборах в Свердловской области: его, ЧАМа, или нынешнего губернатора Россиля. Но когда через давно подкупленных людей ЧАМ переправил этой верхушке ту самую, изготовлен­ную спившимся Абсентом, запись разговора между Россилем и Бирезовским, реакция последовала не­замедлительно.

Ему позвонил САМ-ПОМОЩНИК-ТОГО-КОГО-ЛЮБЯТ-ВСЕ и сказал:

—  Аркадий Михайлович, срочно вылетайте. Ваша просьба о встрече с Генпрокурором удовлет­ворена. Желательно, чтобы у вас с собой были все материалы, необходимые для разговора.

—  На какое время я могу рассчитывать? — с вежливой почтительностью спросил мэр Катерин­бурга. — Сколько он мне уделит?

—  Столько, сколько будет нужно, столько и уделит.

«Ого!» — положив мокрую от внезапного пота телефонную трубку, подумал ЧАМ, почтительно глядя на портрет ТОГО-КОГО-ЛЮБЯТ-ВСЕ.

Время Генпрокурора расписано по минутам, и то, что он готов отложить все ради беседы с ЧА-Мом, говорило о том, как высоко теперь взлетит мэр. Пока еще только мэр.

А ведь он почти четыре года пытался про­биться на прием к Генпрокурору, потратив на это миллионы долларов и послав в Москву тонны бумаги с изложением всякого рода компромата на Россиля. Ничего не действовало.

Может быть потому, что параллельно в Мос­кву тек поток не менее живописных бумаг и из особняка губернатора. Эти потоки уравновешивали друг друга, и кремлевцы просто складывали доно­сы, не читая, в ожидании знака свыше.

Кому не повезет, о том, де, и почитаем.

И вот теперь, чтобы перевесить все, хватило всего одной махонькой магнитофонной кассетки, на которую для правдоподобия было переписано изделие Абсента.

Сидя в самолете, ЧАМ обдумывал, что нужно срочно изменить в сценарии почти готового теле­фильма о нем. Придется переснять эпизоды, ког­да он во главе толпы чиновников обходит самые благоустроенные улицы города и, обращаясь к жителям других, менее везучих в смысле благоуст­ройства улиц и дворов, обещает, что и на их улице будет чистота и праздник.

Если, разумеется, они проголосуют за него.

Раньше это было правильно и актуально.

Но теперь ситуация менялась в корне. Теперь ему нужно говорить не о каких-то дворах, в кото­рых быдло, гадя под себя, засирает все, что можно и нельзя. Хватит с ними заигрывать. В конце концов, он им не дворник какой-нибудь, а ГЛАВА города и будущий ГЛАВА области, а возможно и...

Впрочем, об этом еще рано.

Но все равно, теперь нужно сказать в камеру о более масштабных вещах. Например, о том, что засилье старичья в руководстве — в том числе, и в руководстве того самого титанового объединения — мешает росту производительных сил. И о том, что теперь всем ясно, что ЖКХ можно поднять только в том случае, если оно будет в руках у та­ких проверенных менеджеров, как Чубчик... Хотя нет. О конкретных фамилиях еще рановато.

Да и вообще: не царское это дело, о каком-то ЖКХ говорить. Для этого у него есть замы. Кото­рые, в случае чего и ответят...

ЧАМу, пребывавшему в прекрасных мечтах, показалось, что самолет долетел до столицы за считанные минуты. А когда он увидел, что возле специально поданного к носовому люку трапа его ждет лаково сияющий черный мерс с номерами Генпрокуратуры, от восторга сжалось горло.

Да было трудно, да, порой казалось, что Рос­силь — неодолим. Но он все выдержал. Он как тот самый Давид из притчи поверг обнаглевшего Голи­афа, и дал восторжествовать справедливости!

Волнение душило мэра. И когда молодой под­тянутый референт предупредительно открыл перед ним заднюю дверцу «мерса», ЧАМ смог только кив­нуть. Словно догадавшись о его состоянии, севший впереди референт почтительно сообщил:

— Жарко? Если вам хочется пить, Аркадий Михайлович, слева дверца бара.

ЧАМ открыл бар, сглотнул слюну, но пить не стал. Еще не хватало ему потеть на столь ответс­твенной встрече.

Кабинет Генпрокурора оказался не так ог­ромен, как ожидал ЧАМ. Пожалуй, он был даже меньше, чем его собственный. А вот то, что ело­зивший щеками по погонам чиновник даже не привстал при его появлении, а только кивнул на стул возле длинного стола, ЧАМ счел как должное. Он и сам никогда не вставал при появлении глав районов. Каждый должен знать свое место и свой чин. Да и не просто это — вставать из-за стола с его комплекцией.

— Здравствуйте, Аркадий Михайлович, — по-дружески протянул ему через стол руку Генпроку­рор, все-таки шевельнувшись, так, что это можно было расценить, как попытку привстать. — При нашем разговоре будет мой помощник. Он запрото­колирует, что вы расскажете. Не возражаете?

— Здравствуйте. Ни в коем случае! Ради этого я и прибыл. Мой долг вывести на чистую воду всю эту... всех этих...

— Хорошо, хорошо, — покивал Генпрокурор, и посмотрел на помощника. — Начинайте.

— Ваши фамилия, имя, отчество? — суховато спросил помощник у ЧАМа, прицеливаясь ручкой к графам бланка. — Извините, но так положено.

— Ничего, я понимаю, — по-свойски улыб­нулся мэр, торопливо прикидывая, что он первым делом расскажет, когда у него спросят о мафиоз­ной деятельности Россиля. — Аркадий Михайлович Чирнецкий.

— Дата и место рождения?..

Когда ЧАМ подписался в знак того, что пре­дупрежден об ответственности за дачу ложных показаний, Генпрокурор одобрительно кивнул, а помощник вставил в пасть переносному магнито­фону знакомую кассету:

— Что вы можете рассказать по поводу этой записи?

«— ... Но я же не отказываюсь помочь, если мы сумеем договориться по основным пунктам. Мне нужен титановый комбинат. Понимаете? Он мне нужен весь!

— Да, губа у вас не дура! Это вотчина Россиля, он титан просто так не отдаст».

ЧАМ облился липким и тягучим потом.

Он узнал эти слова. Он выучил их наизусть, пока они с Кунгусовым, разрабатывая сценарий, обсуждали каждое слово, каждое междометие, ко­торое должно быть на пленке.

Он узнал голос Бирезовского. Он узнал и вто­рой голос, но никак не мог поверить в то, что он услышал.

Это был не голос Россиля.

Это был его собственный голос.

И только тогда ЧАМ понял, что означает шапка на только что заполненном помощником Генпрокурора бланке:

«ПРОТОКОЛ допроса свидетеля по делу...»

—Да вы не волнуйтесь, Аркадий Михайлович -улыбнулся Генпрокурор,- Вы ПОКА свидетель по «делу Березовского». Но пришлось о Вас как свидетеле поднять разные бумаги. Вот, Вы тут с Ходарковским, который из «ЮКОСА», украли деньги. Выделенные на строительство метро в Екатеринбурге. А это 10 миллионов долларов. А метростроители голодали из- за невыплат зарплат. Вот тут еще...

—Я не крал, это Кунгусов...- ЧАМ вытер пот со лба.

—Нам ПОКА это не важно. Мы ПОКА разби­раемся с птицами большого полета. Бирезовский, Гусинский, следующий будет Ходарковский, а потом и Чубчик с Обрамовичем. А Вы сейчас как бы под негласной подпиской о невыезде. То есть официально Вас не обвиняют, но если будете со­трудничать...

— Я все понял, я все понял...

— И последнее предупреждение. Не надо Вам ходить на выборы мэра Катеринбурга. Не стоит прятаться за чиновничью непркосновенность.